Сергей Шведов - Подкаменная Тунгуска
— А ты его видел?
— Много раз, когда был на грани гибели один на один с тайгой.
— А в городе только добрые домовые водятся?
— В городе нечисти полным-полно, но нечистики там по горло сыты грехами горожан, а в тайге мало грешников, вот и духи голодные бродят. Злые очень от голода. За твоими грехами охотятся.
— А звери?
— На зверях нет греха, они в ладу с природой живут. Только человек против сотворителя мира грешит. Злые духи рады-радёшеньки любому заблудшему в горах или безлюдной тайге, чтобы слопать его грешную душу, а тело росомахам на растерзание оставить.
— По обличию они драконы, волколаки или черти рогатые?
— Они способны принимать человеческий облик, чтобы втереться в доверие. А потом могут завести тебя в болотную топь, свести тебя с ума или даже заставить есть человеческое мясо.
— Так оттого-то беглые зэки в тайге человечинкой балуются?
— А ты думал!
— Во как, паря, всё хитро устроено… А я и не догадался бы… Ты-то сам как их видишь, во сне аль наяву?
— Вот посмотри на мой головной убор — бахрома из кожаных ленточек полностью закрывает мне лицо. Через неё хорошо видно духов, но не видишь окружающих людей, когда тебе этого не нужно.
— Понятно, это такой прибор для духовидения… — почесал за ухом Ерофеич. — Заговаривать злых духов — это чо, типа служба такая, как у попа в церкви?
— Нет. Ритуальные камлания совершаются только ради врачевания или для поддержки заблудших в тайге людей, чтобы путь им домой указать. Шаманы не будут камлать просто так за здорово живёшь и лишний раз тревожить духов. Это себе дороже. Профессия у нас такая.
— Понятно, работаете только по прямому заказу… А зачем тебе змеиные головки из пивных банок на кожаных полосках болтаются? Для пущего шума?
— Змеи у нас в тайге редкие твари — холодно им тут, и они почти что не кусачие. Зато считаются самыми сильными духами-защитниками шамана в путешествиях в нижний мир, что под землёй хоронятся. А вот эти связанные в узлы кожаные шнурки, нашитые на полы облачения, служат мне крыльями в полёте между мирами. Шнурки продеты в металлические трубочки, на конце каждого шнурка — колокольчик, чтобы звоном устрашать злых духов.
— Это же обычный сторожок для донной удочки из магазина для рыбаков.
— И жестянки-погремушки от обычных пивных банок, ну что? Нечистый дух любого скрежета не переносит, а рыбачьи звоночки им ещё пуще на нервы действуют.
Ерофеич и сам поёжился от непонятного предчувствия. От шума, звона и скрипучего шороха косматого шаманского облачения у кого угодно мурашки по спине пробегут, не только у злого духа. Головной убор шамана вообще придурошный — кожаная лента, к верхнему краю которой нашиты орлиные перья.
— Зачем у тебя на ленте нарисованы глаза и уши да ещё девчачьи атласные ленточки для косичек нашиты — чёрная, зелёная и голубая?
— Чтоб духи знали, что шаман всё видит и слышит во тьме, под водой, на земле и под землёй и на любом далёком расстоянии. И за это опасались меня.
— А перья орлиные на голове к чему?
— Орлиные перья помогают мне летать в мире духов.
— Понятно — рулевое оперение, как в авиации… А сам-то ты на чём лётаешь?
— Бубен — крылатый конь шамана. На нём прорывается в высшие и низшие сферы нашего мира. Если ускоряю бой колотушкой в бубен, я подгоняю своего крылатого коня, заставляю его подниматься все выше и выше. Замедляя бой, я приземляюсь. Тебе кажется, что я рядом с тобой, а я одновременно проношусь сквозь напластования реальности и виртуальности.
— Какие-какие слои?
— Вселенная представляется нам как многослойная малица-шуба мира, в которую завёрнут младенец-человек. Каждый слой вселенной населен многочисленными существами и духами. В этом запутанном сховище духи могут спрятать похищенную душу скорбящего. А я эту душу найду, верну хозяину и очищу в огне и дыме.
— Подремонтируешь?
— Если смогу, конечно.
— А коли не смогёшь?
— Тогда болезный помрёт по воле духов, но я его ушедшую душу направлю в лучший из потусторонних миров… Присаживайтесь оба у огня.
— Я постою.
— Всем обязательно сидеть и смотреть, не сводя глаз! Начинаю камлать. Всем меня слушаться!
