Дмитрий Барчук - Новый старый год. Антиутопия
– Ого-го, – невольно присвистнул секретарь обкома и неожиданно даже для самого себя признался: – При рыночной экономике такая прибыль никому и не снилась.
Офицер КГБ настороженно посмотрел на него, но как истинный профессионал моментально сориентировался и решил подыграть потерявшему бдительность партийному боссу. Авось когда-нибудь пригодится такой компромат.
– Но ведь он сильно рискует. Торговать со страной, которую блокирует все мировое сообщество, весьма опасно. По австралийским законам Смит может получить за бизнес с Россией лет десять тюрьмы. И потом, он обладает дьявольским талантом убеждения. Может обратить в свою веру кого угодно. Я был свидетелем, как он договаривался с металлургическими начальниками в Новокузнецке о поставках проката за рубеж в обмен за нефть и газ. Они даже сами не поняли, как согласились. Хотя в начале встречи были ярыми противниками этого проекта.
– И сколько составляет его доход в физическом, так сказать, выражении?
– Миллионов десять долларов в месяц.
Веселый покраснел, в горле у него запершило. Он нервно налил в хрустальный бокал артезианской воды из такого же хрустального графина и выпил ее одним залпом.
– А почему наш Госплан не может зарабатывать такие деньги?
– Кто же с нами будет сотрудничать, Константин Евгеньевич, когда мы кинули весь мир, отказавшись платить по долгам?
– Но ведь нельзя же, Сережа, чтобы один человек получал столько денег. Не по-людски это.
– Но вы же сами прекрасно понимаете, что не от хорошей жизни наше правительство сотрудничает с такими аферистами, как Смит. Если не выстрелит этот контракт, весной в области будет настоящий голод.
– Значит, он может спокойно жировать, обогащаться за наш с тобой счет, убивать наших людей, водить дружбу с государственными преступниками, и ему за это ничего не будет. Я правильно тебя понял, Сережа?
– Пока дело обстоит именно так. Но с поступлением первой партии продовольствия в область острота кризиса будет снята, и ситуация вокруг Смита может измениться. И тогда я выполню любое ваше пожелание относительно этой личности. Если оно не будет расходиться с приказом моего руководства. Я очень хочу стать капитаном.
– Смотрите, чтобы он не ушел. Я надеюсь, за ним следят профессионалы.
– Лучшие, Константин Евгеньевич. И днем, и ночью.
Китайцы проснулись ни свет ни заря. Стали один за другим плескаться под душем, с ужасным грохотом, как на водопаде, спускать воду в унитазе и греметь кастрюлями на кухне. Словно их была целая рота.
Проворочавшись полчаса с боку на бок, Георгий понял, что больше заснуть ему не удастся. Резким движением он сдернул с себя одеяло и спрыгнул на холодный пол. Оксана приподняла с подушки растрепанную голову и сонным голосом спросила:
– Который час?
– В Обске начало восьмого.
– О Господи, у нас еще уйма времени. В редакции нас раньше обеда не ждут. Я еще из Москвы их предупредила, что мы утром будем отсыпаться.
– Жаль, что ты не позвонила нашим соседям из солнечного Китая с аналогичной просьбой.
– Ты куда?
– В туалет, моя телохранительница. Вы позволите?
Она вновь упала на подушку, закрыла глаза и, сладко позевывая, произнесла нараспев:
– Валяйте, сэр. Но учтите, если что, стреляю без предупреждения.
– Понял, моя госпожа.
Смит раскрыл молнию дорожной сумки, отыскал спортивный костюм, не включая света надел его на голое тело и вышел в коридор.
Уже две недели переводчица-стрелок проводила ночи в его постели. Грехопадение австралийца произошло в Нефтеграде. После обильного ужина с нефтяными генералами он впервые после эмиграции потерял контроль над собой. То ли водка в России такая, то ли воздух располагает, но употреблять спиртное в меру здесь просто невозможно. Тосты за российско-австралийскую дружбу перемежались медленными танцами. Оксана тоже выпила основательно и клеилась к нему, не стесняясь присутствующих начальников. Из ресторана поехали в сауну. Тут-то он и улетел. Очнулся под утро в гостиничном номере в костюме Адама и в объятиях переводчицы.
Она оказалась очень нежной и темпераментной женщиной. Но Смита больше возбуждала опасность, исходившая от нее. Стоило ему вспомнить хладнокровно простреленный ею в аэропорту затылок того толстяка, как на него тут же накатывал шквал желания. В постели с нею он ощущал себя то возлюбленным Клеопатры, которому после ночи любви по приказу кровожадной царицы отрубят голову, то содрогался от мысли, что вот сейчас эта Шэрон Стоун воткнет ему в сердце нож для колки льда. И это доставляло ему особое наслаждение.
