Константин Щемелинин - "Я"
Прошло несколько дней, прежде чем я осмелился попросить у «отца» этот камень, и он дал его мне. Я повзрослел и уже более серьезным и вдумчивым взглядом (нечеловеческим, естественно!) вновь попытался проникнуть в тайны этого творения. Но камень не поддавался и не спешил раскрывать передо мной свои глубины, однако я старался и постепенно секрет «замка» и его внутренняя логика стали мне частично понятны. Теперь у меня получилось чуть приоткрыть его и увидеть, как камень засиял в моей руке, и свет его высветил сложный узор из разноцветных прожилок внутри него. От камня исходило тепло, он был неровный и тяжелый, но не тяжелее обычного булыжника таких же размеров.
Я попытался, чуть приоткрыв его, бросить тонкий, управляемый по силе, луч света в пространство (а не безумный поток огня, как в прошлый раз!), и мне это удалось: бледный луч вышел из мрачного камня и, пройдя между моих пальцев, ушел за горизонт. Я повернул кисть руки, и этот луч упал на стоящие поодаль деревья. Луч был очень слаб, поэтому с ними не произошло ничего — они не загорелись, как я втайне ожидал от них, а продолжали стоять, несокрушимые и величественные. Я вытянул левую руку, прикрыв ладонью луч, и от белого кружочка у меня на коже по всей кисти побежало тепло. Я засмеялся — у меня получилось, у меня получилось регулировать силу луча!
«Отец» вместе со своим приятелем были рядом и с интересом смотрели на мои опыты. Я окинул широким взглядом горизонт и нашел то, что искал: там, за лесами, там, за степями, подняв к солнцу свои покрытые льдом вершины, стояли горы. Горная цепь голубела в тумане сотен километров пути; она была очень далеко от меня, вот почему я решился сделать это.
— Мне всегда нравился ядерный гриб, — сказал я своим спутникам. — Он такой красивый, большой, клубящийся черно-красно-желтого цвета. Если вы не против, то сейчас я создам его в тех горах, что туманятся там, у горизонта.
— Делай, что хочешь, — ответили мне.
И я сделал это! Тонкий, все сжигающий свет, ушел к горам, но он был уже не лучом, а конусом, полным энергии и силы, и там, куда упал он, там, где соприкоснулся его поток с плотным веществом, там начались неуправляемые ядерные реакции, и шар огня заполыхал среди таинственных гор, разбрызгивая вокруг себя огонь и блеск. Я выключил луч, и с восхищением смотрел, как созданный мой шар начинает подниматься вверх, как клубится в нем пыль, как начинается образовываться сама клубящаяся ножка гриба, и как блистают вырванные из тумана горы, и как блеск ядерного огня золотит облака. Было очень красиво, а тем временем, гриб сформировался и уже возвышался над Халой; а потом постепенно шляпка гриба поднялась столь высоко, что ножка уже не успевала расти за ней и разорвалась. Клубящаяся шляпка поднялась к облакам и раздвинула их, а ножка, не поддерживаемая ничем, опускалась на землю, расползаясь по ней, как вода. Грохот взрыва до нас не дошел, лишь слабый ветер дул нам в лицо: гриб посылал нам свой прощальный привет — он умирал, он уже почти умер: ножки уже не было, а от шляпки осталось лишь только кроваво-черное облако, нависающее над миром Халы. Первый раз за всю свою историю Хала познала мощь ядерного взрыва — первый, но отнюдь не последний раз.
Я еще несколько раз делал ядерные взрывы, причем делал их исключительно из эстетических соображений. Один раз у меня особенно хорошо получилось: небо в тот день было закрыто облаками до самого горизонта и атомный гриб, поднимаясь вверх, освещал их снизу — картина вышла очень красивой и величественной! Мне нравилось играть с камнем — луч, вылетающий из него и сносящий горы, казался мне мечом богов! А однажды я сумел сделать вытянутый атомный взрыв: стоя на вершине невысокой горы, я направил конус вниз так, чтобы он чиркнул по расстилающейся передо мной равнине — и там, где основание конуса прошлось по земле, там и было многокилометровое вытянутое овальное основание ядерного гриба.
Необходимо добавить еще вот что: всякий раз, когда атомное облако рассеивалось в атмосфере (а это происходило через несколько часов после взрыва), мой «отец», а может быть, и его спутник тоже, очищали мир Халы от всех возможных последствий — и в процессе очистки, как мне кажется, они использовали время, заставляя его течь вспять. Они замещали зараженный район — всю обожженную радиацией и продуктами ядерных реакций область пространства — на исходную, чистую, тем самым полностью ликвидируя последствия моих игр; вот почему сейчас, по прошествии многих лет после атомных взрывов на Хале можно с уверенностью говорить о том, что Хала все-таки никогда не знала разрушительной силы ядерного взрыва!
