Айра Левин - День совершенства
Когда же все было кончено и они легли рядом, она спросила:
— Ну, как?
— Бесподобно! — сказал он. — Но если честно, то по тому, что ты говорила, я ожидал еще большего.
— Терпение, брат, — сказала она. — Ты еще не до конца здоров. Придет время, и тебе сегодняшнее покажется не более чем пожатием рук.
Он рассмеялся.
— Тсс.
Он обнял и поцеловал ее.
— Про что там, в записке? — спросил он. — Той, что в зубной щетке.
— В воскресенье в одиннадцать вечера, на том же месте, где в прошлый раз.
— Но без повязки!
— Без повязки, — сказала она.
Он увидит их всех, Маттиолу и других.
— Я ждал и думал о следующей встрече, — сказал он.
— Говорят, ты вторую ступень пролетел, как ракета.
— Ты хочешь сказать — проковылял. Я бы вообще не проскочил, если бы не… — Знала ли она, кем был на самом деле Король? Нужно ли говорить ей?
— Если бы?..
— Если бы не Король с Маттиолой, — сказал он. — Они приходили сюда накануне ночью и подбодрили меня.
— Ну да, конечно, — сказала она. — Никто из нас не прошел бы через это, если бы не капсулы и все прочее.
— Интересно, откуда они их взяли?
— Думаю, один из них работает в медцентре.
— Да, пожалуй, это так, — сказал он. Снежинка была не в курсе.
Или знала, но не знала, что известно ему. Чипу мысль о необходимости быть осторожным с ней была неприятна.
Она села.
— Послушай, — сказала она, — как мне ни больно говорить это, но ты уж продолжай со своей девочкой как обычно. Завтра вечером — я имею в виду.
— Она себе нашла кого-то еще, — сказал он. — Теперь ты — моя девочка.
— Нет, — сказала она. — Во всяком случае, не по субботним вечерам. Наставники будут удивлены, что мы спим с кем-то не из своего дома. У меня есть симпатичный нормальный парень Боб, напротив через коридор от меня, и ты подыщи себе симпатичненькую нормальную Айин или Мэри. Но если ты посмеешь дать ей больше, чем разок на скорую руку, я тебе шею намылю.
— Завтра вечером я буду неспособен даже на это.
— Так должно быть, — сказала она, — ты еще в стадии выздоровления. — Она строго взглянула на него. — Нет, верно, — сказала она, — ты должен не забывать, что нельзя проявлять с ней страстность. Только со мной. И сохраняй на лице довольную улыбку от первого гонга до последнего. И добросовестно выполняй свое задание на работе, но не слишком старательно. Это очень тонкое и хитрое дело — продолжать игру. Отнюдь не проще, чем начать ее. — Она опять легла рядом и обняла его рукой. — Гадство! — сказала она. — Все бы сейчас отдала, чтобы покурить.
— Неужели это такое большое удовольствие?
— Мммм! Особенно в такие моменты, как сейчас.
— Надо будет и мне попробовать.
Некоторое время они лежали, болтая и ласкаясь, а потом Снежинка попыталась еще раз возбудить его.
— Не попробуешь — не получишь, — объяснила она, но, увы, ее усилия оказались тщетными.
Около двенадцати она собралась уходить и уже у двери напомнила:
— В воскресенье в одиннадцать вечера. Поздравляю тебя!
Вечером в субботу Чип познакомился в гостиной с номером по имени Мэри КК, чей партнер был переведен в Кану в начале этой недели. Часть ее имянома, указывающая на год рождения, была 38, то есть ей было двадцать четыре года.
Они пошли на концерт, посвященный Рождеству Марксову, в Парк Равенства, Пока они сидели и ждали, покуда амфитеатр заполнится публикой, Чип внимательно рассматривал Мэри. У нее был острый подбородок, а в остальном она была нормальная: смуглая кожа, слегка раскосые карие глаза, подстриженные черные волосы, желтый балахон на стройном худощавом теле. Один ноготь на ноге, скрытый наполовину перемычкой сандалии, был синевато-вишневый. Она сидела с улыбкой на лице, глядя на противоположную сторону амфитеатра.
— Ты откуда? — спросил он у Мэри КК.
— Из Руса, — ответила она.
— Какая классификация?
— 140Б.
— Это что такое?
— Техник-офтальмолог.
— И что ты делаешь?
Она повернулась к нему.
— Я подгоняю линзы, — сказала она, — В детском отделении.
— Тебе нравится?
— Конечно, — она посмотрела на него с удивлением. — Почему ты задаешь мне столько вопросов? — спросила она. — И почему ты так меня рассматриваешь, будто впервые видишь номера?
