Джулиана Бэгготт - Пепельное небо
Она надеется, что у него получится, хотя сомневается, что таким вещам учат под Куполом. От кого им там защищаться? Но она не виновата в этом; если он не справится, она не пойдет за ним. Там уже никто их не спасет от зверей. Они соберутся большой голодной стаей у отверстия, чтобы убить их обоих, как только они застрянут.
Партридж с ужасом смотрит на Прессию.
— Давай! — кричит она.
Он мотает головой.
— Я не буду драться на их условиях! — выкрикивает он.
— У тебя нет выбора!
Но тут Партридж вцепляется в камни, прорываясь вперед, сантиметр за сантиметром. Он хватается за ближайший камень, но тот внезапно поддается, и существо, затягивающее Чистого — вероятно, холем, — рывком утягивает его вниз. Партридж как будто соскальзывает по ступенькам лестницы, но ему все же удается удержаться другой рукой, и, хотя холем повис на его ноге, парень пинает его со всей силы другой ногой. Согнув руки, он подтягивает ноги к груди и вытаскивает холема из отверстия. Прессия никогда не видела ничего подобного.
Холем — существо размером с небольшого медведя, с закаленной броней из камня и с грудью колесом — встает, сгорбившись. Его лицо все изрыто — рубец глаза, маленькое темное отверстие для рта. Холем. Привыкший к темноте и узким пространствам, он нелепо и ошеломленно озирается по сторонам. Спустя мгновение он ползет в сторону Партриджа. Прессия продолжает бросать камень за камнем в зверей, чтобы они знали: она и Партридж не просто беззащитные жертвы. Они будут бороться. Ей удается ранить двух зверей. Один из них, с кошачьей головой, испускает вой и исчезает насовсем. Другой зверь очень крупный и мохнатый. Он принимает удар, сгинается и отходит назад, к обломкам.
В это время Партридж быстрым движением стаскивает с себя рюкзак и начинает рьяно рыться в нем. Почему его руки так быстро двигаются? Как такое возможно? И все же он очень неуклюжий. Если бы он двигался чуть медленнее, то нашел бы все гораздо быстрее. Его руки бесплодно шарят в рюкзаке, и это дает холему время для внезапной атаки. Массивный камень ударяет Партриджа в грудь и опрокидывает его на щебень. Холем вышибает воздух из Чистого, и он лежит не дыша. Но Прессия замечает, что он успел вытащить из сумки нож с деревянной ручкой.
Она продолжает бросаться камнями в зверей.
— Найди в нем что-нибудь человеческое! — кричит Прессия Партриджу. — Ты можешь убить холема, если найдешь ту его часть, которая еще жива и пульсирует!
Холем уже поднимает тяжелый камень, готовый размозжить череп Чистого, но тот внезапно с удивительной силой отпихивает его прочь, и холем тяжело приземляется на спину. Слышится звук удара камня о камень. На груди чудовища обнажается бледно-розовая кожа. Холем барахтается на спине, словно жук, его маленькие инкрустированные каменные руки и ноги молотят по земле.
Партридж быстро подбегает к нему и втыкает нож на всю глубину, прямо в розовую сердцевину, проколов живот между каменными плитами. Холем издает гулкий стон, как будто его голос отражается эхом в собственной каменистой оболочке. Темная, пепельная кровь выплескивается из раны. Чистый орудует лезвием взад и вперед, будто режет буханку хлеба, после чего вытаскивает нож и вытирает его о камни.
Неприятный запах крови холема разносится ветром кругом. Звери, испугавшись, быстро отступают в дымные отверстия.
Прессия едва дышит. Партридж смотрит на неподвижного холема. Нож дрожит в его руке, взгляд остекленел. Чистый весь перепачкан пылью и сажей, из носа течет кровь. Он автоматически вытирает ее тыльной стороной ладони и смотрит на красный след, оставшийся на руке.
— Партридж, — шепчет Прессия. Ей странно произносить его имя, будто затрагиваешь что-то личное. Но она зовет его снова: — Партридж, с тобой все в порядке?
Чистый набрасывает капюшон на голову и садится на камни, пытаясь перевести дыхание.
— Извини, — бормочет он, обхватив рукой сумку.
— За что ты извиняешься? — недоуменно спрашивает Прессия.
— Я закричал. А ты велела мне не делать этого.
Он пытается большим пальцем оттереть копоть на руке, потом смотрит на него.
— Грязь, — произносит Чистый странным спокойным голосом.
— Ну и что?
— Он грязный…
ПРЕССИЯ
ВЕТЕР
Когда они оказались по другую сторону Бутовых полей, Прессия достает сложенную в несколько раз карту, которую Брэдвел засунул ей в карман на собрании, и сверяется с ней. Его дом всего в пяти кварталах от них. Они держатся темных боковых улиц и переулков. Вокруг тихо. Не слышно шума грузовиков, и даже пение Веселья становится все тише. Откуда-то доносится детский плач, но это только успокаивает.
