Мария Фомальгаут - Время неместное
Стук в окно. И почему-то нет сил подойти, отдёрнуть штору, гаркнуть на них: пошли спать, задолбали на хрен, щас ка-а-ак выйду… а чёрта с два, они знают, что я не выйду, дурак, что ли, из тёплой постели вылезать…
Что-то карабкается на окно, что-то мерещится, недоброе что-то, вспоминаются какие-то строки, как мы учили, в школе, или где мы там учили, Пушкин, что ли… Из-за туч луна катится – Что же? голый перед ним: С бороды вода струится, Взор открыт и недвижим, Всё в нём страшно онемело, Опустились руки вниз, И в распухнувшее тело Раки чёрные впились…
Во-от, блин, хорошо натаскала Мариванна, до сих пор помню…
Тук-тук-тук…
Уйди, мертвец, уйди… не пущу я тебя… знаю, виноват, не уберёг, не вылечит, не выходил, а что ты хочешь, я тебе нейрохирург, что ли…
Что-то забирается на окно, тёмное, разлапистое, мне кажется – мохнатое.
Это уже слишком.
Поднимаю штору.
Смотрю на девушку, голая она, что ли, да нет, вроде что-то надето на ней, а сейчас мода пошла, чёрт пойми, одетая или голая… Делает какие-то знаки, машет рукой, улыбается: пусти, пусти…
Ещё не хватало…
Вот только сумасшедших мне и не хватало… или наркоша какая-нибудь, вон, шприцы по всем почтовым ящикам попрятаны. Надо бы звякнуть куда следует… Да ну, на фиг, потом ещё меня допрашивать будут: где живёте, с кем живёте, зачем живёте…
Делаю знак рукой. Сгинь, нечистая.
Нечистая не сгинывает, нечистая проходит сквозь окно. Вот так, стекло выгибается под ней, рвётся, тут же снова склеивается. И на том спасибо, что склеивается, а то мне без окна в ноябре как-то невесело остаться…
Прыгает на пол, так и не могу понять, голая или одетая… толкает меня рукой, обиженно, как ребёнок, говорит детским голоском:
– Ба-ан!
Не понимаю. Расхаживает у меня дома, как у себя дома, хватает то одно, то другое, разглядывает. Только сейчас спохватываюсь, что не включал света, а девчонка светится в темноте… Цепляет на себя мои ремни, галстуки, это уже не как человек, а как обезьяна какая-то…
– Ла-айк.
Чего тебе, перчатки мои лайковые дать? Да чего ради я тебе их должен давать…
– Ла-а-йк.
Делать нечего, лайк так лайк. Протягиваю перчатки. Надевает, прыгает восторженно, как ребёнок:
– Ла-айк!
Лайк, лайк… чёрт пойми… вытаскиваю из шкафа резиновую лайку, которая осталась ещё со времён моего детства босоногого, сую ей в руки.
– Ла-а-айк!
Жмёт лайку, лайка пищит, девушка кружится по комнате, приговаривает: лайк, лайк, лайк…
Спохватываюсь. Лайк. Ну, конечно…
Киваю:
– Твит.
– Твит, – оживляется гостья, – твит, твит, твит…
Как это я угадал сразу… Подходит ко мне, бочком-бочком:
– Фре-е-енд.
– Френд.
Протягиваю ей руку, не понимает. Отдаёт мне лайку. Кажется, у них пожимать руки не принято. Вообще спасибо, что френд, а не лав.
Тук-тук-тук.
Стоп-стоп, это уже было, вот это тук-тук-тук, только в окно, а не в дверь. А теперь ещё и в дверь стучат, блин, звонок для кого повесил… или спёрли звонок… не-ет, обычно звонок не прут, только батарейки вытаскивают… дебилы…
Гостья мечется по комнате, бормочет что-то, бан, бан, фейл, фейл. Не понимаю, только догадываюсь, что пришли не откуда-то, пришли за ней, и надо бы её спрятать… легко сказать…
Шагнула в угол комнаты, исчезла. То ли провалилась в какие-то подпространства, то ли стала невидимой.
Долго шаркаю в коридоре, приговариваю: иду, иду, делаю вид, что ищу ключ, а что вид делать, я и так ищу ключ, он же у меня живой, прячется по самым укромным уголкам, а то и ещё какую-нибудь вещичку унесёт в своих острых зубках… ах вот ты где, в ботинке, вот чёрт, как туда только залез… замёрз, наверное, ночи-то холодные…
Открываю. Делаю лицо о-о-о-о-чень заспанного человека, который о-о-о-о-чень хочет спать.
– Чего надо-то?
– Девушка у вас?
– Какая девушка, вы мне льстите… чтобы ко мне девушки ходили… Если Нинка, так она уже пятьсот лет как не девушка…
Стоят. Двое. В чудных одеждах, то ли одетые, то ли голые.
– Ты мне не дури, – шепчет один.
Широко зеваю.
– Кирюха, что ли? Слышь, не трогал я Нинку твою, чё ты сразу… сама пристала, да она ко всем пристаёт, как напьётся, так…
– Пойдёмте, – шепчет один другому. Почему-то показалось, что не шепчет, а передаёт на расстоянии. Мысленно.
