Александр Уралов - Псы Господни (Domini Canes)
Дедушка умер от рака пищевода, заработанного в лагерях. Умирал тяжело и страшно. Надежда Ивановна, упрямо стиснув зубы, ухаживала за мужем до последней минуточки. Сильная женщина была. Я девчонкой побаивалась свою бабушку — строгая всегда, придирчивая. Это сейчас понимаю — жизнь её такой сделала. А баба Дуня умерла от грыжи. Дрова колола во дворе, подняла полено, да силы не рассчитала. Скрутило её враз, два дня промаялась — и всё, нет человека.
Такая вот простая история…»
* * *Анна отложила ручку в сторону. «Ну вот, вроде как уже и мемуары писать начала! Мариэтта Шагинян», — подумала с печальной усмешкой. Хотя — чего тут усмехаться-то? Правду пишет, не роман. Так тысячи семей жили — в войну и после тоже. Мы всё жалуемся на трудности — денег платят мало, работа не нравится, кризис…ёлки-зелёные! А вот ведь как — людям и выбирать не приходилось, живи, как сможешь… или умри.
И сейчас нечего Анне киснуть! Поди, не в пустыне очутилась — вон, сколько всякого добра и продуктов вокруг осталось. Всё для вас, Анна Сергеевна! Скучно тебе стало? — так иди и развлекись.
Анна заглянула в Вовкину комнату. Поливая свой любимый жасмин, она задумчиво смотрела на здание детского садика во дворе. Ей очень хотелось зайти на территорию «дошкольного учреждения» и посмотреть что там и как? В садике на кухне, наверное, есть большой запас воды и ещё много чего полезного. А если честно, Анну всегда тянуло туда, где много ребятишек. Именно такого — детсадовского возраста! Ну, на крайний случай — начальных классов. Любила она этот возраст — от трёх лет до семи-восьми…
Смущало Анну одно обстоятельство: двухэтажное стандартное здание детского садика было до середины второго этажа затянуто туманом. Причём тот же туман покрывал, как чехлом всю территорию детских площадок — качели, карусели, невысокие горки и песочницы, тропинки между участками, крыльцо у главного входа.
«Чего его так туда тянет? — подумала Анна. — И вообще, странный он — туман этот. Живёт какой-то своей жизнью. Может он и вправду живой? Только понять его невозможно… да и не очень-то хочется, наверное. Он есть. И всё». Анне казалось, что ещё чуть-чуть, и она поймёт суть этой взвешенной желто-серости.
Но в то же время, ей почему-то было совершенно ясно — в тумане происходит…
…живёт…
…нечто, что не укладывается в её понимание. Суть, сердцевина, больное сердце этого мира. И ещё — Анна хорошо помнила своё первое знакомство с туманом у подъезда. Это жуткую, влажную, липкую попытку РАСТВОРИТЬ её тело и пугающе легко выпить душу…
…Вот ты есть живая… и вот тебя уже нет… ты — часть меня… ты — часть всего…
…Тебя нет… ты одна…и ты — всё…
…с-с-с-с-с…ш-ш-ш-ш-ш…..с-с-с-с-с…
…это оно идёт за мной в тумане…
…о, эти страхи, их жестокая непреклонность, их предвкушение мучительного зла…
…это Нечто, облизывающееся во мгле…
Внезапно Анна решилась: «Всё, хватит себя пугать! Я пойду туда прямо сейчас! Оно не убило меня тогда, не тронет и сейчас. Ну, не захочет пропускать — попробую договориться как-нибудь. В конце концов, я тоже здесь живу и имею на что-то право!»
Её решимость немного испугала её саму… но отступать было нельзя. Нельзя!
Почему она так думала? Сейчас она не смогла бы ответить на этот вопрос, но ей казалось, — нет, она была просто уверена! — что женщина сможет пройти и этот путь. Такой короткий… и такой неимоверно длинный…
Анна аккуратно сложила стопки листов, придавила их на всякий случай округлым розовым камушком, привезённым давным-давно из Сочи…
…несколько раз муж намыливал этот камень и подсовывал в мыльницу…поутру Анна, торопясь, хватала «обмылок» и какое-то время пыталась вымыть им руки… а папа с сыном смеялись… и Анна фыркала на них…
…это было было было… не вернётся… было…
…этот МИР — такой же камень-обманка!
…и упрямо сказала кому-то, циклопически огромному и окутавшему весь свет, но зачем-то пристально разглядывающему её, одинокую и усталую:
— Ну, ладно, разберёмся! Если нужно, женщина сможет пройти любой путь, понятно?
Никто не ответил ей в тумане. Стояла тишина. Она не знала, что сидящий там, у подъезда, у затушенных угольков костра, лохматый сонный пёс поднял голову и внимательно посмотрел в сторону скрытых туманом веранд и качелей детского сада. Подождав некоторое время, он спокойно встал и потрусил в свой киоск. Он не увидел ничего угрожающего.
