Анна Никольская - Апокалипсис Антона Перчика
Что? Я не верю своим ушам. Отдать от тачки ключи?
— Э, родители, вы чего?
— Ничего, поездишь на метро, как все. Ты на бензин и на мойки больше тратишь, чем мы с отцом вместе взятые.
Ах, вот так, да? То есть вот так… Если я, в отличие от отца, на грязной тачке ездить брезгую, со мной вот так можно… Пожалуй, пора пускать в ход тяжелую артиллерию. На метро я больше точно не сяду — меня однажды там чуть не убили. Кулаком по голове — им мой галстук-бабочка не понравился.
— Зачем вы так со мной, мамик?
Неожиданно я сползаю вниз по стенке и роняю голову — на колени падают мои тяжелые кудри. Клево со стороны выглядит, наверное.
— Перестань паясничать.
Лицо у нее становится непроницаемым — я подглядываю. Идеальное накрашенное лицо, как у куклы. Хорошо, что я пошел в нее, отец у нас чуть красивей летучей мыши. Серьезно, они вблизи реально страшные — курносые и ушастые, прям как он.
— Лучше займись братом, я уже иду. — Мамик достает из сумки кошелек. Леопардовый в розочку — «Роберто Кавалли», сумка такая же. Дает мне деньги. — Сводишь его на площадку, потом покормишь, не забудь витамины. В ванну и спать. В холодильнике курица с пюре.
— Иной раз мне кажется, что вы меня не любите. Что я чужой вам, — для пущего эффекта я трясу башкой.
— Не говори глупостей. Мы все делаем ради твоего же блага. Закроешь за мной?
— Игорька вы любите гораздо больше!
Мамик вздрагивает. Проняло наконец-то. Ура.
— Антош, ну что ты такое говоришь?
Она вздыхает. Подходит ко мне и проводит рукой по волосам. Опускается на корточки и обнимает. У нее новые духи. Надо потом глянуть, что за запах — Аньке понравится. Может, уже растает.
— Мы тебя очень любим. Тебя и Игорька. Просто…
— Что? Просто что? — голос у меня дрожит.
Я поднимаю наконец голову. Я смотрю ей в глаза. Долго. Главное, сейчас не сорваться и не заржать. Она почти готова. Осталось каплю дожать — и все, она готова.
— Просто мы хотим, чтобы ты стал более… ответственным, что ли… Взрослым. Чтобы ты повзрослел, наконец. Сам отвечал за себя и свои поступки. За свою жизнь, понимаешь? Папа ведь не вечный.
— Я понимаю, мам. И я стараюсь. Правда. Мы с Егором уже все обмозговали, это реально крутой проект. Прости, я опять говорю ерунду… Я тебя люблю, мамик.
Я редко ей это говорю — мол, люблю и все такое — ну так, по мере надобности. Знаю, что они важные, эти слова, только они все равно особо для меня ничего не значат. Я ни фига не чувствую при этом — ни смущения, ни порыва какого-то… Что обычно испытывают в таких ситуациях? Когда говорят «я тебя люблю»?
— И я тебя, сыночек, — она порывисто прижимает меня к груди. Внутри у меня все просто клокочет от смеха.
— Мам, ты самая родная, — я тихо всхлипываю (тут главное — не переборщить) и утыкаюсь мокрой щекой ей в шею. Пускай прочувствует. — Может, ты все-таки поговоришь с отцом насчет денег?
— Поговорю, сынок. Я поговорю.
— Спасибо, мам. Ладно, иди, я побуду с Игорьком. Мы в парк сходим.
Я подонок, да? Думаете, подонок. Эгоистичный, самовлюбленный, наглый и все такое прочее.
Вот что я вам на это скажу: так оно и есть. Сейчас таких, как я, как собак нерезаных развелось. Это прадед так говорит. Он танк тяжелый, хоть и старый. У него два осколка в груди, поэтому ему цинизм в мой адрес простителен. И знаете еще что хочу добавить, ну типа, в свою защиту? Быть подонком и признавать это — не каждому дано. Далеко не каждому. Это привилегия избранных, если хотите.
