Сергей Голосовский - Идущий к свету
— Не беспокойтесь, потом достанете.
Девушка невнятно пробормотала что-то вроде благодарности и сильнее вжалась в кресло; необходимой суммы у нее явно не было, но долг водителю ее и пугал и тяготил меньше, чем сложившаяся ситуация со странноватым пожилым незнакомцем.
Павел Ильич взял из прохода свою сумку и положил себе под ноги. Теперь он полулежал в кресле: так удобнее для дальней дороги.
— Сдачи-то у меня не отыщется покамест, — проговорил водитель, покрутив в промасленных пальцах зеленую бумажку. Павел Ильич сонно махнул рукой.
— Ладно, потом разберемся!
Деньги откочевали в нагрудный карман водительского пиджака, и «Икарус», выехав на трассу, пошел в разгон. Автобус был почти полон довольно веселыми и уже подвыпившими людьми. Это были «челноки», в основном, женщины, они ехали в Варшаву за люстрами. Одна из «челночниц», явно в подпитии, объясняла пожилому сменщику водителя идею этого бизнеса:
— Петрович! Ты пойми. Мы ж раньше как дураки в магазине по тридцатке люстры брали, а сдашь тут уже по сорок пять, ну по полтиннику, да дорога еще, какой навар? А тут Людка этого Яцека того… ну, шуры-муры, а это его люстры-то… Понял… Людка и говорит, что мы, дуры, что ль, совсем?! А? Понял, Петрович? Бабки, что ль, девать некуда? У него-то они по пятнашке на заводе-то, а завод-то маленький, смех один, ну что твой сарай. Ну ему-то это тоже, Яцеку в смысле, выгода… Он Людку-то за это все на руках носить готов…
Петрович, видимо, в первый раз отправляющийся на такое важное дело, да еще за границу, был само внимание.
— Нинка! А они хоть как разбираются-то? А? Люстры-то? А то как их ложить-то?
— Да раскладываются они на маленькие фитюльки такие, Петрович! Ты не видел их, что ль?
— Да я раз только у тебя на кухне… бракованную, что ты себе оставила.
— Ой, Петрович! Так то ж старье мы теперь не берем! Ты смотри…
Павел Ильич, насколько мог, вытянулся и закрыл глаза. Тяжелый день сегодняшний был долгим, а обманчивое июньское северное солнце все не хотело садиться: уже одиннадцатый час вечера, а природа лишь погружается в зыбкий мираж белой ночи. Прошло еще сколько-то времени, и все пассажиры обитатели автобуса уже дремали, высунув в проход босые усталые ноги. Не спали только водитель, затравленно забившаяся в угол девушка — попутчица Павла Ильича, да Нинка с Петровичем.
— Так, слышь, Петрович, Яцек этот и говорит: «Мне б таких, как вы, еще четыре-пять автобусов в месяц, и все, я тогда настоящим великим паном стану», слышь, Петрович! Он вечером-то приходит, ну он Людку-то обычно вечером всегда забирал, дело такое. А тут говорит, дескать, и Нинку с собой бери. А я ему, Яцек, я, значит, чего, не по той части, да и, что я, от мужа того, гулять не пойду. Людка-то она разведенная, ей что, а я… да и скажет кто… А он смеется: «Да не, я не то, я на негоциацию, в смысле в ресторан и поговорить там, ну… о делах». Вот.
Петрович смотрел завороженно.
— Ну, и я в чем была, только морду намазала за две минуты и бегом. А ресторан-то этот китайский оказался!
— Ох ты, ешкин кот! — отреагировал Петрович.
— Ну! А я о чем! Вилок нет! Ложек нет! То есть ложка одна такая фарфоровая не чайная, не столовая, и только палки две.
— Какие еще палки?!
— Ну, деревянные такие, маленькие. Я их в две руки взяла, чтобы, значит, слякоть какую-то из тарелки подцепить, жрать-то охота, там за рубли-то особо не разъешься. Думаю, слякоть хоть эту китайскую пожую, а она скользкая, зараза. Ну мы с Людкой вдвоем-то друг на друга смотрим и смеяться вроде как не того, и ни тебе пожрать.
— Ну, так и как же вы?
— Ну, где палкой этой, где ложкой, а где и пальцем, как Яцек-то отвернется… Атак все с умом, про дела… Негоциация… На русском-то он так смешно говорит.
Автобус резко затормозил, так как мост через маленькую речушку оказался перегорожен серебристой, помятой в нескольких местах BMW, из которой вылезли три уголовного вида личности.
— Тьфу, черт! — остановившись, водитель обернулся и, показав пассажирам испуганное лицо, открыл дверь.
На ступеньки поднялись два бандита. У одного в руке был пистолет, а у другого две гранаты на поясе и одна в руках. Третий с автоматом стоял снаружи. Водитель незаметно для остальных путешественников поприветствовал их жестом.
— Мостик будет платный! — хрипло и без характерного для местных оканья сказал тот, что с пистолетом. — По сто баксов с каждого рыла!
