Карен Налбандян - Возвращение в Арканар
— Кира! — боль ушла, как по волшебству, мир обрёл цвета и даже грязный двор показался уютным и родным.
28 августа 32 года 11:00…Доктор Будах был величественен. Высоченные седовласые врачи смотрели на него снизу вверх. Антону не предлагали ждать. Два-три слова свите и…
— Я к вашим услугам, дон Румата.
Подробный дотошный осмотр.
Румата удивлённо разглядывал рабочий кабинет, оборудованный по последнему слову науки. На столе толстая монография «Проф. Будах. Ген p53 в Y-токсин-индуцированном апоптозе», терминал БВИ, приёмник экспресс-лаборатории. Несмотря на всё это, половину анализов профессор сделал своеручно. Колдуя над пробирками, он продолжал неспешную беседу:
— Всегда полагал, что знаю вашу историю. Гур Сочинитель замечательно изложил её в своей книге.
— Да, «Румата и Окана»… Любовь одной ночи, злодей, замученная красавица, и герой — один против всех. Не так это было, совсем не так… Впрочем, кто бы поверил в любовь благородного дона и рыжей девчонки?
— Вы забываете, я видел вас… И Киру… И немного понимаю в людях.
— Да, простите… Уважаемый Гур Сочинитель в общем-то прав. Во всём, кроме одного… Когда любимый человек умирает у тебя на руках — ты вначале сделаешь всё, чтобы спасти его, прежде чем мстить, не так ли? Когда я был пилотом, нас учили многому. Например — как поддерживать жизнедеятельность до подхода спасателей.
…Одному не учили — как делать это, не прекращая фехтовать. Он удерживал тоненький огонёк жизни, и рубил нападавших. Давно уже насмерть, без дураков. Впрочем, монахи тоже плюнули на инструкции. Румата перестал считать арбалетные стрелы, вонзающиеся в него. Да только много же стрел понадобится, чтобы остановить сильного человека, знающего, в чём его цель.
Стоя уже на одном колене, прикрывая Киру собой, Румата заорал в сорванный со лба передатчик:
«Помощь посылайте, чёрт побери! Здесь человек умирает!!!»
— Нас спасли. Мы летели домой, и Кира читала мне Цурэна. Это было замечательно!
…Не так он представлял себе возвращение. Никто не звал его в рубку, оба были страшно слабы — но они были вместе. И оттого Румата был по-настоящему счастлив. После шести лет оказаться, наконец, на Земле, дома, вспоминать вкус земляники и запах родного города, слышать крики стрижей в вечернем небе… Пройтись по Невскому…
А ещё рядом была Кира — и он видел планету её глазами.
Как ни странно, первое время его поражала удивительная красота землян и землянок. Потом понял что это — отсутствие следов оспы. В Арканаре — особая примета.
Он бы счастлив — и не замечал этих новых взглядов, поспешно опущенных глаз…
Счастлива была и Кира. Лишь однажды, в первый месяц, горько прошептала: «А я думала, ты дворянин!».
Румате тогда пришлось долго объяснять, что все люди рождены равными. И она поверила.
Потом было большое заседание Совета, где подробно разбирались все их действия. Просматривались многие часы видеозаписей. Особое внимание уделили последнему совещанию в Пьяной Берлоге.
— Вы тогда уже спали… А мы пытались решить что-нибудь — поспешно и глупо. Вот я и предложил осмотреться и снова собраться через неделю… Эту неделю мне и попомнили — как полную профессиональную несостоятельность. «Вы должны были действовать немедленно, решать самостоятельно, по обстоятельствам… Вы — резидент».
— Они ошибались?
— Нет. Были правы. Александр Васильевич… Дон Кондор…. он сейчас директор Института… пристроил меня на совершенно бумажную работу. Заниматься теорией. Словом, в плане профессиональном — конец. Тогда я попробовал написать о том, что было с нами… Книгу… Что-то типа «Тяжело работать богом»… Пошли отклики… От «Вы хороший парень, но…» до …
Эта статья запомнилась ему особенно чётко. «День первый он начинает с изготовления фальшивой валюты с последующим сбыванием её преступным элементам, заканчивает визитом по бабам и приходит домой в стельку пьяным. Но это ещё ничего — вторым вечером он возвращается избитым до посинения в результате задержания. Вечером же дня третьего попытка арестовать его любовницу приводит к гибели большого количества людей.»
— Это — ложь?
— Чистая правда. Мы занимались и этим, занимались вещами и похуже. Взявшись чистить нужник, трудно рассчитывать на чистые руки… Словом, идея не прокатила. Плюс, проклятая болезнь… Словом, я стал отдавать всё больше времени и сил Кире. Так меня тронуло это её наивное «хочу быть такой же умной, как ты».
