Алексей Грушевский - Игра в Тарот
— Это хорошо, хорошо. Только вот что, раз ты подписался, то ты мне, рыжий, тут целку не строй, смотреть должен на меня с обожанием, говорить с придыханием. Я теперь твой хозяин, а ты стукачок. Мой стукач! Поэтому будь любезен, демонстрировать ко мне свою любовь и искреннее уважение. C тобой, в моём лице, родина говорит, понял, падла! Я тебя научу родину любить, а не захочешь, так мигом к Ходору определим компаньоном, мазурик…
Больше такого глумления Рыжий Толик выдержать не мог. Он почувствовал, что снова предательски краснеет. Толик вскочил и как рыба, вытащенная из воды, лихорадочно глотая воздух и выпучив глаза, заорал:
— Да что вы себе позволяете! Я не позволю! Это провокация! Вы с кем говорите таким тоном! Вы хоть знаете кто я такой! Сатрапы! Рабы системы! Я требую соблюдения прав человека и уважения к своей личности! Я требую другого куратора! Хам! Ничтожество!…
Молодой негодяй, не торопясь, встал из-за стола, подошёл к кипящему Толику, и, вдруг, резко нанёс ему сильный удар ребром ладони в шею.
Когда Толик очнулся, то обнаружил себя сидящим на полу, прислонённым спиной к дивану. Паша сидел рядом с ним, плотно прижавшись к нему своим, как почувствовал Толик, горячим и мускулистым телом, полуобняв его за плечи одной рукой, и внимательно смотря своими близко посаженными немигающими белесоватыми рыбьими зрачками прямо ему в глаза.
— Не будет другого куратора, рыжий. Забудь. Теперь тебе со мной жить, девочка — негодяй мерзко хихикнул, — Экие вы интеллигенты хлипкие! На внешнюю форму падкие. Понимаю, не понравился тебе мой скромный облик. Ну не вышел я рожей! Экие вы, однако, зазнайки. Вам всё какого-нибудь принца подавай с орденом полярной звезды на лацкане. Дурашка, это же всё только форма. Внешнее. Упаковка. Глубже надо копать. Проницательней надо быть. Думаете что если в пиар, или какой гламур закутаться, то быдло вас за красивости так терпеть и будет? Дурилка, это там, на западе катят всякие красивости и условности. Кавалеры, магистры, фу ты, ну ты, фон барон. У нас это не пройдёт. Этим ты быдло не проймёшь. Наш народ грубый. Дикий. Первобытный. Ему обнажённую правду подавай, да так чтобы от боли корчило. Это тебе не Фомы неверующие. Они пальчиком аккуратненько в ранку тыкать не будут. Им всю шкуру сдирай! Расчленёнку подавай! Иначе не впечатлишь. Не поверят. Без юшки не проникнутся! В слабаки запишут. А слабых, правильно, бьют. Ну, пришёл бы к тебе седой генерал в орденах или холёный хлыщ из дипакадемии, думаешь, принципиально что-либо изменилось? Да всё так же было! Если дело надо сделать, то только так можно. Иначе толку не будет. Как ни красься, а суть то одна, стукачёк ты, ссученый. Так что, Рыжий Толик, сопли отставить, волю в кулак и вперёд… родине служить! А я тебе помогу, плечо подставлю…
После взбучки, Рыжий Толик и не думал перечить своему новому куратору. Более того, ему как-то сразу полегчало! Словно сразу кончилась изнуряющая его неопределённость, и всё снова вернулось на своё законное место, и не надо стало больше неестественно напрягаться и что-то из себя через силу корчить. Как будто один удар ему по шее моментально утвердил было потерянную вечную гармонию и вернул божественный порядок в впавшую в хаос и разложение вселенную. Сразу он как-то успокоился и с удивлением обнаружил, что не так и тяжёло принять своё новое положение. Более того, он отметил, что, в том, что с ним произошло, есть много преимуществ. И главное, ведь пришли к нему, а не за ним. А это, как говорится, две большие разницы. Значит, его всё ж таки ценят, нуждаются в нём, признают его заслуги. Ну а что касается хамской формы, то, что тут сказать? Одно слово, рашка. Мужланы! Что тут поделать? Видно такие они и должны быть в соответствии с национальным стереотипом, грубые, сильные, наглые, лишённые и тени прекрасного и благородного. Что поделать, это вам не Англия! Ну, нет тут джеймсбондов! Видно тут надо быть именно такими, примитивно брутальными, иначе и не смогут они удержать в узде мерзкое быдло.
Удивительно, но он как-то мгновенно проникся к Паше симпатией. Как к той силе, которая сможет его защитить от мерзких хамов. Более того, в нём поднимался какой-то восторг! Восторг от осознания того, что есть, есть ещё сила, мощь, гранит, за которым можно спрятаться, к которому можно прислониться, на который можно опереться! Есть ещё, остались те, которые знают как надо! И эта сила тут рядом, с ним, пришла к нему, сама, нуждается в нём, любит его!
Однако надо было держать марку. Восторг восторгом, а себя ставить надо.
