Борис Липатов - Блеф
Через минуту Генри вытаскивал его за ноги.
— Что же вы так неосторожны!.. — и замолчал.
Многодумная голова князя Межпланетского была изумительно раскрошена о подводный камень.
Генри пулей влетел в ангар, где О'Пакки как раз расставлял на столе закуску.
— Господа! — крикнул он Стьюпиду и О'Пакки, — ужасное несчастье! Мистер Пузявич упал со скалы и разбил себе голову!
— Да что выговорите?! — воскликнул О'Пакки, поражённый. — Вы его спасли, Генри?!
— Он убился насмерть!
— Пойдёмте, пойдёмте скорее! Идёмте, милорд!
Тут только О'Пакки сообразил о своей непоправимой глупости. Лорд Стьюпид, разинув рот, во все глаза уставился на внезапно заговорившего марсианина.
— Ну что вы стоите! — И О'Пакки тряхнул лорда за рукав.
— В-вы — человек?!! — изумился лорд.
Генри схватился руками за голову и выбежал вон.
— Да, человек!! — дерзко вскрикнул О'Пакки, видя, что всё потеряно. — Разрешите представиться: Пакки О'Пакки из Лимерика!
Лорд гордо выпрямился.
— Мерзкая ирландская обезьяна! — процедил он.
Вполне достаточно.
Пакки, всегда спокойный, флегматичный Пакки — рассвирепел.
— Ах, вот как? Что ты сказал?! — шагнул он к лорду.
— Я сказал: мерзкая ирландская обе… Когда у шестерёнки часового завода срывается курок, пружина менее быстро развёртывается; О'Пакки откинул корпус назад, повернулся на носках и стремительно вогнал кулак под желудок лорду Стьюпиду, предоставив возможность лордовой душе ускользнуть через широко открытый рот.
22. Глава заключительная, а потому наполненная всяческими отговорками
Читатель — оригинальнейшее существо. Где его альфа и омега — неизвестно. На последних страницах в нём происходит непередаваемый кризис. В нём борются два желания: одно ждёт под занавес флер-д'оранжа и прочих приятностей, другое рисует мрачную картину расположенных поленницей трупов героев. В таких условиях создается безвыходная для автора обстановка — не разбежаться с идеологической и тематической увязкой.
Соглашательство — наиболее распространённый вид обслуживания заинтересованных сторон. Не даром сказано: «блаженни кротцыи»! Вот и сейчас встаёт блестящая возможность обоюдного шантажа между автором и читателем.
Создав обстановку, явно ни к чему не обязывающую, можно вместо эпилога и т. п. подливки под надоевшую тему подвести систему тезисов, явно компромиссного характера.
— Так вот: Ирена, Годар, Пулю и полевевший Ковбоев собираются в Европу, в их руках полные доверенности на заводы Стьюпида! Это данные.
В конце концов мы ничего не слышали о том, чтоб с октября 1924 года ими были предприняты какие-нибудь шаги в этом направлении, это их дело и дело их совести.
Мимоходом, не создавая из этого сплетни (ибо Годар, едучи на каторгу, упоминал имя некоей Сюзетты), отметим, что Годар и Ирена попустительством других, нам известных, — говорят друг другу — ты. Но Годар — вообще коммунист, а она уверовавшая в него женщина.
О'Пакки, своей неуравновешенностью способный свести с ума кого угодно, проделал это сам, как мрачно сообщил возвратившийся с острова Дука. Он, уничтожив свой аппарат, тоже собирается в Европу.
Синдикат вообще распался. Хоммсворд сделался сенатором (а не наследником после умершего дядюшки, каковая версия циркулировала). Кудри замучился с подагрой и всё кричит: «ай-ай!» Бедный!
Генри на острове. Что, как и почему, знает больше всех Дука, но делает из этого большущий секрет. Ему неудобно, что он прочёл письмо Генри, адресованное Пайку. О Генри он упорно отмалчивается.
Большая часть капитала Синдиката Холостяков, согласно версии, в настоящее время находится в распоряжении Французской Компартии. Отсюда справедливое негодование мистера Куллиджа, президента Соединённых Штатов, на американцев, ездящих в Европу с большими деньгами.
— Гораздо рациональнее тратить американские деньги в Америке, — так, кажется, сказал он.
Это, однако, не мешает мистеру П.Моргану одалживать деньги Польше и делать тому подобные дохлые дела. Хотя они богаче, им виднее.
Нельзя обижаться на урождённых европейцев, которые сколачивают в Америке деньжата и невежливо уезжают домой. Такие уж они европейцы. Нет никакого родительского чувства. К тому же неблагодарность — колоритнейшее свойство жителей земли.
Трезвые читатели имеют привычку требовать от всякого авторского начинания элементов общественности, поэтому не окажется ли в их глазах подобный труд излишним подражанием заслуженным фантазёрам или обыкновенной револьверной повестью?.. Что поделать. Авторство — вообще трудная вещь, и, кроме того, роман это всегда роман, а не оперетка.
1927
