Юрий Козлов - Ночная охота
Антон так засмотрелся на расстрел бронированного зверя, что не сразу понял, откуда перед лобовым стеклом возникли деревья. Чтобы не врубиться в них, он резко взял вверх, и в этот самый момент услышал пронзительный крик стреляющей из пулемета Слезы. Верхушки деревьев еще цепляли полозья, скребли по брюху вертолета, еще звенел в ушах пронзительный крик Слезы, а Антон уже знал, что случилось непоправимое и что он тому виной.
— Я не хотела, — сказала Слеза, когда ввинтились в чистое синее небо. — Ты должен был смотреть куда летишь.
Антон вдруг сообразил, что незачем им в чистое синее небо. Развернулся, снизился, посадил вертолет возле заглохшего, прошитого пулями джипа Золы.
Она была еще жива, и это было в высшей степени странно — большая пулеметная пуля сидела у нее под лопаткой. Единственным объяснением могло быть, что это не прямое попадание, а рикошет от железа. Прямое попадание разорвало бы бедную подругу Антона в клочья.
Ее лицо всегда было пепельным. Но если прежде это был пепел, под которым прятался красный огонь жизни, сейчас — остывающий без огня пепел, пепельный до белизны, до серой белизны праха после многократного сожжения.
Антон стоял перед умирающей Золой, и ему было нечего сказать ей.
— Ты не виноват, — у Золы достало сил взять своей холодной рукой его живую теплую руку. Антону стало стыдно, что у него живая теплая рука. — Там были деревья, я видела. Вы бы врезались. Мне надо было уйти в сторону, но я не сообразила. Ты с кем?
— Что? — подлейшим образом злоупотребил ее истекающим временем Антон.
— Ты с кем? — повторила Зола. Рука ее сделалась еще холоднее.
— С Конявичусом, — ответил Антон. — Он стрелял в другую машину. Я виноват. Я не заметил деревья. Мы искали тебя…
— Я думала, ты с этой… из газеты, — отпустила его руку Зола. — Если бы ты был с ней, я бы…
— Позвать Коня? — спросил Антон.
— Он не успеет, — одними губами улыбнулась Зола. — Похорони нас… поглубже. Я не хочу, чтобы нас съели… люди или звери.
— Нас? Ах да… — Антон вспомнил, что Зола беременна. — Конечно. Прости меня.
— Сними с меня пояс… Там драгоценности. Те самые. И посмотри у тех… Они бежали не с пустыми руками.
— Они хотели отнять у тебя драгоценности? Почему ты не бросила им пояс?
Зола не ответила. То ли солнце так светило, то ли по какой другой причине, но когда Антон склонился над ней, то увидел собственное отражение в ее зрачках. Крохотный, он поместился там во весь рост, а вокруг было чистое синее небо. Антон понял, что Зола умерла, провел теплой живой дрожащей ладонью по ее холодным глазам, опустил веки.
Он вытащил мертвую Золу из джипа, опустил на землю. Пошел к вертолету за лопатой.
— Все? — спросила Слеза.
— Да, — ответил Антон. — У нее драгоценности в поясе, посмотри.
Начал копать.
— Музейные драгоценности! — воскликнула Слеза. — Да с таким богатством мы… Господи, да мы теперь… В Вене…
— Посмотри в другой машине, — сказал Антон, — она говорила, что и те не пустые.
Земля была твердая, сухая. Она стекала с лопаты, как вода с зеркала.
— Здесь золото и камни. Этому нет цены, — бросила к его ногам Слеза тяжелую кожаную сумку. — Чем ты занят, сынок?
— Как ты думаешь? — спросил Антон.
— Думаю, ты копаешь могилу, — невозмутимо ответила Слеза.
— Ты права, — сказал Антон. — Кто в машине?
— Гвидо, Николай и этот… второй владелец помпитов…
— Флориан.
— Надо сжечь их машину.
— Я не верю, что они пустились в дальний путь без коньяка, — сказал Антон.
— Уже достала, — удивленно посмотрела на него Слеза. — Ящик коньяку, ящик продуктов, ящик патронов. Ты хочешь рыть лопатой?
— Ну не х… же! — Присутствие Слезы начало раздражать Антона.
— Когда нет времени, могилы роются вот так! — Слеза вытащила из-за пояса гранату, размахнулась, бросила.
Обхватив головы руками, они упали на землю.
— Чем плоха могила? — придирчиво осмотрела воронку Слеза.
— Она просила глубокую могилу.
— Тогда истрать еще одну гранату, — пожала плечами Слеза, — хотя лично меня, будь я на ее месте, устроила бы и такая.
Антон вспомнил, что душа покойника присутствует при собственных похоронах. Стало быть, его обман уже сделался очевидным Золе. Но он утешил себя тем, что там — наверху, в чистом небе — уже другая Зола.
Она простит.
— Ты не поверишь, — сказал Антон Слезе, — но она читала «Дон Кихота».
— Ты не поверишь, — пожала плечами Слеза, — но я тоже читала.
— Чем там все кончилось?
— Чем кончилось? — удивилась Слеза. — Не помню. Наверное, чем-то кончилось. Впрочем, — добавила после паузы, — могу предположить, чем именно.
— Чем?
— Дон Кихот умер, — посмотрела на него Слеза. — Это так просто.
После второй гранаты воронку не стыдно было использовать и под братскую могилу. Антон стоял с Золой на руках на осыпающемся краю, но что-то мешало ему опустить ее на дно воронки, засыпать землей. «Что-то» могло быть одним-единственным — волею Золы. Антон ощутил тяжесть, тьму, удушье, непонятное птичье биение — чего: взгляда, мысли? — в спрессованном, просверленном корнями и червями суглинке. Зола не хотела под землю. Вернее, хотела, но — отдельно от земли.
— У нас есть длинный ящик из-под пулеметной ленты, — угадала Слеза. — Принести?
Длинный железный ящик пришелся впору бедной подруге Антона. Он положил ее на дно, на промасленную бумагу, закрыл крышку. Защелкивать боковые замки не стал, как бы оставляя новый подземный дом Золы открытым. Теперь она была в земле отдельно от земли.
Слеза помогла ему засыпать воронку землей. Постепенно они засыпали всю, и поверхность земли снова сделалась ровной. Только темное влажное, как кровоподтек, пятно свидетельствовало о чем-то. Но оно быстро высыхало, сливалось с окружающей землей, как и должно сливаться все схожее: земля с землей, вода с водой, человек с человеком.
