Владимир Зенкин - Миф о другой Эвридике (СИ)
Следующим вышел Симон.
– Подышу немного.
Он качнулся, ступив на асфальт. Сердито тряхнул головой.
– Мутит тебя? – спросил Рамин.
– Нет, тут… другое. Тут занятная даже картина. Словно внезапно меняется скорость движения всего вокруг. Словно ты спрыгнул с крутящейся карусели. Или, наоборот, запрыгнул. Ощущенье своей инерции. Вихри какие-то.
– Может, лучше тебе?..
– Ерунда, пройдёт. Проходит. По твёрдой земле прогуляюсь.
Рамин вытащил из кармана бумажник, достал визитку.
– Вдруг что – звони, не раздумывай. Да, и свои телефоны оставь. Мало ли…
Простившись, Дроздов быстро зашагал по тротуару, опять слегка покачнулся.
Лора схватила свою сумку, решительно вынырнула в открытую дверцу машины.
– Симон! Если вы не против, я составлю вам компанию.
– Мне? – удивлённо обернулся Дроздов.
– Я здесь тоже… недалеко. Почти по пути. Тоже хочу подышать.
– А-а. Ну, раз так… Приглашаю подышать дуэтом.
– Молодец, – кивнул ей Рамин, захлопывая дверцу.
Им молчалось вдвоём нетрудно, спокойно, долго. Не было суетной нужды поиска слов и тем для разговора. Им и в голову не пришло попытаться друг друга развлечь или друг другу понравиться. Лоре самой было невдомёк, зачем она вышла из машины, соврала, что живёт поблизости. Уж менее всего, чтоб подставить Дроздову своё плечо, потеряй он вдруг равновесие. Он тоже ничуть не озаботился, что предпринять с увязавшейся за ним сумрачной дамой. Какое ему до неё дело? Как и ей до него.
Правая сторона улицы распушилась, раззеленилась в городской сквер, с фонтаном, с брусчатыми, обсаженными людьми скамейками, со стекляшками кафе, павильонов, игровых автоматов и прочим развлекательным фаршем.
– Присядем? – кивнул Симон на скамейку, доставая сигареты, – Или ты спешишь?
– Не спешу. Мне спешить некуда.
– Сколько лет тебе?
– Двадцать два.
– Хорошо.
– Что хорошо?
– Хороший возраст.
– Для кого как.
– Пить хочешь? – сменил тему Симон.
– Очень, – призналась Лора.
Он встал, широким шагом достиг ближнего киоска, вернулся с двумя откупоренными бутылками пепси-колы. Уже у скамейки его опять слегка качнуло.
– Раньше такого не было с вами?
– Давай на «ты», а?
– Д-давай.
– Было. После контузии. Но это давно было. И сегодня… совсем не контузия.
– А что?
– Знает, наверное, один Невелов. Я ничего толком не понял.
– Совсем ничего?
– Хорошо, что мы пошли в пещеру с ним вдвоём. Лучше было бы никому не ходить. Плохое время. Плохое место.
– Раньше, говорят, ходили. Многим помогало.
– Двоим не помогло. Семь лет назад. Двое домой не вернулись. А теперь… Эдуард Арсеньич.
– Что же это за вспышка такая? Откуда взялась?
Взгляд Дроздова ушёл в тень.
– Нельзя туда никому. Эта пещера – не для людей. Её – закрыть поскорее… закопать, засыпать, затрамбовать. Залить водой всю воронку. Чтобы – никто и никогда.
– Там было страшно?
– Там совсем не было страшно, – с лёгким раздраженьем отчеканил Симон, – Там совсем не было интересно. Там – никак не было. Это – не для человеческих чувств. Понимаешь?.. Всё. Хватит. Давай, о другом. Пожалуйста.
– Ладно, – повела плечами Лора. Поднялась со скамейки, – Ну что, пойдём дальше?
– Пойдём. Ты меня, считай, уже проводила. Мой дом – за этим сквером. Теперь я тебя буду провожать.
– Сама дойду. Со мной всё в порядке.
– Со мной тоже. Почему я должен отказать себе в таком удовольствии? Если ты, конечно, согласна. Где ты живёшь?
– Я… далеко живу. Общага кондитерской фабрики. Улица Туманова.
– Ого! Чего ж вылезла из машины?
– Отвечать обязательно?
– Виноват… – чуть стушевался Симон, – А вообще, сама-то ты откуда?
– Наверное уже – ниоткуда, – глухо сказала Лора, – И уж точно – никуда.
Пауза вышла душноватой, вязкой и протянулась до конца сквера, и захватила ещё часть улицы.
– А у меня дома арбуз в холодильнике, – грустно объявил Симон, – Красный. Холодный. Вчера купил. Съесть не могу.
– Не беда, – рассудила Лора, – Скорми ближним своим.
– Нету ближних. Арбуз есть. А ближних нету. Одни дальние.
– Придётся самому отдуваться.
– А если я тебя попрошу зайти на полчасика и помочь, ты, конечно, откажешься.
– Конечно, откажусь.