— Я впервые вижу тебя, — сказал он. — И я хочу узнать тебя.
— Я такая же, как все остальные, — сказала она. — Во мне нет ничего необычного.
— У тебя острый подбородок.
Она отодвинулась, и было видно, что она смущена и даже оскорблена.
— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он. — Просто хотел заметить, что в тебе есть что-то необычное, даже если это не существенно.
Она пристально посмотрела на него, затем отвела взгляд и покачала головой.
— Не понимаю тебя, — сказала она.
— Ты прости, — сказал он. — До прошлого вторника я был болен. Но мой наставник водил меня в Главный Медцентр, и там меня подналадили. Сейчас дело пошло на поправку. Ты не волнуйся.
— Вот это хорошо, — сказала она.
Через минуту повернулась к нему и радостно заулыбалась.
— Прощаю тебя, — сказала она.
— Спасибо, — сказал он, и ему вдруг стало грустно за нее.
Она опять посмотрела в сторону.
— Надеюсь, мы споем «Освобождение масс», — предположила она.
— Споем, споем, — заверил он девушку.
— Я люблю эту песню, — сказала она и, улыбаясь, стала мурлыкать мотивчик.
Он продолжал на нее искоса поглядывать, стараясь это делать незаметно, чтобы со стороны выглядело нормально. Мэри КК сказала правду: она ничем не отличалась от любого другого номера, если не считать такой мелочи, как острый подбородок и неправильного цвета ноготь на пальце ноги. Она была в точности такая же, как любая Мэри, или Анна, или Пиис, или Айни, которые были его подружками: покорная и добрая, услужливая и трудолюбивая. И все-таки ему было за нее грустно. Почему? А интересно, вызвали ли бы у него это чувство все другие девушки, если бы он их так же внимательно, рассмотрел и выслушал, как он смотрит на Мэри КК и слушает ее?
Он поглядел на номеров, сидящих от него по другую сторону, рядом с ним, ниже его и выше его. Все они были, как Мэри КК, все улыбались и готовы были петь свои любимые рождественские песни. И все они одинаково нагоняли тоску, вызывали в нем грусть — любой и каждый в амфитеатре, сотни, тысячи, десятки тысяч. Скопища их лиц напоминали смуглые бусины, нанизанные на рядами уложенные струны.
Прожектора вырвали из темноты золотой крест и красный серп в центре чаши. Грянули четыре знакомые фанфарные ноты, и каждый запел:
Братство могучее, единая Семья,
Сплоченные и дружные, без всяких лишних «Я».
Братству нерушимому мы жизни отдаем,
И Братство дарит жизни нам, которыми живем.
Нет, не были они могучим Братством, подумалось ему. А были они убогой общиной, тоскливой и достойной жалости, одурманенные медикаментами и обезличенные браслетами. Это Уни был могуч.
Братство могучее, славное племя,
Мы побеждаем пространство и время.
Он машинально подпевал, думая, что права была Маттиола: ослабленная доза влекла за собой новое для него ощущение несчастливости.
В одиннадцать часов вечера в воскресенье он встретился со Снежинкой в проходе между двумя зданиями на Нижней Площади Христа. Он обнимал и целовал ее с благодарностью, за ее сексуальность и юмор, бледную кожу и горький привкус табака — за все, что было ею и более никем.
— Слава Христу и Вэню, я рад тебя видеть, — сказал он.
Она сильно прижала его к себе и счастливо улыбнулась.
— Не сладко все время быть среди «нормальных»?
— Еще как! — сказал он. — Сегодня утром мне хотелось пробить не по мячу, а по команде моих футболистов.
Она рассмеялась.
Он испытывал депрессию после того вечера и концерта; теперь же он почувствовал себя свободным и счастливым и даже ростом выше.
— Я-таки нашел себе девушку, — сказал он, — и — ты не поверишь — у меня не было с ней никаких проблем.
— Гнусь!
— Конечно, не так долго и не так здорово, как было с тобой, но ведь не прошло и суток!
— Я могу обойтись и без подробностей.
Он усмехнулся, крепко обнял ее ниже пояса.
— Мне кажется, я способен проделать это и сегодня, — сказал он, поглаживая ее большими пальцами.
— Твое «Я» растет прямо на глазах.
— Все во мне растет!
— Пойдем, братец, — сказала она, убирая его руки и складывая ладонями вместе. — Будет лучше отвести тебя в помещение, пока ты не запел.
Они вышли на площадь и стали пересекать ее по диагонали. Безжизненно свисали флаги и украшения, развешанные на Рождество Марксово и смутно маячившие в отсветах дальних фонарей в проулках.