Уходят. Как-то быстро уходят, опять непонятно, то ли растворились, то ли что. Возвращаюсь в комнаты, там никого нет, оно и к лучшему, баба с возу, коню легче…
Ага, щ-щас, как бы не так, баба с возу – вот она, баба, расхаживает по комнате, как ни в чём не бывало.
Между строк…2.5. Ну и напоследок, дорогие ребята, давайте рассмотрим ещё один уникальный случай трёхмерного времени в форме куба – на гранях которого располагаются события.
Как видно из рисунка, разные варианты событий доходят до конца грани и дальше не развиваются: развиться им просто некуда.
11Корабли Колумба плывут и плывут в никуда – они никогда не достигнут берега.
Войска Македонского идут в бесконечность, порабощая всё новые земли – они никогда не вернутся домой.
Безумный диктатор отдаёт приказ о начале войны, и… ничего не происходит.
Ветви эволюции обрываются в никуда.
Корабль поднимается в космос – он никогда не достигнет Луны.
Смуглые люди строят пирамиду, поднимают камень на камень, выше, выше, выше, до самого неба – они никогда не прекратят свой труд.
XIЕсть два варианта событий, я оба вижу их отсюда.
В первом варианте мы с тобой не встретимся. Никогда. Я выхожу на улицу, сигареты кончились, сахар кончился, всё кончилось, сворачиваю на площадь, и…
И всё.
Ты никогда не уронишь сумку, никогда не рассыплешь по площади румяные яблоки, я никогда не…
В этом варианте я только мельком увижу тебя на площади. Потом долго буду искать тебя – в огромном городе, в толпе прохожих, знаю, что не найду.
Есть и второй вариант. Где ты успеешь рассыпать по площади румяные яблоки. И я успею собрать их. И ты успеешь сказать, ну что ты, нельзя после первой встречи. И тётечка в загсе успеет поворчать…
А потом…
А вот не будет никакого потом. Я не приду домой злой, как чёрт, и ты…
Глава 10. Прозрачное, как хрусталь, вещество
– Алло.
– Ну, давайте… заходите, мил человек… на расправу.
Ёкает сердце. Хочется швырнуть всё к чёртовой матери, швырнуть им в лицо ихние хвалёные микроскопы-телескопы-хреноскопы, уйти в никуда, неважно, куда, уйти…
А не уйдёшь, так воспитан, что не уйдёшь, нахлынывают воспоминания, ещё со школьной скамьи, стою у доски, училка, идиотина, думает, что она острит, класс ржёт, выродки долбаные, выбегаю в коридор, хлопаю дверями, бегу домой, и мать мне потом выговаривает: ты не имеешь права так поступать, кто, кто тебе дал это право…
А им кто дал право…
Дрель Дрелич смотрит на меня. Нет, он ещё варежку свою не разинул, он ещё только намеревается, он ещё раскладывает по столу какие-то бумажки…
– Ну что… дорогой… как жизнь?
– Р-работаем, – отвечаю.
– Эт хорошо. А вот скажи мне, мил человек, а что у тебя в школе по астрономии было?
Отвечаю честно:
– А у нас в школе астрономии не было.
– Оно и чувствуется. А ты скажи мне, мил человек, а какого ж чёрта у тебя солнце-то что ни день, то выше поднимается?
Так и хочется ляпнуть: а кто ему запретит.
– Ну… осень.
– И что же?
И то же…
– Ну… солнце…
Стою, как нашкодивший ученик.
– Солнце…
– Солнце-то по осени опускаться должно, а оно у вас вверх. Идите, переделывайте, горюшко моё…
Иду. Переделываю. Ненавижу эту самодовольную харю и этот самодовольный тон, так бы и расстрелял его из чего-нибудь, неважно, из чего. Как в универе, стоит какой-нибудь лектор у доски, мозг выносит, и на парте уже кнопка пририсована «выключи лектора», и студент какой-нибудь потихохоньку заходит в аудиторию, и делает вид, что расстреливает лектора, пока тот его не видит…
Поднимаюсь в обсерваторию, не сразу понимаю, что тут стало на несколько человек больше. То есть, не на несколько.
Их было пятеро.
Пятеро в масках, я ещё подумал, почему в масках, грипп у нас, что ли, ходит, да нет, от гриппа вроде бы чёрные маски с прорезями не надевают… и вообще…
– Чем… обязан?
Не договариваю. Оторопело смотрю на направленные на меня пушки. Домечтался. Додумался. Не, вы не поняли, парни, не в меня, не в меня, вон там, на два этажа ниже, Дрель Дрелич сидит, скотина паршивая, вот в него, пожалуйста, и разрывными, и чтобы мучился подольше…
О чём я думаю….
– Мой дорогой друг…
Вздрагиваю от его голоса.
– Мой дорогой друг, я думаю, мы не погрешим против истины, если скажем, что вы располагаете одним из мощнейших телескопов в мире.
– Ага… располагаю… то есть, не я… то есть… ага…
– И, насколько нам известно, мой дорогой друг, вы имели честь лицезреть в данный телескоп далёкий мир будущего?
– Имел.
– Отлично. В таком случае, не соизволите ли вы показать нам эту, так сказать… землю обетованную?