С другой стороны, его роман с Оксаной имел и положительные стороны. Назойливой слежки поубавилось. Многие вопросы относительно его передвижения по стране, доступа к информации, необходимой ему для работы, сейчас решались проще, в постели.
Но самое любопытное – то, что он начал привязываться к ней. И женщина, похоже, отвечала ему тем же. В общении между ними даже на людях стали проскальзывать нотки, характерные для супругов. Он автоматически на людях мог попросить Оксану поправить ему запонку, а она, возвращаясь с каких-нибудь важных переговоров, могла затащить его в какой-нибудь универмаг и часами бродить от прилавка к прилавку, прицениваясь к разным тряпкам. Георгий не понимал, что может прельстить ее внимание среди этой давно вышедшей из моды убогости.
В Москве они вообще больше времени проводили в ГУМе и ЦУМе, чем в Министерстве внешней торговли и Государственном таможенном комитете. Несмотря на ее протесты, он настоял, чтобы она купила себе приличные тряпки в валютной «Березке» и золотое кольцо с рубином в ювелирной секции ГУМа за его счет. Такой счастливой женщины, какой была Оксана, крутясь перед зеркалом в обновках, он давно уже не видел.
На выходе из номера его чуть не сбили с ног проносившиеся мимо пацаны. Увидев незнакомого дядьку, они остановились в паре метров от него, тяжело дыша после быстрой беготни. Один – белобрысый и вихрастый карапуз лет шести-семи в темно-синем трико, видно, сын кого-нибудь из обслуживающего персонала отеля, другой – его ровесник, китаец. Его круглая узкоглазая мордашка была залита слезами, и он пальцем указывал на плюшевого мишку-панду, которого сжимал в худеньких ручонках вихрастый.
– Это его игрушка? – сурово спросил русского ребенка Георгий.
Тот утвердительно кивнул головой.
– Тогда отдай ему.
Вихрастый с явной неохотой протянул маленькому китайцу медвежонка. Тот в мгновение ока схватил его и тут же убежал на кухню. Смит уже открыл дверь туалета, когда мальчишка дернул его за штанину. Георгий хотел уже выругаться на ребенка, уж больно ему хотелось в туалет, но вовремя заметил, что он, приложив указательный палец к губам, протягивает ему какую-то бумажку. Едва он взял листок, как мальчуган пулей вылетел из коридора на лестничную площадку. Смит зашел в туалет, закрыл за собой дверь на щеколду и прочитал послание.
«Первого января. Семь утра. Белая «Нива» на КПП. С собой ничего лишнего. Только деньги и документы. Наталья уже предупреждена. Не суетись. Тебе тоже лучше уходить. Другой возможности не будет. Андрей».
Австралиец порвал бумажку на мелкие кусочки, спустил воду и только тогда вспомнил, что забыл справить нужду, по которой зашел сюда.
– С кем ты говорил в коридоре? – спросила его Оксана, когда он вытирал полотенцем мокрые руки.
– Мальчишки-китайцы баловались. Я их и приструнил.
– Какие умные в Китае дети. Русский язык с пеленок знают, – иронично заметила переводчица.
– Я думаю, что им достаточно было вида моей недовольной физиономии и ежу понятных жестов. А смысл слов – это как лишний аргумент. Кому-то он нужен, а кто-то обходится и без него. Как и в любви. Не так ли, детка?
Он присел на кровать у изголовья и запустил руку в вырез ее ночной рубашки. Она встрепенулась и взвизгнула:
– Идиот! У тебя же руки холодные!
Опасная тема была забыта.
Селин с дочерью вышли из самолета первыми. Специально для них был подан отдельный трап. Сам генерал-губернатор поднялся наверх, чтобы первым пожать руку высокому гостю. Сизов незаметно толкнул Веселого в спину и подмигнул, мол, порядок, старина, твои ставки только выросли. Константин сделал вид, что не заметил этого проявления дружеских чувств. Его мысли сейчас были о другом. Секретарь обкома по идеологии смотрел снизу вверх на свою еще больше раздобревшую жену в длинной, до пят норковой шубе и с ужасом думал о том, что ему скоро придется исполнять супружеский долг с этой толстой женщиной.
Татьяна Юрьевна, как зоркий сокол, издали увидела свою добычу в толпе пританцовывающих от холода халдеев и, как колобок, скатилась по трапу.