Илья
Мёрси ревела навзрыд. Она размазывала по щекам остатки туши, пыталась что-то рассказать про того, кто так жутко подвывал в тумане. Что-то о том, что он был, в принципе, хорошим парнем… правда, и у него были свои тараканы в голове… но всё-таки… всё-таки!
Сашка стоял неподалёку, не решаясь подойти. Он вообще не мог видеть, как кто-то плачет. Сейчас, слава Богу, приступа с ним не случилось, но лицо его блестело от слёз. Вот, привалило счастье Илье… все такие нежные и ранимые… просто огромным мешком привалило счастье!
В тумане кто-то откликнулся сдавленным рыданием, и Илья почувствовал, как холодеет. Зомби. Наверное, этот проклятый Джордж Ромеро был прав. Зомби существуют. И сейчас они полезут на них из тумана, шаркая ногами по асфальту, приволакивая ступни и болтая сизыми вывалившимися внутренностями…
— Машенька… Мёрси… девушка! — сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал твёрдо. — Нам бы оружие проверить, слышишь? Мы тут, как голые на стадионе. Даже защититься нечем. Ты реви потихоньку, а мы с Сашей…
Мёрси истово закивала головой:
— Во… во… вод-ки… налей… налей-те…
— Самолечение. Это по-нашему, — засуетился Илья, всей кожей чувствуя, как проклятый туман угрожающе сжимается вокруг них. — Сашка, налей даме водочки на два пальца… да поживей ты!
Мёрси смогла выпить полстаканчика водки, не поперхнувшись. Сашка всё-таки налил ей больше, чем просил Илья… и наверное, был прав. Запив водку «Пепси», Мёрси судорожно всхлипнула и, через несколько длинных, чересчур длинных, секунд, встала с колен. Дыхание её было прерывистым, нос покраснел, глаза опухли, но в руки она себя уже взяла.
— У меня тоже есть пистолет, — сказала она.
— Да мы уж в курсе, — пробормотал Илья.
— Мёрси, — неуверенно сказал Сашка, топчась неподалёку и не решаясь подойти. — Я не трогал твоего друга. Он ушёл.
— Хватит, Сашка, — заорал Илья. — Она опять разревётся!
— Нет, не разревусь, — тихо сказала Мёрси, исподлобья глядя на Сашку. — Ты не врёшь?
— Нет… я не трогал его, я не трогал его, я…
— Ладно. Поверю тебе на слово, не дёргайся…
Илья протянул своё ружьё Сашке:
— Давай, давай, Сашок, не раскисай! Не дай Бог, случится чего, а мы…
Мёрси вынула пистолет и с недоумением посмотрела на него. Сообразив, что в рукояти ничего нет, она достала из кармана тяжёлую обойму и попыталась вставить её на место.
— Эй, девочка, — обеспокоено схватил её за руку Илья…
…какая нежная упругая кожа… горячая и нежная…
— Эй, подожди… подожди! Сашка разберётся. Да убери ты его в сторону! Не хватало нам ещё, чтобы ты всадила мне пулю в живот…
Мёрси мрачно улыбнулась, но оставила попытки вставить обойму задом наперёд.
Сашка споро вогнал пару патронов в двустволку, взвёл курки, приложил приклад к плечу и прицелился куда-то в небо… точнее, в эту мерзкую кашу, нависшую над ними. Мысленно представив себе улицу, скрытую сейчас в тумане, Илья с удивлением понял, что пуля не попадёт ни в один из домов, а просто уйдёт в небо…
…где, наверное, уже нет тумана… и пуля будет лететь в лучах закатного солнца, пока не достигнет высшей точки и не пойдёт на снижение, нырнув в туман где-то в районе бывшего цыганского посёлка… и ударится о землю, зарывшись в затоптанную землю обширной стройки…
Сашка нажал на спуск.
Глава 15
Президент не стал устраивать обычных идиотских торжественных выходов. Это удивило Коваленко. Всегда и везде собравшиеся на «высокие» совещания, волнуются, сидя в зале и поглядывая на отдельную дверь, откуда должно появиться начальство с многозначительной миной на лице.
Сегодня, входя в конференц-зал, он увидел президента, недавнего премьер-министра. Тот уже сидел на возвышении за столом президиума. Перед президентом помимо обычных бутылок с водой, лежали стопки папок. Президент что-то говорил. Несколько человек, открыв обозрению увесистые задницы, обтянутые дорогой тканью строгих костюмов, опирались на стол руками. Президент привстал, кивнул головой входящим и снова сел. Стоящие обернулись и закивали, кроме одного, досадливо дёрнувшего локтем. Тот тыкал пальцем в бумаги, лежащие перед президентом и что-то торопливо объяснял. Его сизая лысина раскачивалась над внимательно слушающим главой государства, как будто он хотел укусить президента за нос. Вот он дёрнулся вперёд… президент досадливо поморщился и покачал головой. Лысый едва заметно пожал плечами.
