Кэтрин Фишер - Инкарцерон
Джаред неуверенно поднялся.
– Да. Спасибо, Клодия. Сейчас мне лучше. Правда.
– Тебе нужен отдых, – произнесла она.
– Да, пожалуй. Пойду к себе в башню. Прошу простить меня, сэр.
Он качнулся вперёд. На миг Клодии показалось, что отец не намерен его пропускать – Смотритель и сапиент стояли лицом к лицу. Затем Смотритель отступил, криво ухмыляясь.
– Если желаете, чтобы ужин принесли вам в комнату, мы за этим проследим.
Джаред лишь кивнул.
Клодия проводила взглядом учителя, удаляющегося шаткой походкой вдоль тисовых изгородей. Она не посмела взглянуть на скамью, но знала, что та пуста.
Смотритель сел, закинув ногу на ногу.
– Замечательный человек наш сапиент.
– Да. Как вы сюда пробрались?
Он рассмеялся.
– Ах, Клодия! Я придумал этот лабиринт задолго до того, как ты появилась на свет. Никто кроме меня не знает всех его секретов, даже твой драгоценный Джаред.
Положив руку на спинку скамьи, он повернулся и тихо промолвил:
– Полагаю, ты кое в чём меня ослушалась, Клодия.
Она сглотнула.
– Да?
Отец мрачно кивнул. Их взгляды встретились.
Всё как всегда – он играет, дразнит её. Внезапно она поняла, что больше не в силах вынести ни всех этих интриг, ни дурацких игр.
– Хорошо! Я вломилась в ваш кабинет. – Она посмотрела прямо на него, лицо её пылало от гнева. – Вам это известно, вы поняли это сразу, как только вошли туда! Так чего же мы притворяемся?! Мне хотелось туда заглянуть, а вы никогда не разрешали. Никогда не впускали меня внутрь. Поэтому я сама туда влезла! Признаю, я виновата! Я прошу прощения!
Он уставился на неё. Кажется, он потрясён? А вот её точно колотило. Все накопленные за долгие годы гнев, страх и ярость оттого, что её жизнь – да и жизнь Джареда тоже – пронизана фальшью, вспыхнули с новой силой.
Отец торопливо вскинул руку.
– Клодия, успокойся! Конечно, я знал. И не сержусь. Скорее, я восхищён твоей изобретательностью. Во дворце тебе это очень пригодится.
Клодия уставилась на него, и на мгновение ей показалось, что отец испуган. И даже более того, смущён.
И он не упомянул о Ключе.
Лёгкий ветерок колыхал розовый куст, нагоняя волну удушливо-сладкого аромата. Клодия молчала, поражённая тем, что отец настолько явно обнаружил свои чувства. Однако когда Смотритель вновь заговорил, его в голос вернулись привычные едкие нотки:
– Надеюсь, вы с Джаредом насладились свершёнными открытиями? – Он резко поднялся. – Граф ждет.
– Не хочу его видеть, – хмуро произнесла она.
– У тебя нет выбора. – Он склонил голову и зашагал к проходу. Глядя ему в спину, Клодия, неожиданно для самой себя спросила:
– Почему в доме нет ни одного портрета моей матери?
Она и сама не знала, почему сказала это, но голос прозвучал необычно резко и требовательно.
Он встал как вкопанный.
Сердце Клодии забилось – что она творит?! Только бы он не оборачивался, только бы не видеть сейчас его лицо! Прояви он слабость – это испугало бы её. Если его ненавистный самоконтроль даст трещину, не обнажится ли под ним нечто ещё более страшное?
– Ты зашла слишком далеко, Клодия. Не испытывай моего терпения, – бросил он, не обернувшись.
***
Оставшись одна, Клодия осознала, что вся съёжилась в комок, мышцы спины и шеи занемели от напряжения, а пальцы судорожно вцепились в шёлк юбки. Она заставила себя глубоко вдохнуть и выдохнуть.
Затем вдохнула ещё раз.
Губы были солоны от пота.
Зачем она спросила? Откуда вообще взялся этот вопрос? Она никогда не думала о матери, не пыталась её себе представить – словно той вовсе не существовало на свете. Даже будучи малышкой и видя других девочек двора в сопровождении их суетливых мамаш, ни разу не полюбопытствовала, где же её собственная.
Клодия принялась грызть и без того обкусанные ногти. Она совершила роковую ошибку. Никогда, ни за что не надо было этого произносить.
– Клодия! – раздался громкий, требовательный возглас.
Она прикрыла глаза.
– Клодия, чего ты прячешься в этих зарослях? – Затрещали ветки. – Отзовись, скажи что-нибудь! Я не пойму, куда мне идти!
Она вздохнула.
– Что же, ты, наконец, приехал. Как себя чувствует мой будущий муж?
