Мария Перцева - Сказочка
И не важно, питаешься ты трупами или же ешь на обед манную кашу с цукатами. Все едино: в назначенный час ты бредешь на берег, садишься и ждешь. Ждешь счастья, радости, любви.
Опять любовь. Какое глупое упорство. Неужели для настоящего счастья человеку обязательно нужен еще кто-то? Неужели ему мало самого себя? Что за глупый групповизм, где, для того чтобы как следует порадоваться жизни, надо обязательно найти себе пару?
Одному трудно? Хорошо. Но тогда любовь не для сильных.
Одному скучно? Значит, любовь не для умных.
Вот и выходит, что любовь — привилегия моральных калек. Другое дело — секс…
Тут Анфиса вспомнила Филю и не стала развивать тему дальше. Секс он и есть секс.
Итак, ведьма ждала принца. Анфиса попробовала проанализировать, почему ее так раздосадовал этот факт. Нет, конкретно против самой ведьмы она ничего не имела. Раздражало не это наивное ожидание. Обидно было, до чего же однообразен оказался этот мир! Везде одно и то же тупое поклонение любви. У Анфисы в голове не укладывалось, как может столько безумных, великих страстей кипеть вокруг столь бессмысленного, неосязаемого ориентира. Забавляло только одно: сколь диаметрально противоположные формы принимала эта всепроникающая любовь — кто-то ждал Алые паруса, а кто-то — «Летучего голландца».
— Ты что, действительно веришь, что он приплывет? — саркастически спросила Анфиса ведьму.
Девушка медленно подняла на нее печальные глаза и тихо прошептала:
— Нет…
«А чё сидеть тогда?» — хотела заметить Анфиса, но вдруг, поняв всю противоречивость ведьминого ответа, удивленно спросила:
— Почему?
— Он не может. Бабки говорят, он никогда не приходит просто так. Ему нужна Дань.
— Ишь ты какой корыстный! — возмутилась Анфиса. — Хотя постой. Теперь это уже больше смахивает на правду. Если уж даже по рассказкам он наделен столь негероической жадностью, вполне возможно, что твой жених существует на самом деле.
— Он существует, — убежденно закивала ведьма. — Но Дань… — тут она снова сникла. — Я никогда не смогу ее заплатить. У меня ее никогда не было…
— И что же это за такая мистическая дань? — заинтересовалась королева.
— Жизнь, — прошептала девушка.
— Что?!
— Ему нужна Жизнь.
Анфиса изумленно почесала затылок:
— Всего-то? Да-а, у твоего женишка губа не дура.
— Он никогда не приплывет, — тихо произнесла ведьма и отрешенно уставилась на горизонт.
— Да, мало радости в такой мечте, — согласилась Анфиса, усаживаясь рядом. — Слушай, — оживилась она. — А если зарезать кого-нибудь?
— Не-е, — протянула ведьма. — Ему нужен не труп. Ему нужна Жизнь.
— Жизнь! — передразнила королева. — Как он ее хочет получить? В баночке? В коробочке?
Вдруг в глазах ее что-то промелькнуло, и через секунду королева сияла, как начищенная копейка.
— Чего это ты рассиялась? — подозрительно спросила ведьма.
— Это я от гордости, — пояснила королева.
— За кого?
— За себя, конечно же! Больше я здесь достойных примеров не вижу.
— И есть повод? — не унималась ведьма.
— Фу, какая ты зануда! Даже если б его и не было. Но он есть. Я нашла для тебя Жизнь.
С этими словами она сняла с шеи тяжелую золотую цепь с камнем и протянула ее ведьме.
— Что это? — спросила та, беря цепь.
— Королевский медальон.
— Зачем он мне?
— Рыбу глушить! — разозлилась Анфиса. — Слишком много вопросов задаешь.
— Но объясни, что это за медальон? И чья жизнь в нем заключена?
— Моя.
— А если его сломать?
— Будет сломанный медальон.
— Тогда в чем смысл твоего подарка? — нахмурилась ведьма.
— Все очень просто. Такими медальонами король награждает людей, которых берет под свое покровительство. С этого момента все действия, направленные против этих людей без ведома короля, являются противозаконными и караются смертной казнью без суда и следствия. Но таких людей очень мало. Гораздо больше других, не обладающих медальонами. Жизнь этих полностью зависит от капризов сильных мира сего, иными словами — не стоит и ломаного гроша. Следовательно, в этом медальоне, хоть и формально, заключена моя жизнь.
Тут Анфиса подмигнула ведьме:
— Опустим тот факт, что я королева.
— Ты уверена, что подействует? — засомневалась ведьма, вертя медальон в руках.