* * *— Ну что, брателла, пойдем в парк?
— Ура! В парк! В парк! — Игорек прыгает до потолка, сейчас рейтузы потеряет. Он по дому вечно в них гоняет, уже протер до дыр. — Мы на тарзанку?
— А ты был хорошим мальчиком?
— Хорошим! Я всю неделю им был! И еще мама сказала, что если я буду сегодня особенно хорошим, то получу сахарную вату!
Ну и кто у нас после этого инфантильный?
— А в нос ты не хочешь получить? Тарзанка — это для мужиков. Вот ты мужик?
— Я мальчик… — с сомнением тянет брат. На лицо ему небегает грозовое облачко — маленькое такое, но чую, дождина сейчас хлынет не грибной. Вон и подбородок уже меленько дрожит — только не сейчас! — Мальчик я!
— Правильно, с пальчик, — говорю и смываюсь в ванную, но он как хвост лезет за мной.
— Ну Тоооша, ну пожааалуйста, — затягивает свой любимый трек. С матерью это обычно срабатывает. С ней, но не со мной.
— Значит так. Иди сейчас, возьми мой айпад на диване и исчезни. Выдвигаемся через час.
— Да? — Кажется, он не верит своему счастью. Облачко сдувает моментально. Ну да, сегодня я щедрый. — Ура! Спасибо, Тоша!
— Только не измажь мне там соплями! — ору ему вслед и жму на двери щеколду.
Ванная — мой маленький рай. Для духа и тела (в здоровом теле — здоровый… вот-вот). Я принимаю душ, мою голову «Лошадиной силой» (Янка присоветовала, она в салоне работает. Не парикмахером, что вы, — специалистом по женским прическам) и наношу желатиновую маску — это для ультра-блеска волос. Они у меня до плеч и вьются — сплошной головняк с ними, но женщинам нравится. Красота требует. Хотя она у меня природная, натуральная. Вообще, я из тех людей, кому во многом повезло, и все им завидуют. Завидуют просто потому, что они хороши во всем, причем без особых усилий. Вот я и хорош, и скромен, что тоже немаловажно.
Вытираюсь насухо, надеваю трусы (Calvin Klein) и пристально рассматриваю себя в зеркале. Гм, то, что абонемент в фитнес-клуб просрочен, дает о себе знать. Но отец с некоторых пор не вникает в мои проблемы. Говорит: «Качайся дома, если тебе жизненно необходимо». Ага, щас — только гантели у соседа сверху одолжу. Засада, в общем. Щупаю кубики — пока на месте. Выдавливаю прыщ на лбу (прямо над шрамом вылез) и обрабатываю кожу «Эвисентом». Клерасилы и прочая — в топку. Дрожжи с серой, чтоб вы знали, — наше все. К слову, самая нарядная одежда для мачо: чистая кожа, ровный загар и мускулы. Да ладно, шучу. Чистая футболка и дизайнерские джинсы. У меня «Дизели» — но это дело вкуса. Беру тюбик с моделирующим гелем, выжимаю горошину на ладонь и равномерно наношу на волосы. Нет, я не гей, как думают некоторые угрюмые личности (иных так и подмывает отполировать мне фейс, а потом череп). Я метросексуал — но это если вам так уж приспичило навешивать на людей ярлыки. Вообще, я против деления хомосапиенсов по каким бы то ни было признакам, включая национальные, интеллектуальные и половые. Peace — я за мир. Я против атомной войны, а она если и случится, то исключительно из-за таких вот любителей носить на плечах лысые головы. Ну, вы меня понимаете. Хотя я тоже далеко не Талейран. Больше всего меня знаете кто бесит? Меня бесят люди, которым плевать на то, как они выглядят. Им плевать на себя, по большому счету. Знаете, все эти нечесаные и небритые пассажиры маршруток, домохозяйки с непрокрашенными корнями и помятые менеджеры с невкусным запахом изо рта. Дешевая оберточная бумага, а внутри типа брильянт. Не компостируйте мне мозг, ладно? Неряшливости прощения нет, я так считаю. Ты можешь быть человеческим уродом — всякое бывает, в смысле нос там у тебя кривой или глаза навыкате — это все фигня. По-любому, если ты ухоженный — люди к тебе потянутся. За примером далеко ходить не надо — возьмите пульт и включите телик. Кстати, о.
