Дэн Шорин - Большой космос (сборник)
— Не значит, — покорно соглашаюсь я. — Но ещё меньше для меня значат твои идеалы, Симагин. Потому что ты как был жандармом, так им и остался. И таким умрёшь. Ты просто не сможешь понять Нуль-Т.
— А ты попробуй объяснить. Без этих своих «почувствовать прикосновение звёзд сердцем».
Долго смотрю на Симагина. Он так ничего и не понял.
— Без «этих своих» не могу.
— Или не хочешь?
— Или не хочу.
Других доводов Симагин понять не способен. Он морщится, словно от зубной боли.
— Ты сам подталкиваешь нас к крайним мерам.
— А ты попробуй арестуй меня, — я широко улыбаюсь. — А я пройду сквозь стены твоей тюрьмы, потому что у меня есть Нуль-Т.
— Знаешь, Максим, иногда мы можем воздействовать через близких людей.
— Ты сам сказал, у меня нет друзей, — отвечаю я. — А упомянутая тобой пятёрка способна о себе позаботиться.
— У тебя есть дочь, — мимоходом замечает Симагин.
— А её ты не тронешь. Сказать почему? Потому что у тебя есть сын. Ради его блага оставь в покое Ингу.
Симагин смотрит на меня тяжёлым взглядом.
— Тебе говорили, что ты чёртов ублюдок?
— Если ты пришёл сюда, чтобы рассказать мне об этом, иди гуляй.
Сириус тем временем вторично выползает из-за горизонта. Наслаждаясь моментом, гляжу на светило.
— А ты не боишься, что я решу, что благо цивилизации важнее жизни моего сына? — спрашивает Симагин.
— Не боюсь. Потому что ты тоже был на Ветрянке.
— Не хочу вспоминать об этом.
— Именно поэтому вы никогда и не поймёте Нуль-Т, — сообщаю я.
— Почему «вы»? — кривится Симагин. — Ты имеешь в виду человечество?
— Я имею в виду вторую группу высадки.
Примерно через час, после того как мы обнаружили Источник, совершил посадку второй челнок. Изначально его спуск в гравитационный колодец Ветрянки не планировался. Впоследствии мы с ребятами обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что Симагин напихал в наши скафандры жучков. И получив данные телеметрии, тут же рванул вниз.
По возможности, он, конечно, подобрал бы экипаж из своих людей. Вот только команда челнока формируется согласно штатному расписанию, и ни малейшего шанса обойти процедуру у Симагина не было. Да и время его поджимало — мало ли что мы успеем натворить с артефактом иной цивилизации. Хотя правильнее будет сказать «предположительно артефактом предположительно иной цивилизации». Тогда у нас не было ничего кроме предположений. Да и сейчас много ли мы знаем о Ветрянке? Короче, кроме Симагина на поверхности оказались Евсеев, Гришин, Полухин, Жаворонков и Лимонов. Как они нашли Источник, мы не знаем. Сперва мы их банально прошляпили, пребывая в состоянии эйфории. А потом что-либо предпринимать было уже поздно.
Когда Дима Аков заметил их, они стояли вокруг источника и слушали голос. И остановить вторую группу высадки мы были уже не в силах. Я часто задумываюсь над тем, почему две группы людей одного статуса, одного социального положения в критических ситуациях принимают полярные решения. Может быть, судьба каждого человека предопределена от рождения? Вот родился фрукт по фамилии Симагин, и у него на роду было написано, что он должен оказаться на Ветрянке и сделать выбор. И существует специальный подген, отвечающий за этот выбор. Конечно, я прекрасно понимаю, что футурогенетика — это всего лишь лженаука, вошедшая в моду в начале двадцать второго века. Но иногда так хочется всё свалить на природу; хочется верить, что люди не виноваты в том, что они такие свиньи.
— Скажи мне, почему вы сделали это?
Председатель совета миров Симагин долго молчит, потом задумчиво смотрит на меня.
— Сделали что?
— Знаешь, вот только красивые слова оставь для общественности, — взрываюсь я. — Мы оба были на Ветрянке. И ты прекрасно знаешь, что не первая, как считается официально, а именно вторая группа высадки пила из источника. Мы сделали свой выбор — остались людьми. И в качестве утешительного приза получили Нуль-Т. Вы — пили из источника, и людьми быть перестали. Что вы получили от этой сделки, трудно сказать. Но в любом случае — немало. Иначе ваша шестёрка не стояла бы сейчас на вершине власти.
— Человечество само выбирает себе правителей, — жёстко говорит Симагин. — Ты сейчас себе представил горстку инопланетян со склизкими щупальцами, в одночасье захвативших федерацию. Хочу тебя разочаровать, самое совершенное оборудование не нашло никаких аномалий. Мы люди, Максим. Люди.
