Владимир Зенкин - Миф о другой Эвридике (СИ)
– А я где? Мы же с тобой… встретились?
– Для тебя это сон. Направленный сон, отнесённое сознанье. А для меня всё гораздо сложнее. Я в разделительном слое, за границей двух сущностей. Но я ещё неглубоко в нём. Поэтому наши сознанья смогли сблизиться.
– Ты должен вернуться. Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. Спасибо тебе.
– За что?
– Наверное, благодаря тебе я удержался у границы.
– Откуда этот нелепый снег.
– Твоё впечатление. Это только здесь, в Подступе.
– А дальше что?
Облик Эдуарда Арсеньевича был плывуч и нечёток; Лита, как не старалась, не могла разглядеть выражение его глаз; черты лица, такие простые-знакомые, были неуловимы здесь, даже детали одежды меняли оттенки, искажались, путались.
Виноват был этот снежный бедлам. Мелькающие вокруг сумасшедшие кисти замазывали, заштриховывали пространство; несметные белые кляксы срывались вниз, проваливались в никуда; а сверху опять и опять, неутомимо, никчёмно выбрызгивалась белизна.
Лишь голос его слышался узнаваемым, прежним.
– За разделительным слоем – иная сущность. Там нет ничего вещественного. Свободные энергии. Информы. Извлечённые духовные личности, в том числе и людей. Души…
– Откуда ты знаешь?
– Начал понимать. Здесь пониманье само приходит. Всё – не так, как мы думали. Проще. Сложней.
– Как помочь тебе вернуться? Что сделать?
– Пока ничего нельзя сделать. И не надо.
– Как, не надо!?
– Подождём. Пока я могу увидеть тебя. Я даже вас всех смог увидеть.
– У всех всё в порядке.
– Не в порядке, Лита. Наша с тобой встреча – потому.
– Что случилось? С кем?
– Синички. Их увезли ночью.
– Как!? Куда?
– Как – ты узнаешь после. Главное – куда. Я пытался уловить. Здесь у меня появилась такая способность.
– И что?
– Слабый энергошлейф. Надо было раньше, гораздо раньше!.. Новая моя ошибка.
– Где они? Ты передашь мне.
– Уже передал. Это у тебя в предсознаньи.
– Я не чувствую.
– Там увидишь. В гипнотрансе вызовешь в себе.
– А получится?
– У тебя получится.
– Это наша не последняя встреча!..
– Я постараюсь. Тебе надо спешить.
– Ты вернёшься? Ты очень нужен мне.
– Пока не думай об этом. Будет время…
Лита поднялась, оглядела палату. Голова слегка кружилась, но реальный мир был уже прочен и цел.
Невелов лежал на спине, в прежней позе, спокойно, почти умиротворённо; глаза плотно закрыты, дыхание редкое, но ровное.
За оконным жалюзи – утро. Она глянула на часы – уже четверть седьмого. За дверью, в коридоре, слышались шаги.
Лита достала из сумочки телефон, вызвала номер Рамина.
*
Немалый путь через город она проехала за двадцать минут, всю дорогу донимая флегматичного пожилого таксиста просьбами прибавить скорость. По указке Рамина, она отпустила машину метров за сто до нужного дома, быстрым нервным шагом прошла это расстояние, повернула по асфальтовой дорожке в обход белого девятиэтажного корпуса. Из-за попутных киосков неожиданно возник Рамин, взял Литу за локоть.
– Во двор не надо. Пойдём. Молодец, быстро доехала.
Он провёл её на противоположную сторону дороги, к другому, двенадцатиэтажному дому, на автоплощадке которого среди прочих машин стоял фиолетовый «Ланос» Рамина. Невдалеке, на скамейке, она увидела мрачного Симона и Лору, вытирающую глаза платком.
– Почему здесь, а не в их дворе? – не поняла Лита.
– Так лучше, – пояснил Рамин, – Так мы смотримся посторонними. Скоро туда приедет милиция.
– Вы вызвали?
– Нет. Ни к чему милиции наши телефоны. Оставили входную дверь открытой. Соседи, проходя по лестнице, обязательно заглянут, увидят.
– Что увидят? – напряглась Лита, – Что там?
– Там… Александра Матвеевна. Мама девочек, – глухо сказал Рамин, – Задушена. Удавкой или куском провода. Судя по следу на шее.
– К-как?! Почему?
– Избавились от свидетеля. Для этих людей убить человека – пустяк.
– Боже мой!.. А девочки?
– Девочек увезли. Дверь была заперта.
– А как же вы зашли? Сломали замок?
– Нет. Шума поднимать было нельзя. Благо – дерево рядом с балконом; второй этаж. Симон ухитрился через балкон.
– Женщина лежала около входной двери, захлопнутой на защёлку, – продолжал Дроздов, – Она провожала своего убийцу, или впустила его, не ожидая нападенья. В квартире следов насилия нет. Если не считать двух раздавленных мобильников. Ночная одежда брошена, кровати не заправлены. Гости торопились. Мы тоже ушли, ничего не тронув. Даже следы своих пальцев стёрли полотенцем. Вроде, никто нас не заметил. Входную дверь – нараспах. Полчаса прошло; соседи должны бы уже полюбопытствовать.
