Брайан Герберт - Ветры Дюны
Шестеро рослых рабочих грузили тяжести на платформу. Пауль спросил Бронсо:
– Сиелто не видел? Или кого-нибудь из лицеделов после представления?
– Может, Рейнвар дал им другую работу.
Руководитель труппы крикнул мальчикам:
– Поторопитесь! Болтать будете на борту лайнера, но, если мы не уложимся к отлету челнока, мне придется за каждую минуту опоздания платить по сто солари. И я вычту их из вашего жалованья!
– Нам вообще еще не платили, – ответил Бронсо.
– Тогда я найду другой способ взыскать с вас!
Мальчики занялись работой, но постоянно искали взглядом лицеделов. Когда были нагружены последние машины и платформы, а ящики и тюки высоко нагромождены, Пауль и Бронсо в последней машине поехали в космопорт. Там их ждал грязный старый грузовой корабль, освещенный белыми посадочными огнями. Вокруг суетились маленькие фигурки, перенося последнее имущество труппы.
Но Пауль по-прежнему не видел Сиелто, а ведь они вот-вот улетят. Вслед за Рейнваром он поднялся по пандусу; последнюю платформу уже разгрузили.
– Прошу прощения, сэр. Лицеделы…
Бронсо добавил:
– Если они не успеют, некому будет давать представление.
Проходя в корабль, Рейнвар как будто нисколько не волновался.
– У них свое расписание. Не волнуйтесь: они профессионалы.
Бросив последний взгляд на край освещенного космопорта, Пауль увидел группу одинаковых людей, с огромной скоростью бежавших к кораблю. Она вырвались на освещенное пространство и помчались по армогравийной поверхности.
Двигатели челнока ожили, пилот начал предполетную проверку, послышался шум выхлопных газов. Пауль задержался у люка; он махал руками, призывая бегущих поторопиться. Все лицеделы невозмутимо вбежали по трапу. Бронсо смотрел на них, когда они проходили мимо.
– Не могу сказать, который из них Сиелто, но он наверняка среди них.
– Я тот, кого вы называете Сиелто.
Говорящий остановился, а остальные лицеделы прошли, не останавливаясь, и исчезли в темной глубине грузового корабля. От двоих сильно пахло дымом.
На светлой коже Сиелто блестел пот; Пауль заметил, что его руки окровавлены, алые ручейки пробежали по рукавам.
– Ты ранен?
– Это не моя кровь.
Погрузочный трап убрали, люк закрыли, заставив мальчиков отступить внутрь корабля. Остальные лицеделы уже исчезли в коридорах, не потрудившись поговорить с мальчиками. Задержался только Сиелто.
– Понимаете, у нас было другое представление. Обязательство, которое нужно было выполнить.
Видя кровь, чувствуя запах дыма, Бронсо сложил два и два и высказал предположение, которое не решился облечь в слова Пауль:
– Вы кого-то убили?
Лицо Сиелто оставалось невозмутимым.
– Согласно профессиональному определению, которым мы руководствуемся, необходимое устранение – не убийство. Это всего лишь политический ход.
Палуба задрожала, и Пауль в поисках поддержки ухватился за переборку. В отличие от пассажирского корабля, где всем найдется удобное место и ремни безопасности, грузовой корабль такими излишествами не обладает. Корабль начал подъем, а Пауль сосредоточился на смысле сказанного Сиелто.
– Политический ход? Что такое «необходимое устранение»? Ты… ты лицедел с Тлейлаксу. Мне казалось, у вас нет политических интересов.
– Верно, собственных политических интересов у нас нет. Мы актеры, играющие роли. Мы исполняем поручения.
– Они убивают за деньги, – с сухой улыбкой сказал Бронсо. – Наемники.
– Исполнители, – поправил Сиелто. – Можно сказать, мы играем роли убийц – в реальной жизни. Всегда существует потребность устранить неугодных, и мы просто удовлетворяем эту потребность.
– Но кого вы убили? Кто вас нанял и почему? – спросил Пауль.
– Не могу открыть ни имен, ни подробностей. Причины найма нас не касаются, и мы не встаем ни на чью сторону.
Сиелто не выказывал ни сожалений, ни угрызений совести из-за убийства, и такое отношение глубоко обеспокоило Пауля. Его родной дед герцог Пауль был убит во время корриды на Каладане. Пауль помнил также нападение графа Хундро Моритани на свадьбе отца и последующую Войну Убийц, которая пролила столько крови на Эказе, Каладане и Груммане.
– Убийство – не политический ход. Это дубина, а не точный инструмент. Слишком много побочных дурных последствий.