Включаю радио (оно встроено в мамикин солярий) — позитивный саунд-трек мне сейчас жизненно необходим.
— …Если же метеорные тела в потоке сконцентрированы в «метеорном рое», число видимых метеоров невелико, за исключением тех случаев, когда Земля пересекает сам метеорный рой. Подобные периодические метеорные дожди могут породить метеоритную бурю…
Я сейчас обметеорюсь, однако. «Эхо Москвы». Ну как, скажите мне, люди добрые, как вменяемый человек может загорать под «Эхо Москвы»? Щелкаю кнопкой поиска: «Гараж ФМ» — то, что доктор прописал. Хаус, вы улавливаете мою мысль?
Закрываю глаза и подставляю лицо турбо-солнцу. Оно реально полезней, чем то, что в небе, я читал. Но отец не верит таблоидам, он рака кожи боится — с тех пор, как ему вырезали родинку на спине. Да, друзья, удивительное рядом: я читаю. «Men’s health» и «GQ» сейчас преимущественно. Я, так сказать, гламурный ботаник. Читать я вообще люблю — это еще со школы. У нас литераторша была с пунктиком, она нас три года гоняла по университетской программе. Списки чтения на лето вывешивала километровые. Список кораблей с ними в сравнении — так себе, списочек. Так что скорость чтения у меня с тех пор приближена к максимальной — двести восемьдесят слов в минуту. Только вот хороших книг сейчас мало. Под хорошей я имею в виду ту, которую читаешь, и каждую строчку в ней хочется подчеркнуть. Потому что понимаешь — все правда, что этот чел написал, в жизни все то же самое. И хочется ему руку после этого пожать. Вот Сэлинджеру, например, я бы пожал. «Над пропастью во ржи» — моя любимая. Там про одного нью-йорксого чувачка — его из колледжа выгнали, и он все по барам шлялся. У него еще отец был замороченный, типа моего, и сестра. Он сестру любил сильно, Фиби. И два брата — один писатель в Голливуде, а другой — умер, маленьким, еще в детстве. История простая, как палец, а читаешь и чувствуешь, что он к тебе в голову заглянул, этот Сэлинджер. Заглянул и вывалил потом все твои потаенные мысли на бумагу — нате, читайте. Я лет в двенадцать прочел, сильно впечатлился. Раз десять с тех пор брал ее в библиотеке, у Мошкова. Но многие того мнения (Егорка, например), что дорога в библиотеку научит тебя жизни куда как лучше, чем она сама. В смысле, библиотека. Это я его цитирую. Может и научит, я ж не спорю, только на это вся жизнь уйдет, если раньше не помрешь. Да, кстати, загораю я в трусах. У меня пунктик — изо всех сил берегу себя для потомства. Ибо обещал отцу большую дружную семью с кучей внуков и правнуков. Хоть одно-то обещание я должен сдержать? Кстати, об отце. Хорошо, если мамик его обработает — она это умеет, как никто. У него ж не сердце — новехонький айсберг, а мать его в ладошках плавит, как сырок. Думаю, если вложимся деньгами, дело у нас с Егором пойдет. Он человек здравый и в трендах сечет не хуже моего. На этом, кстати, мы и пересеклись однажды в сети. В блоге на Fashion people.