Партридж с интересом рассматривает все вокруг, но Прессия не понимает, что в этом может быть интересного: сожженные корпуса, разбитое стекло, расплавленный пластик, обугленный металл и арматура, торчащая из пепла.
Чистый поднимает руку вверх, как будто пытается поймать снежинку.
— Что это такое в воздухе? — спрашивает Партридж.
— Ты о чем?
— Что-то серое.
— А, — кивает Прессия. Сама она уже и не замечает этого кружения в воздухе изо дня в день, медленно покрывающего тонким покровом все, что долго стоит на месте. — Это пепел. Его по-разному называют — черный снег, шелковая земная подкладка — как у кошелька, вывернутого наизнанку. Некоторые называют его темной смертью. Когда он вздымается, а затем оседает, говорят, что это благословение пепла.
— Благословение? — удивляется Партридж. — Под Куполом частенько произносят это слово.
— Я думаю, у вас достаточно причин, чтобы его произносить.
Нехорошо так говорить, но слова сами срываются с губ.
— У некоторых из нас, — уточняет Партридж.
— В общем, это сажа, пыль и частички, оставшиеся от взрыва — этим вредно дышать.
— Ты права. — Партридж натягивает шарф на нос. — Вы дышите им, и от этого образуются пятна на легких. Я читал об этом.
— О нас что, книги пишут? — Прессия выводит из себя мысль, что ее мир является предметом изучения, темой для книжек, в то время как они настоящие, реальные люди, которые пытаются выжить.
Партридж кивает.
— Есть несколько оцифрованных документов.
— Откуда вам знать, что здесь происходит, когда вы все сидите под Куполом? Мы что, подопытные кролики?
— Это не я, — начинает оправдываться Партридж, — я этим не занимаюсь. Это все руководство. У них есть усовершенствованные фотокамеры, которые делают снимки из соображений безопасности. Из-за пепла снимки получаются мутноватыми. Некоторые кадры оставляют. Есть также отчеты о том, как плохо обстоят здесь дела и как повезло нам.
— Относительно повезло, — уточняет Прессия. «Пока же мы благосклонно наблюдаем за вами издалека». Вот что говорится в Послании. Теперь, в конце концов, стало понятно, что оно значит.
— Но на самом деле они не могут запечатлеть все это. В том числе и пыльный воздух. — Партридж делает движение рукой, показывая вокруг себя, и продолжает: — Не могут понять, каким образом он попадает на кожу. Сам воздух, этот холод. И ветер. Никто не способен объяснить, что такое ветер. Как он может так быстро дуть и как слегка кусает за лицо. Как он заставляет пыль кружиться в воздухе. Они не могут понять всего этого.
— У вас нет ветра?
— Это же Купол. Контролируемая среда.
Прессия оглядывается вокруг и задумывается о ветре. Внезапно она понимает, что есть разница между сажей — что-то сожженное и пылью — что-то разорванное и уничтоженное. Они даже двигаются по-разному на ветру. Прессия раньше не задумывалась об этом.
— Сажа порхает при малейшем ветерке. Пыль тяжелее. В конце концов, она все равно падает на землю.
— Там точно этого не поймут, — качает головой Партридж.
Прессия замолкает на мгновение, а затем спрашивает:
— Не хочешь поиграть в «Я помню»?
— Что это?
— Вы не играете так в Куполе?
— Разве это игра?
— Ее суть в названии. Когда ты встречаешь кого-то и вы знакомитесь, ты спрашиваешь, что он помнит о Прежних Временах. Порой это единственный способ узнать что-то о человеке, особенно о стариках. Но они играют в игру лучше. Мой дед помнит многое.
Прессия не очень хорошо играет в эту игру. Хотя ее воспоминания яркие и четкие и иногда кажется, что она может едва ли не пощупать рукой эти Прежние Времена, выразить эти впечатления словами ей трудно. Она представляет, как в один прекрасный день будет играть в эту игру с мамой и папой. Они заполнят пробелы в ее памяти о том времени, в котором были аквариум, кисточка, скользящая по записной книжке ее матери, праздничные гуляния, проволочная щетка, запах травяного мыла от ее кожи, пальто отца, ухо, прижатое к его сердцу, и мать, расчесывающая волосы и поющая колыбельную про девушку на крыльце, про мальчика, который зовет ее за собой, и про то, хватит ли у нее мужества пойти за ним… Прессия хочет поиграть в эту игру с Партриджем. Что может помнить Чистый? Может, их воспоминания яснее, менее омрачены тем миром, в котором они живут сейчас?