— Ну, хоть Рыжим Толиком меня не называйте. Обидно как-то — промямлил Рыжий Толик.
— Не могу, рыжий, не могу. Традиция, порядок! Раз при вербовке тебя такой кликухой окрестили, то ничего нельзя поделать. Во всех бумагах ты так прописан. Фатум!
— А почему Пал Павлыч сам ко мне не пришёл? — промямлил Толик, вспомнив старого и мудрого куратора.
— Я теперь Пал Палыч, ты, рыжий, теперь меня так и зови. Так надо. А прежний Пал Палыч не при делах уже. Совсем плохой стал. Старость. Уходят ветераны. Теперь, нам, молодым, держать их вахту. Теперь наша очередь родину любить.
— А почему так долго ко мне не приходили?
— Так ведь реорганизации же замучили! Представь, какой бардак был! Только сейчас на рабочий режим выходим. Старые дела разбираем. Расконсервируем спавших агентов, работу заново налаживаем. Вот и твоя очередь пришла, рыжий. Ну, что, родине послужим?
— Послужим, Пал Палыч — промямлил Толик как-то тоскливо.
— Вот и хорошо, умница. Это только с виду ты такой непреступный, холёный, яко супостат, а внутри наш человек. Свой парень. Я знал. Верил в тебя. Рад, что не ошибся. Ну, тогда мы сейчас с тобой, первым делом на форум смотаем. Надо там с речью выступить. Поддержать курс правительства и лично гаранта. Время сейчас трудное, надо чтобы все знали что ты, рыжий, с нами, одобряешь, поддерживаешь.
— Так это вы, Пал Палыч, о форуме «демократы в поддержку президента» говорите?
— Да, а ты, рыжий, однако смышлён!
Рыжий Толик довольно хмыкнул довольный похвалой. Но тут же изобразил скорбное выражение на своей физиономии и тяжко вздохнул:
— А как же комитет 08? Я же в нём состою? Можно сказать основной спонсор и учредитель. А этот форум как раз против этого комитета и направлен. Нельзя же так! Авторитет потеряю. С соратниками рассорюсь. Тоньше надо работать. Мне же нужно сохранять влияние на демократическое движение, это в наших же интересах.
Пал Палыч, всё так же сидя рядом с Рыжем Толиком на полу его кабинета, улыбнулся, крепко взял его за шею и резко притянул к себе. Шея стрельнула болью, Толик невольно застонал. Одной рукой Пал Палыч плотно прижимал голову Толика к своей груди, буквально вдавил в себя, крепко держа за побитую шею, другой же ласково лохматил его рыжую стриженную шевелюру.
— Да не боись ты за друганов то своих. Все там твои корешата будут. Ишь ты, чего удумали, комитет против нас замутить. Да какой такой комитет, когда на каждого из вас папочка имеется. Дитяти неразумные! Ну, прямо как пионеры в республику играют! Да что вы без нас то? Порвут вас без нас, в одно то мгновение порвут. Народ и порвёт, как только свободу почует. Стоит нам только на мгновение хватку ослабить, как от вас даже косточек обглоданных не останется. Страшен и дик наш народ. Нам надо вместе, вместе быть. Куда вы без нас, несмыслёныши? Ни вам, ни нам не сдюжить в одиночку. Вы по одной части, мы по другой. Вместе надо родину поднимать. Вместе. Единство, панимаешь?
Шея болела, но Толик, несмотря на неудобную позу, терпеливо сносил грубые мужицкие ласки нового куратора, преданно кося вверх глазами, морща лоб, и сипло сопя, так как его ноздри были глубоко вдавлены в пропахшую потом, наверное, несколько дней не стираную рубаху.
В какой-то момент ещё утром высокомерный и самоуверенный олигарх подумал, что хозяину, пожалуй, будет приятно, если он жалобно поскулит.
Так и сидели они на полу кабинета, простой, бесхитростный, грубоватый, но правильный и справедливый куратор и уткнувшийся ему в грудь, скулящий от восторга, что, наконец, появился настоящий хозяин, и он снова обрёл твердь под ногами, Рыжий Толик.
Наконец Пал Палыч отпустил своего нового питомца:
— Ну, всё, всё. Развели тут телячьи нежности. Мы же деятели, люди серьёзные, пора собираться. Ехать уже надо.
Рыжий Толик поднялся вместе со своим куратором и критически посмотрел на него.
— Так там, Пал Палыч, весь бомонд будет, пресса, телевидение, иностранцы. А вы в таком затрапезном виде. Конфуз может выйти. Особенно если вы со мной будите. Ведь ко мне сразу внимание будет привлечено. Вас сразу заметят, и не ловко нам будет. В форме, пожалуй, даже лучше было бы, чем в этой рвани. Давайте хоть сорочку вам подберу. У меня запас сорочек в офисе.
Пал Палыч весело подмигнул Толику:
— Знаю, рыжий. Потеешь. Это всё от нервов. Проще быть надо. А то так и до ящика недолго. Ты уж это, береги себя то. А то такая потеря для страны будет…
