Павел Виноградов - Жестокий маскарад (сборник)
Задумчиво посасывая палец, перебираю отпечатанные листки черновика моего последнего романа. Где-то здесь, в сейфе, должна быть и флешка с ним, и я не могу понять, из каких соображений Илона распечатала его и так торжественно хранила. Из сентиментальных что ли?..
А ведь исписался ты, Дмитрий Владимирович, исписался в самом прямом смысле этого слова! Вымученные фразы, какие-то канцеляризмы, которые я сроду не употреблял, бесконечные повторы… Ничего общего с тем, что я писал раньше и вспоминаю сейчас. Ничего общего с тем, что начало складываться где-то внутри моего сознания с того момента, как я получил в лесу электрический шок… Может, они и засунули меня в эту романтическую лесную тюрьму из-за того, что я не мог больше выдавать качественную продукцию? Или всё-таки сами устроили мне «кризис жанра»?.. В последнее время перед наставшим беспамятством Анвар колол мне какие-то препараты, уверяя, что они стимулируют мою творческую потенцию.
Кстати, об Анваре. А дверь-то, похоже, режут лазером! И что я им скажу, когда они войдут? Потребую объяснений и сатисфакции?.. Я чуть не хихикнул. Нет, такого рода операции, какую проводят они, так не заканчиваются. Задумчиво смотрю на десантный нож в серебряном окладе — тоже одна из моих наград. Трогаю лезвие. Тупое, как и следовало ожидать. Нет, если дело дойдёт до потасовки, мне будет достаточно просто рук.
Уже пару секунд мои мысли как-то странно путаются, а тут ещё навалилась неожиданная слабость. «Неужели сердечный приступ от обилия впечатлений?» — успел я подумать, валясь на сиреневый ковёр и безуспешно пытаясь пошевелиться. Перед тем, как потерять сознание, вспоминаю, как уколол палец о замок папки. Илона предусмотрела всё. Или, скорее, Ан…
* * *…вар.
Ни зги не видно. Судя по ощущениям, я полулежал в чём-то вроде стоматологического кресла и был так надёжно зафиксирован, что не мог пошевелить даже шеей. Здесь было затхло и пахло крысами. По всей видимости, это было одно из полуподвальных помещений под домом. Но мне обстановка внушала ужас: уж очень тут всё напоминало тюрьму Весёлой могилы — города Харбина. И я чуть не заорал от отчаяния, когда знакомый вкрадчивый голос из темноты начал задавать вопросы. Те же самые.
— Кто вы?
— Какое у вас звание?
— Как вас зовут?
Однако это всё же была не «Весёлая могила», и я знал, кто я и где. И чего хочет мой мучитель: я должен был попросту распасться, как личность — под тяжестью воспоминаний, вдруг воплотившихся в реальность. Но я уже успел взять себя в руки. И, главное, теперь мне нечего было скрывать.
— Строгов Дмитрий Владимирович, — ответил я, с трудом ворочая запёкшимися губами, — полковник Имперской службы безопасности в отставке. Писатель.
— Нет, неправда, — стал уверять голос, на сей раз по-китайски, и вдруг я понял то, что отметил ещё в харбинской тюрьме. Этот гортанный акцент, на каком бы языке он ни спрашивал. Эти знакомые интонации доброго друга-психиатра…
Анвар!
На секунду я решил, что действительно сошёл с ума: как мог Анвар допрашивать меня в китайском плену?! Запредельный бред. Хотя… После того, как Азербайджан вступил в войну на стороне США и огрёб тактическим ядерным оружием, а незаражённые территории оккупировала Армения, бывшие азербайджанские военные нанимались в войска всех государств мира. В том числе и военные психиатры — специальность, бурно развивавшаяся ещё с прошлого века. И почему бы Анвару, который служил тогда китайцам, не возненавидеть меня из-за того, что он не сумел меня сломить, не пробраться в Россию, не сойтись с Илоной ради того, чтобы добраться до меня… А может, я представлял для него какой-нибудь психологический казус и он рассчитывал прославиться, изучая меня? А может быть, просто получил такое задание от своих ханьских хозяев…
Но теперь выхода у него не было. Он больше не загонит меня в амнезию, и ему придётся меня убить. Сделать это проще простого — юридически я всё равно мёртв… Так что же он медлит? И даже пытается снова переломить меня:
— Завтра вас весь день будут бить бамбуковыми палками по пяткам, — говорил он, и в голосе его звучало фальшивое соболезнование, — а если и это не поможет, к вашему животу крепко привяжут стальной котелок, в котором будет сидеть злая голодная чёрная крыса. Уверяю, она очень быстро найдёт для себя выход на волю. Точнее, прогрызёт его…
Нашёл чем пугать мертвеца… Вдруг, словно вспышка — воспоминание: мы гуляем с Анваром по мраморной набережной Енисея. Она ещё не достроена, и мы забираемся куда-то далеко, где заросли чахлых ив и всякий строительный мусор. Говорим… Не помню, о чём. Он нагибается, чтобы завязать шнурок, и оказывается за моей спиной. Дальше всё обрывается.
