Роберт О'Брайен - Z значит Захария
Похоже, предмет беседы его не интересовал и разговаривать об этом ему не хотелось.
Я спросила:
— И это всё?
— После колледжа провёл четыре года на флоте.
Кажется, дверь приоткрылась.
— На корабле? Куда вы плавали?
— Я работал в военно-морской оружейно-технической лаборатории в Бристоле, в Нью-Джерси. В колледже я специализировался по химии. А флоту нужны были химики. Там я и начал заниматься пластиками — их требовалось много, и мы всё время испытывали новые виды. Для судового оборудования, оружейных чехлов, водолазных костюмов, даже для обшивки корпусов судов. Пластик, который бы не крошился, не трескался, не подвергался коррозии и не протекал.
— Вот оно что.
Похоже, беседа возвращается туда, откуда началась.
— А поработав там, я подал заявление в Корнельский университет.
Круг замкнулся. Похоже, это было безнадёжно и мне следовало махнуть рукой на разговор, но вместо этого я сказала:
— А вы когда-нибудь... вы были когда-нибудь... женаты?
Он бросил на меня острый взгляд и проговорил:
— Так я и думал, что ты к этому ведёшь.
И вот тогда это и случилось. К полному моему изумлению он, даже не улыбнувшись, взял меня за руку. Нет, здесь, скорее, подошло бы слово «схватил». Он резким движением схватил мою ладонь и, крепко сжав, дёрнул к себе так, что я чуть не упала со стула. Он держал мою руку в обеих своих.
— Нет, я никогда не был женат. Почему ты спрашиваешь?
Я так опешила, что целую минуту лишь сидела и таращилась на своего собеседника. Единственное, о чём я могла в тот момент думать — это что он неправильно истолковал какие-то мои слова.
Я сначала смутилась, потом мне стало неудобно, а после этого — страшно. Смутилась я по совсем пустячной причине: моя рука была мозолистой от работы, а его — мягкой, наверно, потому, что он долго носил пластиковые перчатки. Неудобно мне стало потому, что он потянул меня к себе, и я теперь не сидела на стуле прямо, а наклонилась вперёд, рискуя потерять равновесие и упасть. И, наконец, страшно мне стало потому, что я попыталась высвободиться, но мистер Лумис ещё крепче сжал мою руку. В том, как он стискивал мою ладонь, не было ни капли нежности, а лицо его оставалось бесстрастным. Он смотрел на меня так же, как на какую-нибудь там «Сельскохозяйственную технику».
Он повторил:
— Почему ты спрашиваешь?
Я попросила:
— Пустите, пожалуйста!
А он:
— Только после того, как ответишь!
А я:
— Спросила, потому что интересно. — Кажется, меня начало трясти. Я действительно испугалась.
А он:
— Что интересно? — И вместо того, чтобы отпустить меня, он потянул ещё сильнее, и я потеряла равновесие.
То, что произошло дальше — простая случайность. Почувствовав, что падаю со стула, я инстинктивно выбросила вверх правую руку (мистер Лумис держал меня за левую) чтобы за что-нибудь уцепиться. И попала ему прямо по лицу — не очень сильно, куда-то в район левого глаза. В тот же момент он отшатнулся и хватка его ослабла. Я выдернула руку из его ладоней и отскочила.
Очень тихим голосом мистер Лумис сказал:
— Тебе не стоило этого делать.
Я так и не знаю, обязана я была извиниться или нет (вообще-то, с чего бы? Моей-то вины в этом не было!), но я извинилась.
— Простите, пожалуйста! — пролепетала я. — Я не нарочно. Я чуть не упала...
Я смешалась до такой степени, что даже, кажется, попыталась улыбнуться — не помню точно — а потом повернулась, чтобы уйти на кухню. И в этот момент мистер Лумис сказал:
— Однажды ты уже держала меня за руку.
В кухне меня затрясло с такой силой, что поначалу я даже не могла продолжить приготовление ужина; голова была как в тумане. Мне показалось, что я сейчас заплачу, что случается со мной весьма редко, но сумела удержаться. Сев на табурет, я постаралась успокоиться. Твердила себе, что всё случившееся не так уж и важно. Это то, что девочки в школе называли «заигрыванием»; это слово, сопровождающееся хихиканьем, частенько мелькало в их разговорах после свидания. Но такое обычно случалось в машине, после кино, по дороге домой, к родителям. Всё выглядит совсем по-другому, когда вокруг никого больше нет, не к кому обратиться, не с кем посоветоваться. И тут я нечаянно сделала то, что давно запретила себе делать: представила, что мои мама и папа вернулись домой, и Дэвид с Джозефом тоже. Как бы мне хотелось, чтоб это было так! Я постаралась выкинуть тоскливые мысли из головы — за долгий год я этому хорошо научилась. Успокоившись, я снова принялась за готовку.