— Это физически. А морально?
— Раньше с тобой было проще общаться, — вздыхает Симагин.
— А с тобой всегда было трудно, — парирую я. — Лучше скажи мне, почему в результате случайной выборки первая группа единогласно принимает одно решение, а следующая — прямо противоположное. Тебе не кажется, что здесь пахнет мистикой?
— Первооткрыватели всегда получают славу, а сливки снимают идущие следом. Таковы законы общества.
Сириус уже поднялся над горизонтом. Прозрачный купол стал слегка матовым, защищая клиентов старбара от жёстких излучений. Встаю из-за стола и перешагиваю через пространство. Хочу увидеть Ингу. Симагин меня всерьёз напугал, своими разговорами о методах непрямого воздействия. Где ты, моя дочурка?
Инга сидит в саду и обдирает кусты сирени. Ветки тугие, не хотят гнуться, Инга, прикусив губу, пытается сделать из них грубое подобие венка.
— Давай помогу!
— Папка! — восторгу дочурки нет предела. Она виснет у меня на шее и заглядывает мне в глаза. — Я знала, что ты придёшь!
— И откуда же? — спрашиваю я с долей иронии.
— Чуйствовала.
Именно так, не «чуяла» и не «чувствовала», а именно «чуйствовала».
— А что ты ещё чуйствовала? — смотрю на дочку, слегка прищурившись.
— Что ты не пил водичку.
Мою беззаботность как рукой снимает.
— Послушай Инга, это очень важно. Откуда ты это знаешь?
— Мы в вас игрались.
— Игрались? — насторожённо переспрашиваю я.
— Это Колька Аков выдумал.
Колька Аков — сынишка Димы Акова. Сколько раз я слышал от Димы о его талантах и вот на тебе…
— Инга, а кто с вами ещё играл?
— Света Лузгина, Ира Полухина, Андрей…
— Симагин, — машинально подсказываю я.
— Андрей Симагин, Ева Шнитхе… Я всех фамилий не знаю.
Инга смотрит на меня виновато.
— Расскажи, как вы игрались.
— Колька сначала придумал планету с родником. Кто выпьет из этого родника, становиться плохишом, и получает какую-то способность. Потом он объяснил, что плохиши всегда имеют способности. А кто не выпьет, тот тоже получает способность, но другую… Это чтобы плохиши сразу не победили.
— И как вы играли?
— Света сказала, что мы ещё маленькие, а с маленькими чудеса не случаются. И что мы должны играть за родителей. Я играла за тебя, папка! Я хорошо играла?
— Ты просто замечательно играла.
Крепко прижимаю дочку к себе.
— Инга, скажи мне, а как вы определяли, кто будет хорошим, а кто — плохим?
— Мы посчитались. Я была хорошей.
Вот вам и стопроцентная выборка, ниспровергающая теорию вероятности. Они посчитались. Долго рассматриваю Ингу. У неё действительно есть способности. Через пару десятилетий этим детишкам будут принадлежать звёзды. А может и раньше.
В голову приходит бредовая мысль.
— А сегодня вы будете ещё играть? — спрашиваю у Инги.
— Ага, — девочка энергично кивает.
— Хочешь, я научу тебя играть в войнушку?
Достаю глокк и протягиваю его девочке. Почему я чувствую себя в этот момент последним мерзавцем? Наверное, потому что сумел остаться человеком. Не иначе.
Коты не умеют улыбаться
Сквозь какой-то там тыщу-лохматый год,
Протоптав тропинку в судьбе,
Полосатый, как тигр, Корабельный Кот
Научился сниться тебе.
И ползли по норам ночные крысы твоих невзгод,
Если в лунный луч выходил Корабельный Кот.
Олег Медведев — «Корабельный кот»Инга читала «Алису в стране чудес», временами бросая косые взгляды в сторону иллюминатора. Там всегда царила кромешная тьма — ни единой, даже самой маленькой звёздочки, только клубы тумана, из шлюза казавшегося буроватым. Снаружи были мрак и смерть, внутри — обитаемый островок и безысходность.
«All right, — said the Cat; and this time it vanished quite slowly, beginning with the end of the tail, and ending with the grin, which remained some time after the rest of it had gone». — Прочитала Инга и захлопнула книгу.
— Интересно было бы посмотреть на висящую в воздухе кошачью улыбку, — вслух подумала девушка.
— Коты не умеют улыбаться…
Голос прозвучал где-то рядом, хотя в шлюзе никого не было. Инга пробиралась сюда именно из-за возможности побыть в одиночестве — отгородившись от всего звездолёта, остаться наедине с собой и с книгами. С книгами о Земле, на которую они уже никогда не вернутся.