Когда же я, «наигравшись» с камнем, решил отдать его, «отец» спросил меня:
— Все ли знание ты взял из этого вместилища энергии и массы? — и я ответил ему:
— Да, — все, что смог.
— Знай же, сын, — продолжил «отец», — что по сути своей — это не камень и не сжатая галактика, а сосредоточение колоссальной энергии, массы и времени, причем упорядоченное сосредоточение, которое допускает возможность целенаправленного использования. Его можно использовать, в частности, как оружие, но основное его предназначение — созидание. Огромная власть Повелителя Вселенных, к которой ты стремишься, нуждается в соответствующих знаниях и средствах. Этот якобы камень — средство, и не расстраивайся оттого, что ты пока еще лишь слегка заглянул внутрь свойств и возможностей этого камня — в свое время ты познаешь все, что нужно.
А потом «отец» помолчал, подумал и закончил:
"Но познавая мир — не торопись.
Не торопись, иначе не почувствуешь глубины.
Помни, что, затрачивая время на изучение объекта, ты получаешь глубину его понимания ".
Я понимал его — он был прав; а когда с тех пор прошло много-много дней, я все же с сожалением вспоминал о том, какая фантастическая мощь была у меня в руках…
Наше путешествие продолжалось. Мы не спеша продвигались по планете, и нашим глазам открывались все новые и новые чудеса. И об одном из них — л сверхвысоком лесе — я расскажу сейчас.
В условиях жаркого климата с обязательным наличием частых дождей и большого количества воды в реках нам встречались удивительные леса. Если обычные халанские деревья имеют наибольшую высоту до двухсот метров с диаметром ствола у основания около десяти метров, то в этих лесах все было по-другому. У всех деревьев на Хале точно такие же, как и на Земле, крона, ствол да корни, но у тех чудесных деревьев, что растут во влажных лесах, имеются две существенные особенности.
Во-первых, все деревья, независимо от вида, к которому они принадлежат, могут вырасти до 800— 900 метров в высоту, причем диаметр ствола у основания составляет метров 20-25. Если бы такое дерево росло отдельно от других, то оно переломилось бы от ветра, именно поэтому такие деревья всегда растут большими лесами, поддерживая друг друга.
Лесные великаны поддерживают друг друга следующим образом. В местах, где ветви разных растений трутся от ветра, соприкасаясь друг с другом, в безветренную погоду образуется мощная соединительная мозоль. Она одновременно принадлежит им обоим, сращивая деревья одно с другим. Клетки мозоли подпитываются обоими исполинами, разделяют внутреннюю среду одного растения от другого, благодаря чему болезнетворным микробам очень трудно проникать с зараженного дерева на здоровое.
Ветви, соединенные мозолью, со временем утолщаются, также укрепляется и сама мозоль — и в скором времени эта связь уже может выдерживать огромные нагрузки. Воспринимая усилия от ветра, одно дерево передает его на соседние, а они, в свою очередь, — еще дальше; таким образом, весь лес этих сверхвысоких деревьев представляет собой мощную пространственную конструкцию, которая гораздо прочнее, нежели группа отдельно стоящих деревьев. Каждое дерево имеет сотни мозолей, связывающих его с соседями; получается, что поддерживая друг друга, деревья живут в своеобразном симбиозе: у родственных видов деревьев мозоль является проницаемой для определенных веществ, поэтому отдельные экземпляры как бы срастаются в одно сверхдерево. В некоторых особо благоприятных условиях оно может возноситься вершинами почти всех своих колоссов на высоту до 1200 метров , и это является пределом высоты дерева в Галактике. Такие невероятно высокие леса обычно встречаются в защищенных от ветра межгорных долинах, полностью заполняя их.
В недостаточно прочных местах — в мозолях, в ветвях или же в самом стволе — древесина трескается или ломается, но со временем это место зарастет и будет усилено дополнительными слоями древесных волокон. Точно также зарастают трещины и у земных деревьев; тот же принцип залечивания ран действует и во всех живых существах, отличаясь только способом осуществления.
Вторая особенность таких лесов связана с расположением листьев на исполинских растениях. Только листья нижнего яруса, расположенные на высоте 10— 20 метров образуют сплошной разноцветный ковер — листья расположены плоскостью к падающим лучам солнца (как на Земле). Часть света они улавливают и преобразуют, но большая часть отражается ими обратно. Эти листья имеют слабые черенки, поэтому постоянно дрожат даже на самом слабом ветерке, поэтому свет отражается ими по разным направлениям.
