Юрий Козлов - Ночная охота
— В магазинах не спрашивают партбилетов, — усмехнулась Елена, — заходи, бери сколько хочешь любой.
— Тогда зачем тебе было в партию?
— Не помню, — посмотрела на него Елена. Антон подумал, что никогда еще не видел таких синих глаз. — Да, наверное, это уже не имеет значения. Я подумала, что чего-то не поняла насчет свободы и демократии.
— Как звали твою мать? — задал Антон еще один глупый вопрос.
— Лайт, — ответила Елена, — на атлантическом диалекте это означает «свет». Когда я потеряла сознание на танкере, вплывающем в смертельную полосу, мне показалось, что мать смотрит на меня из желтого свечения и сама… светится. Она почему-то смотрела на меня с большой грустью. Хотя, конечно, этого не было.
— Лайт, — зачем-то повторил Антон. — Лайт…
В этот момент в груди Елены раздался мелодичный звонок. Елена быстро допила остатки папоротникового самогона, отбросила в сторону бутылку. Она спружинила о сухой куст, покатилась по склону.
— Ну, будь здоров! — подмигнула Антону Елена. — Сделай все, как договаривались.
— Елена! — крикнул Антон. — Ты мне ничего не рассказала!
— Почему?.. — замедленно улыбнулась Елена. — Я тебе все рассказала. Неужели ты не понял?
— Чего не понял?
— Во-первых, не заводи детей. Во-вторых, никогда не вступай ни в какую партию. И в первом и во втором случае тебя ожидают большие разочарования.
Антон понял, что она специально ему ничего не сказала. Но почему? Как бы там ни было, больше он ничего не узнает. Антону показалось, что он прожил за этот час короткую, но очень напряженную жизнь. И вот она оборвалась на самом интересном, и он вернулся в свою — безысходную и опасную — жизнь. Антон сидел под деревом на траве рядом с умирающей старухой, а до загадочной страны были тысячи и тысячи километров.
— Не беспокойся, Елена, — пробормотал Антон, — я похороню тебя как надо, звери не разроют. Но я так и не понял, зачем ты…
Она стиснула его руку. Антон замолчал. Елена дышала ровно, как во сне, но глаза ее оставались открытыми.
В этот момент сзади послышался то ли стон, то ли хрип. Антон прыгнул за дерево, выхватил пистолет. Но тут же отпустил. По тропинке на карачках полз окровавленный, изувеченный инвалид по имени Теллер и что-то мычал на диалекте. Антон сразу понял, что Теллер не жилец. У него были прострелены обе — нога и культя — нижние конечности, единственная рука висела как плеть. Рубашка на Теллере была разорвана. Под ключицей Антон разглядел аккуратное пулевое отверстие. Вокруг дырки шипела, пузырилась розовая пена. Теллер мог умереть в любое мгновение. Антон не представлял, как у него хватило сил приползти сюда. За Теллером, как ковровая дорожка, тянулся широкий кровавый след. По следу могли прийти те, кто не добил его! Антон пробежал по тропинке до оврага. Склон был чист. Когда он вернулся, Теллер лежал лицом вниз у ног Елены.
— Кто убил его? — Антон схватил Елену за плечо. На ее лице застывала блаженная улыбка. Елена открыла глаза.
— Он сказал, что за ним не гонятся, — неожиданно отчетливо и громко произнесла она. — Он прыгнул в реку, его принесло сюда течением.
— Wer? Wofur? — на европейском диалекте говорил школьный друг Антона Бруно. Антон кое-что помнил.
У Теллера пошла горлом кровь. Слова как бы выплывали из горла вместе с кровью. Антон разобрал лишь «Fliegen» и «Maschinen». Этого было, впрочем, достаточно. Теллера убили прилетевшие на самолете или вертолете.
— Они убили всех, — подтвердила Елена. — Их трое. Они приземлились прямо перед инвалидным домом. Его прислал Гриша. Они распилили Гришу живого пилой. Теллер видел. Он лежал в мастерской, они думали, что он мертвый. Теллер хочет предупредить нас. Инвалиды никому не делали зла.
Антону стало жалко старуху. Она хотела умереть спокойно. Но жизнь напомнила о себе. Кровью и смертью. Вдруг сделалось оглушительно тихо. Антон услышал, как наверху плачет или смеется ветер, как пышное облако с трудом протискивается сквозь холодный, синий, как глаза Елены, воздух. Ему стало не по себе. Он шагнул в сторону. Что-то тяжелое и острое сильно ударило его в плечо, опрокинуло на траву. Плечо мгновенно сделалось горячим, мягким и влажным. Антон знал эту горячую мягкую влажность — по плечу струилась кровь. Он прокатился по траве, укрылся за лежащим Теллером, перебросил скорострельный пистолет Омара в стреляющую правую руку, установил упор на изувеченном теле еще живого инвалида, выпустил пять пуль во что-то серо-черное, предсмертно кричащее, нелепо прыгающее по земле.