16.5Ерофеич с тунгуской сели, поджав под себя ноги, и, нагнувшись вперёд, смотрели на синий огонёк, изредка проскакивавший по подёрнутым пеплом углям. Шаман подпалил и быстро затушил пучок багульника, чтобы напустил больше духовитого дыма. Заново окурил сначала свою обувь, а затем свой бубен и другие шаманские прибамбасы. Сделал над кумирницей три оборота по солнцу правой, а затем левой ногой. Обернулся три раза на месте с закрытыми глазами. Пристукивая колотушкой по бубну, согнулся в три погибели и что-то запел на родном языке, ускоряя темп. Шаман пел и бил в бубен, тунгуска подпевала.
— Подпевайте оба!
— Языка не знаю, — оправдывался Ерофеич.
— Тогда мычи.
Ерофеич подвывал, закатив глаза, покуда пот по лбу не побежал. От собственного воя его разбирало, как от крепкой водки. Даже перед глазами все поплыло, как если бы смотреть на заснеженную тундру сквозь горячий воздух, поднимающийся над раскалёнными углями остывающего костра. Шаман по ходу камлания давал отрывистые пояснения:
— Я с вами и не с вами. Когда пою, пребываю одновременно в двух явях — в нашем мире и в том или ином слое верхнего или нижнего из многочисленных миров, населённых духами. Я вижу одновременно и людей и духов. Могу общаться с ними и с вами — теперь я переводчик с языка духовных сущностей на языки существ. Духи говорят, что душу больного изъял и похитил Етагыр. Теперь я полечу за ним вослед.
Под звук бубна шаман обошёл вприпрыжку опять же по солнцу вокруг кумирницы рядом с лежаком Шмонса. Кричал, подражая крикам вороны или кукушки.
— Эти хитромудрые птицы слагают хвалебные песни духам и усыпляют их бдительность.
Затем он высыпал в рот пригоршню белого порошка и посерел с лица, по которому струился пот. Ноги его словно подкосились. Шаман пошатнулся и сел лицом к огню и спиной к ним, тихо и мерно стучал в бубен и повёл гневный и скандальный разговор с незримыми духами. Снова вытащил мешочек с толчёными мухоморами и прочими псилоцибиновыми грибами, бросил в рот щепотку и принялся сосать жвачку и причмокивать, даже не скривился. Без этого ни один шаман в мире не обходится. Так он якобы «летает» в мире духов. Может, это и правда. Хотя, кто проверял на себе? Если подсел на грибные глюки, ты уже ничего не расскажешь.
16.6После грибов шаман несколько раз падал на спину без памяти. Лежал бревном, а то и бился в конвульсиях. Когда духи-помощники наконец явились перед ним и шаман стал их ясно видеть, он внезапно вскочил на ноги и снова принялся обходить с подскоками опять же по солнцу (или по часовой стрелке, чтобы понятней было) вокруг кумирницы и толкал пяткой расслабленного Шмонса, не подававшего признаков жизни. Сам он при этом громко и быстро стучал в бубен и распевал особые песни, в которых он вел разговор с духами и описывал зрителям всё, что он видел. После грибов он стал говорить только по-русски.
— Тут высокая гора из черепов и костей. Я нашёл в куче костяков потерянную душу больного! — объявил он, захлёбываясь от наркотической эйфории. — Она забилась в щель между двумя пластами тёмного мира.
Шаман схватил у печки рогач, каким ворочают горшки, и принялся тыкать воздух перед собой, пытаясь высвободить пленённую душу Шмонса.
— Теперь я знаю, в чем причина несчастья — чужие деньги, которые больной спрятал в капище Етагыра. Этим вы оскорбили непочтением беспощадного и мощного духа Етагыра, хозяина этих мест. Деньги — только золото, а пустые бумажки — обман. Сейчас я буду бороться с Етагыром за украденную душу.
* * *Во время схватки с демоном шаман делал неожиданно резкие, стремительные движения, совершал диковинные подскоки, кувырки, разве что колесом не ходил. Лицо кривилось, как у заправского мима, менялось до неузнаваемости, словно он надевал маски. Он всячески грозил не только Етагыру, а всем злым духам, преследовал их в воде и в воздухе, звал на помощь духов-помощников из стаи длинных щук, мудрого одинокого тайменя призывал в свидетели, а пескарей — в фанатов-болельщиков для духовной поддержки.
— Уходи в пасть чёрной щуки!.. Пропади в вонючем чреве сома-падальшика, которого проколет острогой самый презренный из охотников с трясущимися от водки руками… Пусть потроха того сома расклюют не мудрые вОроны, а помойные ворОны, пихающие в себя всякую гниль!