– Зачем же синичек забрали? – почти шёпотом спросила Лита. В горле у неё стоял душный комок.
– З-зачем… – Рамин стиснул пальцами крашеный брус скамейки, – В заложники? Ради выкупа? Для чего тогда убивать? Это люди, имеющие отношение к тому… инциденту. Родственники или друзья тех ублюдков. Ты об этом знаешь. Симону и Лоре я тоже рассказал. Мы действуем вместе и должны знать всё.
– Как они нашли? Свидетелей ведь, как я поняла, не было?
– По всему, искали долго и упорно, – пояснил Симон, – Какие-то косвенные свидетели всё-таки были. Кто-то видел их вместе, к примеру – на улице, до приезда в этот дом.
– Где же он, этот проклятый дом?.. – словно сквозь тяжёлую зубную боль проходил голос Рамина, – Александра Матвеевна знала. Потому её… Сколько беседовали – подробней бы расспросить, где! И вчера… Вчера я обязан был всё понять. Эта машина во дворе… этот чёрный джип, этот лысый бугай за рулём, в полосатой маечке. Я во всём виноват.
– Мы все там были, – сказала Лора.
– Вы не знали. А я – знал.
– А номер не запомнили?
– Я смотрел на номер. Иногородний. Вспомню. Сконцентрируюсь.
– Номер не помешает. Но пока едва ли поможет, – рассудил Симон, – Его не станут пробивать по милицейской базе данных, пока мы не расскажем им…
– Этого никак нельзя! – округлила глаза Лита.
– Разумеется. Сделать это в тайне? Вряд ли у кого из нас есть там столь тесные связи. Надо найти дом и его теперешних обитателей раньше милиции. А вот и они. Легки на помине.
По дороге, салютуя мигалкой, но без сирены, проехал милицейский микроавтобус, завернул за угол девятиэтажки, во двор.
– Оперативно, – покачал головой Рамин, – Итак, они тоже теперь – в поиске синичек. У них свои возможности и свой путь. У нас – свой. Наш должен быть короче.
– Наш будет намного короче, – внушительно сказала Лита, – Я постараюсь отыскать этот дом.
– Ты? – удивился Рамин, – Каким образом?
– Увижу в гипнотрансе.
– Откуда он там возьмётся?
– От Эдуарда Арсеньича. Я разговаривала с ним.
– Не понял.
– Он сознаньем своим – в иной реальности. Подступ – так он это называл. Я во сне видела его.
– Может, приснился просто.
– Приснился? Да… Но не просто, поверь. Очень непросто. Он отнёс моё сознанье, притянул к себе. Я видела его. Он рассказывал спокойно и логично… странные вещи. Так не может сложиться в обычном сне.
– Подробнее.
– Потом, сейчас некогда. Главное, что он оттуда смог увидеть синичек, как их увозили и куда их повезли.
– Ерунда какая-то, – недоверчиво поморщился Рамин.
– Говорю тебе! – сердито повысила голос Лита, – Он сообщил мне об этом раньше тебя. Он для этого пробился в мой сон и передал то, что видел. Это у меня в предсознаньи. Мне нужно войти в гипнотранс.
– Ну давай попробуем, – согласился Рамин.
– Здесь мне трудно сосредоточиться. Поехали в клинику.
*
В клинике, по утренней рани, были только дежурный психотерапевт на «горячей» телефонной линии, охранник и уборщица.
Лору с Симоном Рамин усадил в своём кабинете, сам остался в кабинете Литы на случай потребной помощи. Но Лита справлялась сама.
Не раз она вызывала это у своих пациентов, а теперь надо было достичь этого в себе: состояния невесомого релакса, свободного полёта и одновременно пронзительной, холодной сосредоточенности, лезвийного вниманья-вникновенья. Когда внешний мир, ощущенье себя в нём пропадало начисто. А вместо пропажи возникали, разворачивались, размётывались вокруг диковинные панорамы внутреннего пространства. Которые можно только изумлённо ощутить-увидеть в новых изысках чувств, но осмыслить – почти нельзя.
Так вдруг открылось… Нервозно жёсткий кокон твоей «сейчасности» теряет защиту-оболочку, размягчается и прозрачнеет быстро-неотвратимо, делается большой каплей жидкого искристого хрусталя; хрусталь торжественно спадает на какую-то громадную выпуклость – таинственно зеленоватую, непроглядную – растекается по ней тонким, холодно горящим слоем… ровная сфера начинает оживляться: оттуда, из её глубин уже можно уловить всплывающие блики, извивы, абрисы… Что это за выпуклая таинственная громада? Это тоже часть тебя, с которой ты давно, с младенчества, раззнакомлена, но с которой всё-таки связана… связана не привычно обыденным суждением; рациональная, ударно-гвоздевая мысль не пробьёт этой грани, согнётся, скукожится в никчёмый абсурд. Медленное чувство, несуетное томленье, рассвобождённый наив помогут тебе.