— Что вам от меня нужно? — глухо спрашиваю я.
— Чтобы вы опять вспомнили, что вы никто, ничтожная личность с большими деньгами, вообразившая себя чем-то значительным.
В его мягком тоне прячется злость, которую ему уже очень трудно скрывать. Учили, учили и нас основам экстремальной психологии…
— А сам-то ты кто? — с лёгкой насмешкой спрашиваю я, не сомневаясь в ответе.
— Я — это ты, и у тебя не должно быть от меня тайн.
Ну конечно же…
— Нет, — отвечаю я, отчаянно вырываясь из своей персональной «весёлой могилы», — я — отделённый! И я тот, кто убьёт тебя, Анвар!
* * *Чувствую сильный удар по голове, кажется, резиновой дубинкой. Но бить он явно не умеет — попал на два сантиметра выше, чем надо. Тем не менее, делаю вид, что потерял сознание. Думая, что вырубил меня, Анвар бросает в пространство:
— Ты всё слышала?
Ну конечно же, она слышала всё через включённый коммутатор.
— Да, — раздаётся голос женщины, называющей себя моей женой.
— И снова будешь настаивать, чтобы мы оставили его в живых? — в голосе Анвара слышится и насмешка, и даже как будто бы сочувствие к Илоне.
— Ты мне обещал… — а её голос, чуть измененный техникой, звучит обречённо.
— Все, что я обещал, я сделал, — отозвался Анвар. — И, как видишь, кончилось всё так, как я и предполагал. Он начал вспоминать. Может быть, даже уже вообще всё вспомнил. А что не вспомнил — о том догадался, когда рылся в твоём сейфе.
— Ты говорил, что если он не захочет вспоминать все те ужасы… — начала Илона, но Анвар не дал ей договорить:
— Я говорил, что есть такая вероятность! Понимаешь разницу? Вероятность, что он хочет забыть всё, что с ним было на войне, и особенно, забыть, что исписался, была. Но небольшая, и я тебя сразу об этом предупредил.
— Ты не говорил, что она небольшая! Ты сказал, что он наверняка забудет — помнишь, когда ты усыпил его на Енисее и мы везли его в твою лабораторию? И потом, когда ты с ним поработал — ты же уверял, что так прочистил ему мозги, что они теперь чистые, как белый лист! Так почему же..?
— Что почему? Почему он вспомнил, кто он? Почему не захотел быть простым обывателем у тебя под крылышком? Я бы сам хотел это понять! Видимо, потому что некоторые люди так устроены, Илона! Не хотят они жить обычной жизнью в уютном доме с любимой женой, а хотят воевать, убивать и спасать, творить… хотят чего-то великого, в общем, а не сахарного счастья! И ни психотропами, ни гипнозом им мозги не прочистить!
Мне кажется, или теперь он говорит обо мне с уважением?! Правда, судя по его следующей фразе, это меня не спасёт.
— Надо его было убрать сразу — как только тот дурачок сознался в его убийстве. Все же так удачно получалось — и гипноз на него подействовал идеально, и улики мы подкинули…
— Неужели ничего нельзя..? — всхлипывает Илона. — Неужели ты совсем ничего не можешь сделать?!
— Если б мог — сделал бы, — снова нервно бурчит Анвар. — С кем-нибудь другим — смог бы. Но с этим — нет. Если бы его можно было сломать, он бы уже сломался.
И всё-таки уважительная интонация мне не померещилась!
Ужасно хотелось закурить трубку. И было страшно. Не такой уж я герой, как он думает. Но страх всегда пробуждал во мне ярость. И сейчас тоже.
А Илона, судя по доносящимся из коммутатора звукам, уже вовсю рыдает.
— Анвар! Я тебе тоже кое-что обещала, ты помнишь? Я… согласна. Сделаю всё, что ты захочешь, тебе понравится! Только пожалуйста!.. Прошу тебя, пусть он живёт!!! Он же всё равно не сможет отсюда убежать, андры его не выпустят! Я… не выпущу! Он меня любит, уже полюбил, я ему наплету что-нибудь, придумаю, он поверит…
— Прекрати, — я не вижу нашего «друга семьи», но могу поспорить, что сейчас он брезгливо морщится. Нет, Илона, не получится у тебя его соблазнить — любого другого получилось бы, но не этого.
Сама Илона однако, похоже, думает иначе. Женщина никогда не признает, что её чары могут не сработать… Я внутренне холодно усмехнулся. Страх окончательно вытеснила всепожирающая ярость, сильная и ровная, как термитный заряд.
— Анвар… послушай, давай всё-таки… поговорим. Поднимись ко мне… — она больше не плачет, в голосе нет даже намека на слёзы. И как женщинам это удается? Но на моего врага это не действует.