…Начинать в 18 лет — дело почти безнадёжное, но она взялась за него. Села в школу. За три года проглотила десятилетний курс. Потом Гейдельберг…
— Какой факультет?
— Космобиология.
Кира брала упорством. Целеустремлённостью. Колоссальной работоспособностью и трудолюбием. Чёрными кругами под глазами. Антон помогал ей по мере сил. Кира уставала. Часто она просила лишь одного — оставить её в покое. Он и оставлял. А однажды вдруг обнаружил, что не понимает, о чём она говорит. Кира рассказывала ему о том, что они делают в университете, но это уже лежало за пределами его понимания.
Их дом… Поначалу он сверкал чистотой, так, что киберуборщик как-то разрядился от неупотребления. Кира даже готовила еду сама, чем вызывала жуткую зависть знакомых. Потом времени стало не хватать, пришлось снова переходить на Линию Доставки. Дом был завален пылью, а глупый кибер никак не мог уяснить, что разбросанная повсюду неопрятная бумага — не мусор. Пару раз на Антона накатывала паника — убрать, привести всё в порядок, вернуть Киру… А потом на кошачьих лапках подкралось одиночество. Им некогда и не о чём стало разговаривать. Он не понимал биологии, её не интересовали переводы с ируканского.
— Я узнавал, в такой ситуации часто помогает завести детей… Но вот детей-то у нас быть и не могло. Генетическая несовместимость.
Доктор Будах грустно покивал.
Первое время к ним часто заходили. Друзья, знакомые… За шесть лет большинство нашли себя, остепенились, гитарный перезвон сменился разговорами о работе. На таких встречах Антон всё чаще мрачнел. Иногда — рассказывал, с каким-то извращённым удовольствием разглядывая вытягивающиеся, разом бледнеющие лица. Спасала Кира— лёгкий, славный человек. Да и гостям было легче общаться с нею — о знакомых и понятных вещах, чем с Руматой — с его жуткими воспоминаниями и висельным юмором.
Общее мнение выразила одна из сотрудниц Киры. Антон вернулся домой как раз в тот момент, когда она, тряхнув хорошенькой головкой, гневно произносила: «И я не понимаю, как наша Кирочка может жить с этим дикарём».
Всё чаще Киру звали одну.
В таких случаях Антон вылавливал Пашку и они уходили в Мирза-Чарле пить пиво в «Микки-Маусе» — баре-музее Юрковского. Последнем баре на Планете.
…Пашке было тоскливо… Он уже знал, что где-то заполночь Антон посмотрит совершенно трезвым глазом и непременно вспомнит:
— Ах да, Пашка, а как там Анка?
Как-то Пашка передал ему приглашение в только-только создававшуюся бард-группу. Приглашал Фред Орлов — тряхнуть стариной и «сбацать что-нибудь эдакое». Две недели Антон, приглушённо матерясь, перебирал струны отвыкшими пальцами.
И сбацано было здорово!
Впервые за пять лет бывший наблюдатель почувствовал себя нужным. Впрочем, длилось это недолго — до представления Алике — Фредовой жене. Секунду она стояла неподвижно, а потом шарахнулась — как от ужаса: «Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет!» — срываясь на беззвучный крик повторяла она, и металась, сбивая стулья, металась в поисках выхода. Антон знал это состояние — истерика, переходящая в спазм.
— Прости, старик, — только и сказал Фред тем вечером.
— А потом была эта экспедиция… Практика, знаете? Может быть, она бы не уехала — но ведь я всегда старался держаться. Не показывал виду.
— А от того только хуже, не так ли?
— Да.
— Вы не могли последовать за ней.
— Индекс здоровья 13, — Антон процитировал неживым голосом: «Не рекомендуется покидать Землю. Не рекомендуется вождение любых транспортных средств. Не рекомендуется ношение оружия. Не рекомендуется…»
— Знаю, — кивнул Будах.
…Первое время она писала почти каждый день. Рассказывала, какая замечательная планета Ружена, как идут исследования, как она его любит. Потом письма стали реже — экспедиция развернула базовый лагерь и принялась за работу. Потом в письмах появился Ян.
«Он настоящий друг. Он помогает мне. Чем-то он напоминает мне тебя». «Сегодня мы с Яном…».
— Потом писем долго не было. И вот… пришло сегодня.
«Прости меня, Румата. Мы с Яном решили пожениться. По-настоящему, со святым отцом. Я так счастлива! И хочу поделиться этим счастьем с тобой — первым. Ведь ты был мне, как отец, ты научил меня всему…»
