Александра Ковалевская - Война Моря и Суши (litres)
Старик, кряхтя, наклонился к строптивому блюдцу, погладил его по выпуклому верху. «Умка» радостно подпрыгнул и бросился догонять свою команду.
Человек переглянулся с Валевским, тот кивнул понимающе. Человек пожал плечами, развёл руками: «Что ж!» – и, подволакивая ногу, скрылся в здании.
На экране уличного о-кубо супружеская пара с пылесосом на коленях рекламировала маленького друга и помощника, их пылесос вполне натурально и к месту издавал вздохи удовольствия. Такие сюжеты стали привычными. Пресса сообщала о случаях отказа такси везти пассажиров, не расположенных рассказать машине хоть немного о том, как прошли выходные.
«Надеюсь, не дойдёт до того, что начнут капризничать омега-тэ, размечтавшиеся порезвиться в компании кашалотов?» – подумал Валевский.
Ему не хватало компании инсуба, но Полосат Счастливый снова был на попечении Валевского, и, значит, в ближайшие сутки ждать друга не приходилось.
Из головы не шли пропавший племянник, заплаканная сестра, война на поверхности…
Не в силах оставаться в четырёх стенах, аналитик решительно подхватил беспечного Полосата, помешав вдохновенно вылизывать розовым языком растопыренные когтистые лапы. Затолкал в корзинку, туда же положил запас корма для кити и, выбирая между гостиницей для животных и соседями, шагнул на порог соседней квартиры с просьбой позаботиться о маленьком толстяке до его возвращения.
* * *Сеанс у Оракула может длиться от одного часа и до бесконечности. В рифах много шутят на эту тему.
Посетившие Оракула верят в особую силу его предсказаний, и эта вера – одна из немногих, владеющих умами подводников. Отдельные люди утверждают, что помнят все слова Оракула. Но большинство не помнит и малой части: срабатывает эффект сновидения, когда с пробуждением всё пригрезившееся забывается. Несмотря на такие смутные вводные, все возвращаются с уверенностью, что Оракул повлиял на их жизнь, а откровения Оракула просветили и направили на путь истинный.
Странно, как мало нужно людям для веры: всего-то электронная база данных за двести лет существования Колоний, умеющая слушать словесные излияния взъерошенного клиента. И отвечать, причём весьма туманно, – уж в этой части слухи не врут.
Главное правило, которое передаётся из уст в уста: самый важный вопрос задавать сразу. Тогда есть шанс запомнить ответ или даже напутствие Оракула. Все следующие вопросы человек задаёт уже в полусонном состоянии, а инструкция на входе в «Жемчужину мира» ни к чему не готовит. Считается, ответы остаются в подсознании, подспудно влияя на решения человека. Невозможно ни проверить, ни опровергнуть это – налицо новая религия, придуманная для своих нужд самым интеллектуальным обществом, когда-либо населявшим планету.
Валевский, поминая всех кальмаров и недовольный собой, шёл через совершенно тёмный зал, подсвеченный лишь бегущими по твёрдому гладкому полу цветными сполохами – указателями пути для искателя истины.
«Небось хвалёный Дом Оракула занимает всего-навсего один из внешних тоннелей в оболочке рифа, – думал он. – Таких тоннелей – сотни километров, самое дешёвое и невостребованное пространство, потому как внешнее и годно разве что для баз утилизации…»
…И выпал из темноты в океан света.
И завис, ничего не касаясь, в лучезарной пустоте.
Он не знает, сколько висел, нежась в ласковом тепле, не чувствуя ни верха, ни низа. Не хотелось выходить из состояния покоя и безмятежности. Потом зазвучал женский голос, приветливый, уютный, – Валевский был уверен, что слышит дыхание, сопровождающее человеческую речь. Где-то рядом и вокруг ритмично билось, словно сокращалось, пульсируя, то, что было похоже на большое сердце.
Как мать говорит младенцу, заботливо и нежно, голос сказал, слегка растягивая слова:
– А теперь мы вернёмся в колыбель…
После пробуждения Валевский долго помнил эту первую фразу. Он был уверен, что в подсознании всплыл слышанный в младенчестве голос матери. И берёг тепло, разливавшееся у него внутри при одном воспоминании о безусловной, всепоглощающей любви, ничего не ищущей взамен…
…Он ощутил себя внутри жемчужной раковины. Сияющие перламутровые створки сомкнулись, его обволокло чувство полной безопасности. Валевский слегка поворочался, устраиваясь, и свернулся калачиком. Никогда не спал в такой позе, но сейчас это было самое удобное положение, и, сложив крест-накрест руки на груди и подтянув колени, двадцативосьмилетний аналитик блаженно закрыл глаза. Сон ли это, или сложный аттракцион, который даруется каждому подводнику в критический для него момент жизни, – всё стало безразлично. Всё отступило.
