Карен Налбандян - Возвращение в Арканар
Покосилась на четверых «художников», вооружённых каким-то металлическим дрекольем. Те слаженно наседали на дона Пампу. Пожала плечами. Балахонники один за другим стали хвататься за глаза и падать под баронским мечом. Когда рухнул последний, озорной солнечный зайчик помедлил и отправился искать следующую жертву.
29 июля 36 года 13:30…Отец Шига сосредоточенно отстреливался от наезжающих всадников. Раскачивался, вращался волчком, стрелял в перекате. Ни одна пуля не пролетала мимо — вот только всадников было куда как больше, чем патронов. Жизнь подходила к концу, и прожита она была совсем неплохо. В девятнадцать лет возглавить крестьянскую армию. В двадцать — стать боевым монахом Ордена. Потом — Патриотическая Школа, Земля, четыре года студенчества в Сорбонне. Потом снова Арканар. Собственно, подохнуть он должен был ещё в двадцать шесть, на штурме Бау. И сдох бы непременно, если б не гений Его Преосвященства. Что ж, «судьба воина — увядший лист, сорвёт его ветер — но дерево пребудет вовеки». Он ни о чём не жалел. В конце концов, когда потеряно всё, у дона остаётся ещё честь, у Магистра Ордена — цель. Если от него зависит — дать «Тьме» время на взлёт — он даст его.
Толпа разом распахнулась, пропуская ему навстречу барона Пампу. Очень медленно Шига отбросил автомат с последним патроном. Помахал в воздухе перстнем на цепочке.
— Эта вещь, кажется, о чём-то говорит вам, барон?
* * *…Барону говорила. Антон ожидал, что дон Пампа нальётся тёмной кровью, заорёт и начнёт делать глупости, но тот лишь прикрыл веки и оледенел. Аж покрылся инеем. Потом тихим неживым голосом отчеканил:
— Барон Пампа дон Бау-но-Суруга-но-Гатта-но-Арканара, божьей милостью король Арканарский. Сорок пять лет. К вашим услугам, святой отец.
— Барон Шига дон Кси-но-Питана, Именем Господа боевой магистр Святого Ордена. Тридцать лет. К вашим услугам, барон.
Он очень медленно обнажил фамильный меч и отбросил в сторону ножны.
— Тебе они больше не понадобятся, — кивнул дон Пампа, устремляясь вперёд.
Стремительно затанцевали клинки. Боевой магистр раскачивался в сумасшедшем темпе субакса, когда каждая часть тела живёт сама по себе. Он грациозно скользил вокруг неповоротливого барона, атакуя одновременно со всех сторон. Выпады следовали каскадом — молниеносные, как броски кобры. Дон Пампа всё сильнее горбился. Было видно, что сорок — не тридцать, жив он пока только чудом, и один из следующих ударов его непременно прикончит. А потом всё кончилось. Шига стоял выпрямившись, победная улыбка блуждала по его лицу, а рука всё ещё сжимала клинок баронского меча, вошедший пониже грудины.
Потом он упал на колени. Поднял кверху окровавленную ладонь. Тихо, через силу выговорил:
— Дон Румата… «Тьма»… Там Цюрупа… Цель — Арканар… Примет на борт…
Ладонь опустилась. Блестящим стальным кругом прошуршало широкое лезвие. Что-то глухо стукнулось о промёрзшую землю.
Дон Пампа постоял ещё немного. Потом, что-то вспомнив, повернулся к Антону:
— Мой дорогой друг! Наконец-то я нашёл вас! Мне говорили, у вас неприятности? Я в огромном долгу перед вами.
— Каким образом, барон? Какой-нибудь пустяк?
— Как, ведь именно вы послали доброго отца Кабани предупредить нас о намерении этого мужичья. Штурмовать мой замок! В день моей коронации! Каковы мерзавцы! Своей рукой снёс голову этому негодяю Арате.
— Как вы добрались в наши края, барон?
— А! Взял на абордаж один из этих летающих кораблей. Вы не поверите, мой друг, но такой морской болезни со мной с самой битвы в Проливе не случалось. Вся дружина блевала.
Антон представил себе конную дружину в момент деритринитации. Его передёрнуло. Хотел задать ещё вопрос, но не успел. Вместо ответа из-за широкой баронской спины выглянул застенчиво улыбающийся отец Кабани. Досиня выбритый, чуть под хмельком и с пилотским ключом через плечо.
— Мечи дона Руматы! — зычно рявкнул дон Пампа. Мечи появились мгновенно — вычищенные, заточенные, в смазке.
— Как здоровье баронессы? — поинтересовался Румата, влезая в перевязи.
— Баронесса умерла. Чёрный мор. Говорят, её мог спасти только Будах Ируканский. Искал, но, кажется, он сгинул в Серую смуту.
— Я сожалею, барон.
— О чём, друг мой? Вы ни в чём не виноваты. Она бы и так не пережила смерти баронета.
— Баронет погиб?!