— А то! — крикнула Анфиса, уже карабкаясь по склону. — Только ковырять его особо не советую. Там внутри запаяна моя миниатюра. Тогда и ежу станет понятно, чья жизнь в этом медальоне.
— Постой! — окликнула ведьма удаляющуюся фигуру. — А что, если Он все равно узнает о тебе?
— Ну… — задумалась на секунду королева. Но тут же рассмеялась:
— Тогда передай ему, что я уже замужем!
— Итак, ваше величество, — подвел итог архиепископ, — настал черед решительных действий!
— Это вы о чем, святой отец? — заулыбался король.
— Прекратите паясничать! — вспыхнул отец Симон. — Вот уже битый час я взываю к вашему разуму. Неужели вы не видите: королевство в опасности!
— Да разве?! — ужаснулся король.
Но глаза его по-прежнему смеялись.
— Слепец! — взревел отец Симон. — Королевство на краю пропасти! Если вы и дальше будете позволять ей вести себя подобным образом, его неминуемо ждет гибель! Такова будет кара Божья. Мы приютили у себя слугу Сатаны!
— Доказательства? — кротко вопросил Филипп.
— О, их предостаточно! Ее святотатствам нет конца! Взять хотя бы это выступление на коронации два года назад. Вспомните, к чему она призывала. Уподобиться Богу!
— Это политика, — заметил Филипп. — А она, согласитесь, зачастую идет вразрез с религией. Я не вижу в этом вины ее величества. Того требовала ситуация.
— Хорошо, — не унимался архиепископ. — А эти гипсовые бюстики, которые она пустила в массовое производство? Это ли не святотатство?! Одна надпись на них чего стоит: «И. Христос — Божий сын»! А эти рисуночки, где Он же в составе банды двенадцати апостолов ищет путь на небо, с гнусным названием «Библейские комиксы»?
— Не вижу в этом ничего предосудительного. Каждый выражает свою любовь к Богу по-своему. К тому же, святой отец, вы не можете отрицать, что эта религиозная пропаганда принесла нам немалый доход. Если не ошибаюсь, даже Святая Церковь обзавелась парочкой гипсовых Иисусов?
— Грех зарабатывать на вере! — прогремел отец Симон.
— Неужели? — усмехнулся Филипп. — А как же церковная десятина?
Но архиепископ, не слушая его, продолжал обвинительный список:
— Двадцать четыре Восьмых марта в году! В результате чего крестьянские бабы стали выбрасывать своих мужиков из дома, объединяться в так называемые «коммуны» и ходить строем по деревням — бить чужих мужиков.
Безнадежно испорченная ночь на Ивана Купалу, когда, вместо того чтобы бросать веночки в воду и искать цветы папоротника, все, понаделав бумажных гвоздик, дурацких лозунгов и фанерных голубок, ночь напролет бродили по лесу и распугивали зверье. Даже если там что-то и расцвело, они все равно это затоптали.
«Канава дружбы»: через все королевство прорыли траншею, по которой теперь шастает всякая шваль из других королевств и торгует с вашими подданными. Порядка — никакого!
Ночные клубы, где молодые отроки крайне непристойно двигаются под дьявольскую музыку.
Юные девицы, потерявшие всякий стыд и девичью гордость, не срамятся публично показывать всем телеса свои, дабы зрители выбрали из них самую красивую! И не понимают, безбожницы, что ввергают тем самым народ во искушение. Близок, близок час расплаты!
И наконец, последнее. То, за что вечно будем мы гореть в геенне огненной!..
— Ковчег завета, — засмеялся король. — Да, много гранита угрохали. Но зато какой ажиотаж! Паломники валом валят на наши «святые земли». Экий вы, ваше преосвященство, привереда! Вам, можно сказать, повезло: теперь ближе всех к Господу находитесь. А вам все не так! Вы уж из меня-то дурака не делайте. Мы-то с вами знаем: в рай нам в любом случае дорога заказана. Ну а насчет королевы… Что-то не заметил я на ней печать гнева Господня. А уж по вашим прогнозам давно пора. Есть у меня одно подозрение. Больно гладко у нее все идет.
Тут король заговорщицки подмигнул архиепископу:
— Видать, снюхались они с Боженькой-то.
И, не дав отцу Симону излить свой гнев, продолжил:
— Меня беспокоит другое. В последнее время ее величество сильно изменилась. С ней что-то происходит. Она стала замкнутой и предпочитает проводить время в одиночестве.
— В одиночестве ли? — закинул удочку архиепископ.
— Измена? — печально усмехнулся король. — Хорошо бы, если так. Ведь тогда как все просто объясняется. Но тут что-то другое. Для того чтобы кому-либо изменить, надо этому «кому-либо» быть чем-то обязанным. А она свободна от обязательств.