3. Синички
Их вытряхнула из снов внезапная ледяная тревога. Они почти одновременно соскочили с кроватей, обошли раздвинутую ширму, отделяющую их угол от остальной комнаты.
Мать стояла босиком на полу в ночной сорочке. Тоже только-только из сна. Она повернулась к ним; в глазах – недопонятый ещё, вязкий испуг, утленькая надежда: может, всё-таки, ещё сон?..
Трое в комнате. Как, откуда взявшихся?! Огромных… чужих… чужой запах – запах недобра, небрежной проломной силы… Как они здесь?!. Зачем?..
Тот, стоящий у двери: утиный нос и оладьи губы… глаза мелки и остры. Другой, который ближе: белесая щётка-стрижка, скошенный подбородок, круглые торчащие уши… во взгляде – масляная, мутная желть… Самый огромный: полосатая майка под коричневой с красными клиньями курткой… он неспешно прошагивает по комнате, словно не замечая хозяев, плюхается на стул-нога за ногу. Щекастое медленное лицо. Череп – полированный светлый булыжник. Бульдожьи глаза – в в удовольствии-покое. Он смакует эффект своего вторжения.
– Ну что, птицы, проснулись? – почти весело взглядывает он на остолбеневших девочек, – Молодцы. Тогда быстренько умываться, чистить зубы, заплетать косички. И – в путь. Завтраком вас накормят в другом месте. Вкусным завтраком.
– К-как вы?.. – смогла наконец выговорить мать, – Двери же… замки же…
– Для нас, фрау, открываются любые двери. Замки уважают нас. А вы, я гляжу, нам почему-то не рады. Обидно.
Голос Булыжника, вперекор его облику, высок, бархатист, плавен.
– Что вам надо от нас? – мать сделала два шага, встала между ним и дочерьми.
– От вас, фрау, ничего, – усмехнулся Булыжник, – Вы, вообще, здесь лишняя. Вы, по нашим сведениям, сейчас должны быть на ночной смене. Что ж это вы уклоняетесь от трудовых обязанностей?
Юля с Элей почти одновременно облизнули губы. Сердца их одинаково колотились под сатиновыми ночнушками. Причина появления этих громил была ясней ясного. Кто сможет помочь? Что делать? Куда их собираются везти? Туда?.. Наверное…
– Кто вы такой? – с отвращением смотрит Юля на короткую латунную шею в золотой цепи, стараясь не поднять взгляд до его взгляда.
– Ваш ангел хранитель, птицы. Неужели не нравлюсь?
– К-куда вы нас повезёте?
– В путешествие. В увлекательное путешествие.
– Какое путешествие!? – тонко вскрикнула мать, – Не трогайте их!
– Вот кричать не надо, фрау, – посуровел голос Булыжника, – Могут сделаться неприятности.
– Не трогайте их! – умоляюще искривились губы женщины, – Они ни в чём не виноваты. Им всего по пятнадцать лет. Я отвечаю за них… за всё…
– К сожаленью, фрау, в этой жизни каждый отвечает за себя. С детства. Ну так, что стоим, птицы? Одеваться.
«Мобильник… на тумбочке у кровати… – мельк Юлиной мысли, – незаметно вызвать Рамина…».
– Все мобильники – сюда, на стол, – изловил её мысль Булыжник, – Сюда, я сказал!
– У нас один на двоих, – пролепетала Эля.
– Я обыщу, если надо. А теперь одеваться. Ширму убрать. Телефон есть в квартире? Нету? Хорошо. Вы, фрау, чего ждёте?
Мать дрожащей рукой открыла свою сумочку.
Булыжник бросил мобильник девочек на пол, не вставая со стула, хрястнул по нему каблучищем. Материн телефон положил себе в карман.
– Н-не трогайте их… п-пожалуйста! – сминался, близился к рыданиям голос матери, – Я сделаю всё, что… Я з-заплачу, я откуплюсь. Сколько надо?..
– Сколько надо, фрау, – искренне развеселился Булыжник, – то вам и во сне не приснится. Но у вас есть друзья, я знаю. Душевные, деловые друзья. А вдруг помогут.
– Да-да! – воодушевлённо всхлипнула женщина, – Конечно, помогут, обязательно помогут… мы сделаем всё. Девочек только не трогайте, а?.. оставьте, умоляю вас!
– Нет, фрау, девочек мы заберём. Девочки будут в полном порядке. Если вы и ваши друзья будете благоразумны, вы скоро с ними встретитесь.
– А к-куда вы их?.. А сколько вы хотите? Не трогайте их, а? Богом прошу! Возьмите меня… возьмите лучше меня!
– Не надо, фрау, пускать пузыри, – скучно сказал Булыжник, – Вы останетесь дома, будете сидеть тише мыши и ждать нашего звонка… А, у вас же телефона нет. Ну тогда – письма нашего. С условиями. Недолго-недолго ждать. Очень недолго.
Булыжник повернул голову к своим бесстрастным сообщникам, словно проверяя, на месте ли они. – Ну что, готовы? – он встал, оглядел одевшихся Юлю с Элей, – Быстро умываться, в туалет… и в путь.
