Сергей Шведов - Подкаменная Тунгуска
— Куда я их уберу?
— Куда хочешь! Хоть на чердак.
— Ты хоть знаешь, сколько каждая старинная меблина на вес потянет? С тонну.
— Ничего не знаю… Мне нужно много места, чтобы камланить. Я бегать буду. И костёр разведи посреди горницы.
— Ещё чего! Избу спалишь. Возле печки у огня покамланишь.
— Костёр, я сказал! Подпол есть?
— Есть, ты на самом люке стоишь.
— Хорошо, потом откроешь.
— Зачем?
— Сигать туда буду. Люк на чердак есть?
— Есть. Вона тама!
— Откроешь.
— На кой?
— Запрыгивать туда буду.
— Лестницу приставить?
— Я без лестницы запрыгну на чердак. Олень жирный есть?
— Найдётся на заимке.
— Приведёшь в горницу.
— Скотину — в дом?
— Как хочешь, а без оленя в избе не буду камланить.
— Фёкла, слышала? Одевайся и дуй за оленем! Тебе быка или матку?
— Быка. И пожирней. Я его потом заберу с собой в жертвенное приношение.
16.1Когда освободили горницу от мебели, шаман ещё раз прошёлся по скрипучим половицам, заглядывая во все углы.
— Пол усыпать ветками кедрового стланика.
— С ума спятил? Выкопай поди-ка его из-под метрового снега! Легче еловых лапок нарубить.
— Я сказал — кедровый стланик! Чтоб густой таёжный дух стоял в избе.
— Фёкла! Слышала? Бери лопату и топор. Внизу у церковки собаки снег подрыли. Там в аккурат стланика того — пропасть! Нарубишь и навалишь на нарты. Пары собачек хватит, чтобы целое беремя хвои к избе подвезти.
Шаман тем временем всё ещё расхаживал по избе с проверкой готовности жилья к обряду изгнания злого духа.
— Печку натопить жарко-жарко. Двери все распахнуть настежь, какие есть.
— Так ты всё тепло из печи выпустишь. Зазря дрова переведём.
— Мне из печи не тепло, а угли для ритуального костра нужны. Чтобы избу не подпалить, сделай кумирницу — разведи огонь в железном корыте, а на пол постели листы кровельной жести. Найдёшь?
— Так шахта здесь была. Найдём тебе железное корыто и кровельную бляху.
— Больной — сильно пьющий?
— Запойный!
— Тогда перед обрядом напои его до бесчувствия, чтобы не мешал работать.
— Как не фиг на фиг! — согласился Ерофеич безо всякого трепетного почтения к служителю местного культа.
16.2У Ерофеича внутри всё-таки что-то тревожно ныло. Шаман уж был какой-то ненастоящий — с лица слишком из себя уж шибко умный и пахло от него цветочным мылом и одеколоном после бритья. И говорил по-русски слишком чисто, как школьный учитель русского языка. Но другого шамана за пятьсот вёрст в округе не сыщешь, сказала тунгуска. Ерофеич согласился, только очень уж сомневался, что колдовская сила способна поселиться в очкастом интеллигенте. Они же все тупые и убогие, умники эти, ни в бога ни чёрта не верят. Кто пойдёт в интеллигенты в наше время? Только тот, кто не сумеет с одного удара десять зубов вышибить или череп кастетом раскроить. Безмолвные терпилы эти интеллигенты, одним словом. Не тот нынче шаман пошёл! Некачественный. Вот прежде шаманы бывали…
— Готово!.. Болящий напился до синих чёртиков и отрубился.
Пока шаман облачался в наряд огородного пугала, Ерофеич сладил-таки лежак, похожий на пляжный топчан. С четырех сторону к боковым доскам прибил по камасу — это шкура с голени лося, снятая чулком. Сунул в каждый камас ногу или руку мертвецки пьяного Шмонса и слегка стянул сыромятными ремешками. И кровоснабжению не мешает, и больной не вырвется. Грудь и живот пристегнул к лежаку широкими кожаными ремнями, чтобы не брыкался. В зубы вставил деревянную ложку, чтобы Шманец не прикусил себе язык. Концы ложки стянул ремнями, привязанными к лежаку, чтобы не выплюнул. Лоб тоже закрепил широким ремешком, чтобы одержимый затылок себе не расколотил, когда будет биться в припадке. Под голову ему Фёкла заботливо положила мешочек с волосами с шеи оленя, из которых делала нитки для вышивания по замше.
Посредине горницы Ерофеич пол устлал листами ржавой жести, прижали огромной шестернёй от ручной лебёдки, а на неё водрузил широкую плоскую чашу. В ней когда-то старатели промывали золото. Вот и получился безопасный ритуальный костёр посреди избы.