Мистер Лумис вернулся в свою спальню без моей помощи. Я всё ещё возилась с ужином, когда услышала стук его трости и шаркающие шаги; он шёл, опираясь о стенку. Потом послышался скрип кровати; когда я внесла к нему поднос с едой, он сидел, обложившись со всех сторон чертежами. Мистер Лумис взял у меня из рук поднос спокойно, как будто ничего не произошло. Я ужинала на своём обычном месте, у карточного столика; за всё время мы не произнесли ни слова.
Упоминая о том, что я уже держала его за руку раньше, он говорил правду. В ту ночь, когда он был особенно плох, когда пульс почти перестал прощупываться, а дыхание стало подобно легчайшему трепету, решив, что он умирает, я села рядом с ним и взяла его за руку. Не могу сказать, долго ли я так просидела; может, даже несколько часов. Я не думала, что он это запомнит; так же, как с музыкой и чтением, мне хотелось лишь, чтобы в своих запредельных блужданиях он знал, что я рядом.
Однако его жест имел совсем иное значение — я восприняла это на подсознательном, чуть ли не телепатическом уровне. Мистер Лумис держал меня за руку так, будто устанавливал свою власть надо мной, или если не власть, то контроль — не знаю, как точнее выразиться. Точно таким же образом он устанавливал свой контроль над моими хозяйственными заботами, над расходованием бензина, над трактором и даже над моими походами в церковь. И над костюмом, и, в конечном итоге, над Эдвардом.
По этой причине то, что он самостоятельно добрёл до кровати, вызвало во мне не радость (как следовало ожидать), а тревогу.
Глава 17
30 июня
Я опять живу в пещере. Теперь я рада, что так и не рассказала о ней мистеру Лумису. Я здесь уже два дня — не потому, что мне пришла такая блажь. Я вынуждена была сделать это. Попробую написать обо всём по порядку, может быть, это поможет мне прояснить для себя ситуацию и придумать, как быть дальше.
В ночь после «заигрывания», ну, то есть, когда мистер Лумис взял меня за руку, я легла спать — как всегда с Фаро под боком. Я так нервничала, что смогла заснуть не раньше трёх часов. Проснулась я, когда утро было в полном разгаре — значительно позже, чем обычно — с тревожным чувством, что что-то идёт не так, как надо. Сначала я не могла понять, откуда это чувство, но потом вспомнила. Постаралась убедить себя, что это всё чепуха, мелочи. Работа ждёт, и я буду выполнять её, как будто ничего не случилось.
Я встала, сходила в курятник и собрала свежеснесённые яйца (заметив попутно, что одна из квочек высидела восемь цыплят — все живые! — а две другие сидят на яйцах), подоила корову, отправилась на кухню и приготовила завтрак. Словом, всё было как обычно, изменились лишь мои чувства. Позавтракала на кухне, как всегда — потому что мистер Лумис просыпается не так рано, как я, — убрала со стола и понесла завтрак в его комнату. Я нервничала и была очень напряжена, а вот он... Если он и ощущал что-то похожее, то ничем этого не выказал, просто взял у меня поднос и принялся за еду. Завтракая, мы, как это стало у нас в обычае в последнее время, говорили о том, что мне предстоит сделать сегодня. Кукуруза, соя и фасоль уже чуть подросли, и я собиралась их удобрить. А если останется время — то и огород тоже.
Он спросил:
— Чем удобрять будешь?
— Кукурузу и бобовые — химическими удобрениями.
— Из магазина.
— Да.
— И много их там? Сколько?
— Ну, я точно не знаю. — Удобрения, расфасованные в мешки по пятьдесят фунтов, хранились на складе на задах магазина рядом с погрузочной платформой. Склад был битком набит, мешки громоздились до потолка — мистер Клейн отлично подготовился к весенней страде у амишей. — Там что-то около пятисот мешков.
— И всё равно когда-нибудь они закончатся.
— Их хватит ещё на много лет.
— Должно хватить до той поры, когда мы сможем полностью перейти на органику.
— Да, я знаю.
В поле, ведя трактор с прицепленным к нему разбрасывателем удобрения по рядам молоденькой кукурузы, я почувствовала себя лучше. С кукурузой был полный порядок — здоровые ярко-зелёные стебельки достигали уже нескольких дюймов в высоту. Я попробовала подражать отцу: подводить колёса трактора, а значит и разбрасыватель как можно ближе к рядам, не задевая при этом растений. День выдался тёплый и тихий; пожалуй, на солнце было даже немного жарковато, и Фаро, пробежав за трактором пару рядов, отправился на кромку поля и улёгся в тенёчке под райской яблоней, лениво наблюдая за мной оттуда. Словом, у меня возникло чувство, что всё возвращается на круги своя, всё становится как прежде... пока я не повернула трактор в конце ряда и не взглянула на дом. Там, на крыльце, сидел на своём стуле, слегка наклонившись вперёд, мистер Лумис. Он скрывался в тени, поэтому я не могла видеть его лица, но не сомневалась, что он пристально наблюдал за мной.
![Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]](/uploads/posts/books/4209/4209.jpg)