Второй вынул из гранаты чеку, продемонстрировал ее проснувшимся «челнокам» и почесал чекой бритый затылок:
— Кто у вас старший будет?
Наступила напряженная тишина. Но длилась она недолго. Судя по всему, последним проснувшимся оказался Павел Ильич.
— Я тут старший, — спокойно и бесстрастно сказал он.
— Бабки с собой и пошли, — махнул ему пистолетом бандит.
«Челноки» в полной тишине проводили глазами странного, незнакомого им человека и приникли к стеклам окон с правой стороны, чтобы увидеть, как будет решаться его и их, собственно, судьба.
Павел Ильич отошел со всеми тремя бандитами к их машине. Те, что заходили в автобус, с деланной небрежностью помахивали: один пистолетом, другой гранатой без чеки, а тот, что с автоматом, мрачно и озабоченно озирался по сторонам, стоя на самом краю моста.
— Ну? — обратился к Павлу Ильичу первый бандит. — Общак у тебя? Сколько вас там?
— Двадцать пять с водилой! — выпалил второй. — Две с половиной штуки!
— Садитесь в свою машину и уезжайте поскорей! — спокойно произнес Павел Ильич.
Бандиты ошалели не столько от его слов, сколько от тона, каким они были произнесены. Кроме пренебрежения и усталости в нем не было ничего.
— Сейчас я тебе башку разнесу, сука, — первый бандит направил в лицо Павлу Ильичу пистолет.
— Брось пистолет, кретин! Садитесь все в свою развалину и уезжайте! — При этих словах Павел Ильич в упор посмотрел на первого бандита.
— В развалину?! Сдохни, падла, — с этими словами тот нажал спусковой крючок.
Павел Ильич, в метре от лица которого находилось выходное отверстие ствола, даже не вздрогнул. Как в замедленной съемке, он увидел разрывающийся в руках бандита пистолет. Обломки затвора, рукоятки, обрывки кисти руки в потоке порохового пламени от взорвавшегося в стволе дефектного патрона разлетались в стороны. Откинув назад обожженное и разодранное лицо, бандит стал валиться на своего товарища, который не устоял под его тяжестью и выпустил из рук гранату с выдернутой чекой. Оба они упали на эту гранату, и, хотя потрясенный неожиданным взрывом пистолета третий бандит с третьей попытки наконец передернул внезапно заевший затвор «калашникова», было уже поздно: граната взорвалась.
Первых двух бандитов расшвыряло взрывом как снопы, а их сообщник, получив веером осколков по ногам, не произнеся ни слова, выпустил конвульсивную очередь из автомата в асфальт и рухнул с моста вниз головой в поросшую ряской жижу. Хруст ломающихся шейных позвонков ознаменовал завершение его сомнительного жизненного пути.
Павел Ильич практически не пострадал ни от первого, ни от второго взрыва. Взрывная волна лишь отбросила его на обочину, где, падая, он слегка поцарапал ладонь и порвал рубаху. Он тотчас поднялся, было очевидно, что все случившееся и не испугало, и не удивило его. Даже не взглянув в сторону того, что осталось от бандитов, Павел Ильич пошел назад к «Икарусу».
Сидевшие в автобусе «челноки», подхваченные дружным порывом, всей толпой ринулись к двери, но ее загородил собой водитель.
— Ану стоять, придурки! Это ж он Гундю с корешами замочил! Дурные, что ли? Теперь или братки убьют, или менты посадят, а там, на зоне, все равно братки убьют.
«Челноки» остановились, переругиваясь и затравленно озираясь. Водитель тем временем схватил одной рукой под локоть девушку, подсевшую в автобус вместе с Павлом Ильичем, а другой ее сумку и сумку самого Павла Ильича. Затем он вывел девушку из автобуса как раз в тот момент, когда к нему приблизился Павел Ильич. Водитель выпустил руку совершенно ошалевшей девушки и поставил на землю багаж.
— Все, ребятки, вы уже приехали, счастливо оставаться. И полтинничек свой забирайте. Помните мою доброту.
С этими словами он вернул Павлу Ильичу его деньги и вскочил в автобус.
— Стой, подонок! — крикнула беспомощно девушка, но автобус уже разворачивался, буксуя в придорожной грязи задними колесами. Шкрябнув брюхом по гравию, «Икарус» ринулся назад, прочь от оставленных на дороге путников. Озверевший водитель прорычал себе под нос: «С прибором ложил я на вашу Варшаву сраную. Придурки! Тихо надо дома сидеть, клубника созрела, в жопу ваши люстры!..»
«Икарус» скрылся, оставив за собой шлейф едкого сизого дыма. Павел Ильич и девушка как вкопанные стояли на дороге. Рядом на мосту валялись два трупа, еще один лежал в пяти метрах внизу в грязи. Поперек моста стояла машина бандитов. Павел Ильич прислушался к тишине и сквозь назойливый комариный писк над ухом расслышал, что двигатель BMW не заглушен. Он оглянулся по сторонам. Никого. Только всхлипывающая рядом девушка да комары.