— Ещё подсыпь углей в кумирницу, хозяин.
— На кой те столько?
— В суровых условиях природы Севера огонь — источник жизни, света, тепла и пищи, — поучительным тоном изрёк шаман в очках с роговой оправой, ну, совсем как настоящий школьный учитель. — Его должно быть много. Каждый уголёк — обиталище духа. Только сначала его надо бы плотно покормить.
— Шмонса? — спросил Ерофеич.
— Нет, огонь. Это может сделать только женщина.
Тунгуска кинулась к кумирне — сыпала на угли чай, табак, бросала кусочки мяса и сала и что-то бормотала себе под нос.
— Ты на кой ляд вонищи напустила! — взъелся на неё Ерофеич.
Шаман остудил его злой запал:
— Прежде чем самому есть — покорми огонь, так у нас говорят. Он проводник между миром людей и миром духов. Предки первый кусок всегда давали огню со словами: «Бугаду будиям экун мунин дяптим» — «Зверя пошли».
— Чего ты бабу дёргаешь? Сами бы справились. Там, где баба, там сам чёрт с копытом. Бардак, а не работа. Пусть Фёкла под ногами у мужиков не путается.
— Нет. Хранительница очага — всегда женщина. У нас огонь — женское божество: «Огонь-матушка, согрей, гори сильней, пошли зверя скорей». А почему так жарко?
— Так печку протопили, углей в жаровню навалили.
— Открой все двери о окна настежь, я же сказал! Люк в подпол и люк на чердак.
— А без этого никак?
— Куда злого духа прикажешь выпускать?
— Понятно… Фёкла, слышала приказ?
Тунгуска кинулась открывать двери и окна нараспашку.
— Всё сделано, — отчитался Ерофеич. — Только поддувает со всех сторон, зябко-то больно!
— Оденьтесь оба потеплей…. Сквозняк нужен, чтобы видеть, куда искры полетели. Искра предскажет, в какой стороне искать злого духа… Тебе не слышно резкого треска или шипения огня? Я что-то не слышу.
— Так в жаровне одни угли.
— В печи, я спрашиваю.
— Так дрова ж сухие — из дровяника. С чего им трещать или шипеть?
— Тогда мои духи пошлют нам удачу. Пусть твоя женщина выгребет для кумирницы ещё углей.
— И так дым глаза выел.
— Дыму должно быть больше. В огне и дыме пляшут духи предков.
Шаман бросил на угли по три горсти сухого багульника, вереска и лишайника. Прижал жар заслонкой от русской печки, не позволяя разгореться пламени, чтобы пуще дымило.
— Дай я тебе слегка угли побрызгаю, чтобы пламенем не вспыхивало.
— Огонь нельзя осквернять водой!
— А как в тайге костёр затушить, если не помочиться на него?
— Ногой притоптать и землёй присыпать, а не осквернять нечистотами. Духи накажут, зверя не пошлют.
16.3Над дымом шаман разогревал бубен, плавно перемещая его над углями. Кружась на месте, потрясал жестяными побрякушками из пивных банок, нашитыми на своём облачении из косматых шкур, и слегка постукивал колотушкой.
— Зачем коптишь своё вооружение?
— Дым все освящает, а огонь всё очищает… Вовремя подсыпай свежих углей в кумирницу, — напомнил шаман тунгуске.
— Я сейчас ей дровишек подколю, — с охотой вызвался Ерофеич.
— Только во дворе. Нельзя рубить дрова близко от костра, чтобы не поранить духа огня.
— Придумали, вашу тунгусскую мать!
— Нельзя ругаться матерными словами у огня, нельзя плевать в него или чем-то тыкать в угли.
— А кочерга на что?
— Кочерга для золы. Это уже мёртвый огонь, а мёртвых нечего бояться. Живых бойся!
16.4— Поставьте лежак с больным у кумирницы и накройте одержимого шкурами.
— И так не замёрзнет — у жаровни лежит.
— Накройте, чтобы не выпустить его душу вместе со злым духом.
— Откуда у Шмонса душа? Проиграл он свою душу в картишки вместе с совестью.
— Всё в мире имеет душу — каждый камень, всякое дерево, малая травинка, самый малый клещ. Сорвёшь травинку без заклятия — выпустишь её душу, духа-покровителя обидишь. Обидишь духа — упустишь удачу — тебе зверя на пошлют, а сам потеряешь здоровье или даже жизнь. Нам сегодня помощь всех добрых духов нужна. Мы поборем самого злого хозяина этих мест — Етагыра.