Это была огромная гладкая птица с длинным, острым, как стилет, костяным клювом. Она растянула на земле крылья, словно задалась целью покрыть как можно большее пространство. Пять пуль — ей выдалась царская смерть. Ветер шевелил невесомый серый пух на шее птицы. Давненько Антон не имел дела с птицами. Наверное, они уже вывели птенцов, у них появилось много свободного времени. Если бы Антон не шагнул в сторону, птица ударила бы его клювом-стилетом точно в шею. И лежать бы здесь не двум, а трем трупам. Птица потеряла голову от вида дымящейся крови и мяса. Живой Антон мешал ей. Птица знала нелепый обычай живых — зарывать мясо в землю.
Рана, к счастью, оказалась неглубокой. Антон был в кожаной куртке Омара. В куртку были вшиты металлические пластины. Птица пробила клювом пластину насквозь. Антон сорвал лист подорожника, прилепил к ране и забыл о ней.
Елена и Теллер успели в эти минуты умереть. Странно, но у Елены, умершей блаженной смертью, и у Теллера, умершего от ран, были одинаково спокойные, просветленные лица. Антон всегда думал, что Теллер — животное, но тут вдруг увидел, что у него умное, доброе лицо. Сходство лиц навело Антона на мысль похоронить их в одной могиле. «Для Теллера это честь, — подумал он, — и Елена будет не в обиде. Коммунисты-тоталитаристы любят массовость, общие одеяла. Пусть даже одеяло из земли».
За час Антон, не обращая внимания на добавившуюся ко всем его повреждениям боль в плече, выкопал достаточно глубокую и широкую яму, выстелил низ ямы прутьями. Завернул Елену и Теллера в тряпки, уложил на дно ямы, на прутья. Подумав, поставил между ними невысокую фанерную перегородку. «Хоть и одно одеяло, — решил Антон, — но могилы как бы разные». Елена была легкая, как ребенок. Теллер, напротив, оказался на редкость тяжел. Антон едва дотащил его.
Он забросал яму землей, слой за слоем утаптывая ее. Потом выложил верх земляного одеяла дерном, чтобы черная заплата не выделялась посреди травы. Принес на дерн несколько охапок опавших листьев. Спустился с пригорка, посмотрел вверх. Догадаться, что здесь могила, было невозможно.
Ничто в мире отныне не напоминало о недавнем существовании двух людей — Елены и Теллера.
15
Антон вступил во владение имуществом Елены. Набив табаком ее выдолбленную из корня трубку, он вытер со лба пот, присел на пенек. Антон и помыслить не смел противостоять трем вооруженным убийцам. Что ему до инвалидов? Мало сильных, здоровых людей погибали у него на глазах? Да и не чувствовал Антон в себе решимости — в бой. Во-первых, после вчерашнего и сегодняшнего все болело. Во-вторых, если он не смог совладать с одной Золой, не говоря об Омаре, где ему справиться с тремя во всех отношениях превосходящими его профессионалами?
Но почему-то стояли перед глазами: израненный Теллер — с простреленными ногами он предпринял путешествие по реке, потом долго полз по склонам, оставляя за собой широкий кровавый след; Елена — засыпая, умирая, она нашла в себе силы четко произнести: «Инвалиды никому не делали зла».
О том, какую смерть принял Гриша, Антон предпочитал не думать. Он слышал, что некоторое время после смерти мертвых волнуют земные дела. Они как бы находятся рядом с живыми, которых просили о чем-то перед смертью, помогают им в меру своих сил. Никто, правда, не знает точной меры этих сил. Антон испуганно посмотрел по сторонам. Елена, Теллер — они где-то здесь рядом — ждут, смотрят на него.
Чего ждут?
И остальные инвалиды, должно быть, сейчас ковыляют по склонам — через овраг, мимо дачного поселка, вдоль реки. Им нелегко дойти… Или после смерти они не испытывают затруднений в передвижении? Антон в последний раз затянулся, выколотил трубку, обреченно поднялся с пенька.
У него было два скорострельных пистолета, достаточное количество патронов и страшный тесак Омара. На его стороне был фактор внезапности. Прилетевшие труженики смерти вряд ли ожидают нападения. Антон в последний раз оглянулся на могилу. Вернется ли он когда-нибудь сюда?
Поначалу Антон не испытывал ничего, кроме усталости и отупения. Так с ним случалось и прежде: сознание отключалось, иначе можно было сойти с ума. Миром управляло зло. Противиться злу было все равно что противиться смерчу, землетрясению, волне-цунами, проникающей радиации. К примеру, законы страны запрещали убивать школьников. Каждый случай расследовался. Но это была ненадежная защита. При встрече с вооруженными, да и невооруженными людьми Антон обычно опускал глаза. Встречаться взглядами с себе подобными было опасно. Он и сейчас шел по тропинке опустив глаза.