— Да… На той осаде… Он своей рукой зарубил мерзавца Пэрту Позвоночника — а потом его зарезал в спину вот этот поп. Я думал, что тогда покончил с ним, так славно он летел со стены Бау… Но ад оживил его, дал ему новое лицо и новое имя. Горючей воды! — скомандовал барон, привычным движением передёргивая затвор автомата Шиги. С сожалением осмотрел пустой магазин, выщелкнул единственный патрон и передал оружие оруженосцу.
— Вот таких пищалей добрый отец Кабани пока делать не умеет…
Антон поёживался от холода. Низко пролетающие облака… Иней на траве… Вот так оно и выглядит — экстренная зарядка большого звездолёта.
— Барон… Я поеду…
— Мой друг, куда?! Нам необходимо выпить за эту встречу. И потом, отец Кабани говорил, здесь, в местечке Мирза-Чарле есть харчевня, где подают пиво, лучше которого я не пробовал.
— Была, — Румата кивнул на догорающие развалины «Микки-Мауса». Барон побагровел. Обернулся к дружинникам.
— Зажигай!
Только сейчас Антон заметил, что тело Казимира обложили досками и облили дурно пахнущей зеленоватой жидкостью. Барон собственноручно поднёс поданный ему факел. Взлетело синее пламя.
— Барон, я обязан ехать. Арканару угрожает опасность.
— На Ы! Баронов Пампа не пугают опасности!
— Барон, мне нужно ехать.
— Вам? Мой друг, это нужно вам?!
Через секунду дружина была в седле. Румата просчитывал. Ни одна машина не поднимется при такой напряжённости поля. Детекторы работать не будут. Связи нет… Цюрупа примет на борт только одного человека…
— Барон, дружину брать нельзя. Только вы и я, — и скачком взлетел в седло.
— Стойте, стойте, дон Румата! Стойте, дон Пампа! — высокоучённый отец Кабани переваливаясь бежал к ним, нежно прижимая к груди небольшой пузатый бочонок, — А перец? Первосортный перец из Бау?
Румата дал шпоры. Барон на скаку подхватил бочонок и приторочил к поясу.
…Они неслись туманной вымороженной равниной, где ещё час назад зеленели сады. Ледяной ветер обжигал. Скрипела под копытами хрупкая, как стекло трава. Пар валил изо ртов и ноздрей.
А Румата был счастлив. Он вдруг понял, что именно этого ему не хватало все эти годы — хорошего коня, надёжных мечей, бешеной скачки, верного друга рядом. И пьянящего предчувствия доброй драки.
29 июля 36 года 14:30Корабль тенью вырисовывался в тумане, и видно было, что он уже висит на антиграве. Барон прямо из седла бросил тяжёлое тело в темнеющий проём, и тот немедленно стал закрываться. Антон успел только вцепиться в обледенелую нижнюю кромку люка, и его поволокло в небо. Дон Пампа стоял атлантом, удерживая дверцу — медленно, но верно опускающуюся. Лицо барона побагровело, на лбу выступили жилы, могучие мышцы вздулись… Антон сжал зубы, выжал себя на руках и бросил в шлюзовую камеру.
— Идите, дон Румата, я…
— Я тебе покажу, дю Валлон хренов, — один из клинков Антон всадил в узел управления шлюзованием, вторым заклинил внутреннюю дверь. Они успели прокатиться под ней за мгновение до того, как меч сломался.
Тут всё было залито кровью, и не верилось, что столько крови может быть в маленькой хрупкой женщине, даже если вскрыть ей горло от уха до уха. Ужасаться было некогда.
— В рубку! — кинул он на бегу.
Дон Пампа ворвался в кабину управления первым и, не раздумывая, послал тяжёлый метательный нож в склонившегося над пультом белокурого гиганта. Цюрупа легко взял нож с воздуха. Барон крякнул.
— Барон остановитесь, Слава, не делай этого! Ты не понимаешь, Стеллу убили.
Лицо Славы окаменело.
— Так вы, сволочи, ещё и Стелку?!
Корабль с перегрузкой пошёл на взлёт. Дон Пампа, хакнув, выволок меч, перерубив какие-то кабели под потолком. Полетели искры. Барон тряхнул головой и двинулся на Славу. Тот был вооружён только ножом, но дон Пампа отлетел в одну сторону, фамильный двуручник в другую. А на панели «Целеуказание» возникли координаты Арканара. Оставалось нажать на ввод. Антон дотянулся до баронского меча и кинулся на Цюрупу. Не так много, выходит, и забыл. Руки сами помнили всё. Шуршащий клинок строил перед Антоном стальной занавес. Но недлинный нож в руке белокурого викинга превращался в колючий шар, опасный как ядро моргенштерна. Шар мясокруткой затягивал под себя, бил одновременно сверху, снизу, с флангов. Приходилось растягивать веерную защиту — и она превращалась в рваньё. В одну из таких брешей и ударил нож. Перерубил связки запястья и возвратным движением вошёл в правый бок. Боль была адовой, пальцы разжались, роняя меч, но Румата хохотал и желал себе лишь большей боли.