– Ему жарко и противно. Хотя тебе наверняка всё равно. Слушай, тут пять тропинок. Какую мне выбрать?
Его голос слышался где-то рядом; она даже уловила запах одеколона. Не настолько сбивающий с ног, как у Эвиана, но достаточно сильный.
– Ту, которую ты выбрал бы в последнюю очередь, – ответила она. – Ведущую к дому.
– То же самое многие сказали бы про нашу помолвку, – брюзжание как будто отдалилось. – Клодия, вытащи меня отсюда!
Она нахмурилась.
А он стал ещё хуже, чем прежде.
Кто-то с треском крушил тисовые ветки.
Она быстро поднялась, поправила платье, надеясь, что не настолько бледна, как ей кажется. Изгородь слева от неё заколыхалась, высунулось остриё меча, рассекавшего прореху, в которую затем проник огромный молчаливый телохранитель принца, Факс. Он быстро осмотрелся, обрубил мешающие ветки, и наконец сквозь дыру на сцену явился тощий юнец с капризно изогнутым ртом. Он с укоризной уставился на Клодию.
– Посмотри на мой наряд! Он испорчен. Совершенно испорчен. - Каспар одарил невесту холодным поцелуем в щёку. – Ты что — прячешься здесь от меня?
– Значит, тебя всё-таки исключили? – спокойно спросила она.
– Я сам ушёл. - Он пожал плечами. - Скука смертная. Мать послала тебе вот это.
Он протянул письмо на белой плотной бумаге с королевской печатью - белой розой.
Вскрыв его, Клодия прочла:
Дорогая моя,
Вероятно, ты уже получила добрые вести о вашей близкой свадьбе. Мы все ждали так долго, и сейчас, я уверена, ты взволнована не меньше меня.
Каспар настоял на том, чтобы сопровождать тебя ко двору. Как романтично! Вы станете прекрасной парой. С этого момента, дорогая, думай обо мне, как о любящей матери.
Королева Сиа
– А ты действительно настаивал? – свернув письмо, спросила Клодия.
– Вот ещё! Это она меня послала. – Он пнул астролябию. – Сдаётся мне, эта женитьба – такая нудятина.
Клодия лишь молча кивнула.
12
Загнивание шло постепенно, мы не сразу его распознали. И вот однажды, покидая комнату после разговора с Инкарцероном, я услышал его смех. Тихое, злорадное хихиканье.
Похолодев, я остановился в коридоре. Мне вспомнилось старинное изображение, когда-то увиденное в порванном манускрипте – огромная пасть Ада, пожирающая грешников.
Именно тогда я понял, что мы создали демона, который уничтожит нас.
Дневник лорда Каллистона
***
В лязге отпирающегося замка звучала боль, словно Тюрьма вздохнула. Словно эту дверь никто не открывал столетиями. Но сирены молчали. Возможно, Инкарцерон знал, что ни одна дверь не ведёт на свободу.
По предупреждающему знаку Финна Гильдас отступил назад. Сверху посыпались обломки и хлопья ржавчины. Дверь качнулась вперёд и застряла.
Они подождали с минуту – за узкой щелью было темно и холодно, оттуда струился странный сладковатый запах. Финн распихал ногой булыжники, навалился на дверь плечом и толкал до тех пор, пока её снова не заклинило. Но теперь проход расширился настолько, что можно было протиснуться.
Гильдас дёрнул его за локоть.
– Сначала осмотрись. Будь осторожен.
Финн оглянулся на измождённого, скорчившегося на полу Кейро, поднял меч и проскользнул в проём.
Дыхание замёрзло в холодном воздухе. Неровная земля шла под уклон. Он сделал несколько шагов, и под подошвами ботинок зашуршало нечто, похожее на жестяной хворост. Наклонившись, он ощупал рукой кучки хрустящего колкого хлама, холодного и влажного. Когда глаза привыкли к темноте, ему показалось, что он стоит в наклонном зале, уставленном колоннами, которые сплетаются вместе где-то в вышине. Добравшись до ближайшей, он озадаченно коснулся её и ощутил изборождённую трещинами и узелками твёрдую поверхность, нащупал набухшие ростки и причудливо переплетающиеся ветки.
– Финн?
В проёме маячил Гильдас.
– Погоди. – Финн прислушался. Дуновение ветерка вызывало едва слышное серебристое позвякивание, тянувшееся, казалось, на многие мили. Через мгновение он сказал: – Тут никого. Проходи.
Металлический шелест.
– Возьми Ключ, Кейро. Нужно закрыть дверь, – велел Гильдас.
– А мы сможем вернуться? – устало спросил Кейро.
– А зачем нам возвращаться? Помоги мне.
Как только собакообразное существо протиснулось в щель, Финн и старик с усилием толкнули дверь, и та с тихим щелчком встала на место.
Шорох. Скребущий звук. В фонаре замерцал, выравниваясь, огонёк.