– Тем не менее это часть системы ландсраада. С этой практикой мирятся – по крайне мере смотрят на нее сквозь пальцы – бесчисленные поколения. – Шагая по узким коридорам грузовика в помещения экипажа, Сиелто согнул липкие пальцы и осмотрел свой испорченный костюм. – Если хотите покончить с такими убийствами, молодой человек, вам придется изменить лицо империи.
Пауль вздернул подбородок.
– Возможно, когда-нибудь я это сделаю.
Говорят, невозможно играть или понять истинную красоту музыки, если не испытал большую боль. Увы, может быть, именно поэтому я нахожу музыку столь сладостной.
Гурни Халлек. Незаконченная песняХотя Гурни Халлек и Дункан Айдахо воспользовались самым быстрым маршрутом, чтобы перехватить труппу жонглеров, на Чусук они опоздали на три дня.
Когда лайнер Гильдии вышел на орбиту, планета была в смятении. Космопорт Сонанса был закрыт уже двое суток, и новые меры безопасности помешали им высадиться сразу, пришлось ждать целых шесть часов. Там, внизу, произошло что-то значительное.
Прежде чем пассажирам перейти на челнок, всех их подвергала допросу служба безопасности – относительно цели их прилета. У Дункана и Гурни были свидетельства, подписанные герцогом Атрейдесом и эрлом Верниусом, и они прошли проверку относительно легко; но прочие пассажиры подвергались оскорблениям и унижениям, и некоторые из них просто вернулись в свои каюты, ждать следующей планеты.
– Боги внизу, там что, революция?
Никто не мог ответить Гурни.
– Фундаментальный принцип, знакомый каждому мастеру меча: меры безопасности должны быть упреждающими, а не откликом на последствия, – сказал Дункан. – К сожалению, большинство правительств понимает это слишком поздно.
Когда они наконец добрались до столицы, шло уже множество военных операций, причем военные враждовали со службами безопасности различных семейных лиг. Соперничающие производители древесины хармони относились друг к другу с такой же подозрительностью, как к инопланетянам. Над полями и рощами вокруг столицы столбы дыма обозначали пожары. Сгорела половина урожая.
Новости можно было узнать повсюду, некоторые пересказы будоражили больше прочих. Три ночи назад Омбар Оллик и вся его семья были убиты в своих домах. Все посадки лиги Оллик подожжены и сгорели, большая часть модифицированной хармони погибла. Обвинений было множество, но свидетельств никаких. Почти всем семейным лигам устранение с рынка быстрорастущего семейства было выгодно. Семьи начали показывать пальцем и обвинять друг друга.
Не интересуясь местной политикой, Гурни расспрашивал о труппе жонглеров. Многие побывали на их представлении, но, когда Дункан показывал изображения Пауля и Бронсо, никто не узнал мальчиков, хотя некоторые говорили, что это могли быть оборванцы – рабочие сцены.
Гурни обратился к женщине средних лет, которая с тремя детьми шла на городской рынок.
– Не знаете, куда отправилась труппа после представления? Она еще на Чусуке?
Женщина, сторонясь незнакомцев, поспешила уйти.
– Кому интересны представления, когда у нас под носом совершаются такие страшные преступления?
И она потащила детей за собой, а те оглядывались на незнакомцев.
Дункан остался в космопорте и расспрашивал мастера о том, сколько кораблей улетело за последние дни, а Гурни отправился по мастерским и магазинам, выстроившимся вдоль узких извилистых улиц старого города. Знатные люди и богачи могут и не заметить рабочих сцены в странствующей труппе, но ремесленники уделяют подробностям больше внимания. Кто-нибудь мог что-то заметить.
Гурни шел по улицам, заполнившимся звуками: одновременно звучали множество мелодий. Он слышал, как они доносятся из открытых дверей мастерских; да и уличные музыканты старались.
Пахло мелкими опилками и сладко-липким шеллаком. Один изготовитель балисетов использовал колки, выточенные из обсидиана; другой рекламировал струны из шелка, сплетенного с тонкой нитью драгоценного металла. Крикливо одетый человек расхваливал колки из человеческой кости: эти колки-де вырезаны из костей знаменитого музыканта, который пожертвовал для этой цели свой скелет, чтобы иметь возможность создавать музыку и после смерти.
Гурни слушал, оценивающе кивал, но ничего не покупал. Однако продавцы видели, что он не просто любопытствующий, и предлагали ему самому опробовать балисеты. Они демонстрировали превосходное качество струн, уверяли, что невозможно добиться лучшего звучания и чистоты тона. Пробуя инструменты, Гурни из одних извлекал прекрасные мелодии, из других – немелодичное дребезжание.