Тот же голос спросил:
– Что, мой мальчик?
– Мама… – пролепетал он.
Он не был уверен, что произнёс это вслух, скорее подумал.
– Я с тобой, – ответил голос, – всегда с тобой, дитя моё.
– Что-то изменилось, а я не знаю, что… всё не так, – кажется, захныкал Арт.
– Знаешь.
Артемий отчётливо увидел все рифы Подводных Колоний и понял, вернее, само собой произошло вникновение. Инженерия подводных мегаполисов, рациональность архитектоники глубинных модулей естественно и эффективно решали старую как мир задачу – они служили вместилищем… Вот только Артемий Валевский, аналитик Главного Управления, не сразу принял очевидное.
Понадобилось время, прежде чем Арт разрешил себе поверить. Поверить в то, что на дне Мирового океана находится бесспорно разумное существо и бесспорно – продукт эволюции Homo sapiens, но при этом существо не может называться и не является человеком, хотя бы уже потому, что имеет планетарные размеры. Арт созерцал это создание, и для него было совершенно естественно то, что форма нового «венца природы» накладывается на карту Южного полушария планеты, следуя координатам размещения подводных мегаполисов, электрических кабелей и транспортных тоннелей между ними.
Арт подумал: как назвать то, что он видит? Слово нашлось. На дне морей деятельно жил Змей Мудрости – коллективный разум подводников. Он целостен. Он един. Он самодостаточен. Но нельзя говорить о его неделимости; Артемий наблюдал, как Великий Змей искрит (если можно так описать отделение малых его частей). Микрочасти двигались вверх и вниз – существо взаимодействовало с миром, искры скапливались в сгустки – анклавы и базы Моря; отдельные искры оказывались далеко, но таких немного. И Арт теперь знал, что его собственный лепет, его плач – всего лишь попытка остаться в привычной системе представлений. А между тем навстречу внешнему миру уходили те подводники, чьё эго ещё определялось в выборе: слиться в единое целое или сохранить своё «я»?
Таинственная хозяйка «Жемчужины мира» ждала.
Арт понял: она ждёт ответ.
И ответ нашёлся.
– Сам! – сказал он.
Арт почувствовал, что его мягко отделили.
Чувства отторжения не было, но всепоглощающее понимание исчезло, а вопросы, наоборот, остались. Он вибрировал в поисках ответа:
– Все уйдут?
– Уже ушли. Почти.
– Умереть?
– Их выбор.
– Почему? – Арт спрашивал о причинах войны, и внутри трепетало – настолько важным было для него понимание сути происходящего.
Голос отозвался легко, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся:
– Слияние сознаний преждевременно. Внешний мир отстаёт. Ему нужно сравняться с нижним.
Он почувствовал: его торопят.
И как напутствие:
– Ты. Береги всех. Ты – можешь. Ты есть милосердие. Решай. Решайся. Ступай!
Арт просыпался.
«Ре-шай-ся…»
«А теперь мы вернёмся в колыбель… Решайся! Ты можешь. Решайся!»
Непривычно беспокоил большой палец на правой руке, аналитик уставился на него, затем, хмыкнув, засунул в рот и тут же знакомые ощущения подтвердили его догадку: во время разговора с Оракулом он, как плод в утробе матери, сосал палец.
Валевский расхохотался: долго, неудержимо, до слёз, до икоты. Он смеялся так, что некоторое время не мог двигаться к выходу, следуя за мелькающими сполохами на полу.
Откуда-то повеяло озонированным воздухом, аналитик задышал полной грудью, вентилируя лёгкие, и зашагал. Пройти путь по тёмному тоннелю предстояло в полном одиночестве. Бег бледных огоньков завораживал, их ритм гипнотизировал, располагая к размышлениям. Каждые пятьдесят шагов отмечало тихое бряцание невидимых тимпанов, напоминавшее, что путник не оставлен без внимания и находится в контролируемой зоне.
…Собственно, ничего не осталось в памяти, кроме нескольких расплывчатых фраз. Но и разочарования не было. Наоборот, тело радостно трепетало от одного воспоминания о «Жемчужине мира» – таинственном обиталище Оракула, и свидание с неосознанным прошлым, предтечей рождения, теперь вызывало не смех, но умиротворение и примирение с собой.
Цветные сполохи на полу вывели его через тёмный зал к выходу. Там Валевского встречал взволнованный привратник Оракула.
