Игорь Гор - Проект «Повелитель»
Надо бы проверить Максим, есть ли у нас ещё берёза?
— Угу, — ответил я, бросив последнюю тушку в тазик, и поднял тазик на стол от греха подальше. Душман нарисовался, и завертелся под ногами, обтирая хвостом штаны и выводя рулады кошачьей песни: — Кишки ешь! Не фиг морду баловать!
Видя, что с мясом обломилось, Душман с урчанием поволок кишки под лестницу.
В окно гостевой комнаты влетел камень и прокатился по полу. Что за гость?
— Старый, ты дома? — донеслось с улицы.
Кажись Кот. Я взглянул на деда и принялся ожесточенно жестикулировать, болтая ладонью у рта, давая понять, чтоб дед его заговорил и задержал. Сам же схватил тесак и тенью метнулся по лестнице, бесшумно отводя задвижку на двери. Хаймович кивнул и вышел в гостиную.
— Дома.
— Вижу, ты Толстого уже прикопал? И правильно, чего мясу тухнуть.
— Зачем пришёл? — спросил Хаймович сухо.
— Ты сильно дед не возникай. Толстого теперь нет, и с Косым скоро разберёмся. У тебя теперь один хозяин будет Джокер.
— Один Бог мне хозяин. А другой власти надо мной никто не имеет.
В это время я уже крался к окну второго этажа, собираясь застать Кота врасплох. Не из подлости и удара исподтишка, просто боялся, что при моём появлении он сделает ноги.
А бегать я не любил, не то, что прыгать и лазить. Вот я уже у окна, можно прыгать. Разговор продолжался.
— Ты я вижу, дед ещё не проникся, хочешь умереть раньше времени?
— Ты никак угрожать пришел? — ответил Хаймович вопросом на вопрос.
— Дело к тебе. Железяку одну сделать надо, — сменил тему Кот.
— Не интересует меня твоя железяка.
И тут я спрыгнул.
— Т… ты! — удивился Кот хватаясь рукой за нож.
Но вытащить его он уже не успел. Я всадил ему нож под грудь снизу вверх и ковырнул с лева на право, разрезая сердце, не оставляя ему ни единого шанса. Кот дернулся и завалился на спину. Я отвернулся от него к Хаймовичу. Тот странно кривясь, смотрел на меня.
— Нехорошо Максим прерывать разговор.
— Да, ладно! Зачем говорить, если конец известен. Сейчас оттащу подальше, потом крысок дочищу.
Не нравился мне взгляд Хаймовича. Будто осуждал меня за что. За что? Он же знал, чем дело кончится. И прав я был, говорить тут не о чем. Только вот осуждение во взгляде куда девать? И я хорош, словно нашкодивший ребёнок, крысок приплёл, словно провинность, какую собирался отрабатывать. Плюнуть, растереть и забыть! Подхватив Кота за ноги, я с остервенением потащил его к соседскому дому. Кину в подвал, и всего делов. Но тяжелый взгляд Хаймовича буровил мне спину. Дотащив до места, оглянулся. Деда в окне не увидел. Обшарил карманы Кота. Помимо ножа обнаружил в кармане тонкую фляжку с самогонкой производства Джокер и компания, и чуть не прозевал в маленьком кармашке на штанах золотое колечко с красным камешком. Как удачно! Будет чем тётю Розу порадовать. А пойду кА я к ней? На сердце было невыразимо тяжело. Да, что же на напасть такая? Вроде ничего особенного не приключилось, но словно мешок с камнями кто подвесил. Скинув, труп в подвал я хлебнул из фляжки и, подождав пока мягко стукнет по голове а в животе разгорится тепло, двинулся в известном направлении. Ну не мог я сейчас Хаймовича видеть, никак не мог.
* * *Постучал костяшками пальцев в гулкую железную дверь. Дома она. Я это уже знал.
Даже видел в какой комнате находится, некая размытая и теплая тень. За дверями зашебуршало и дверь со скрипом открылась.
— С чем пришёл? — спросила она.
Я молча протянул зажатое в пальцах колечко, и только потом поднял глаза.
Роза ещё больше постарела. Мешки и морщины под глазами, пристально и холодно смотрящими на меня. Она поправила прядь волос, и я увидел их белые седеющие корни.
— Заходи.
Дальнейшее описывать стыдно и больно. Я напился почти до беспамятства, и происходящее помню кусками. Жарко, потно. Кружится голова. Потом я сижу рядом с ней на кровати и что-то говорю, говорю и говорю. В жизни так много не говорил. Она молчит и держит меня за руку изредка то поглаживая её, то сжимая. Мне становится легко от её молчания. Чувствую, что она понимает всё сказанное мной и принимает безоглядно, без недомолвок и осуждения. И я засыпаю, уткнувшись лицом в её душистые и мягкие волосы.
Разбудил меня громкий стук в дверь. Роза выпорхнула из под моей руки, перепуганной пташкой. Накинула на себя халат и вопросительно посмотрела на меня.
— Открывай, — прошептал я пересохшими губами, — это Косой за мной пришёл.
Косой заявился громогласный и нарочито веселый.
— Вставай лежебока дела ждут! Что ж ты зайца то забыл взять? Вот дед просил занести.
Принимай гостинец Роза.
Роза приняла тушку и унесла на кухню. Федя воспользовавшись её отсутствием быстро склонился к моему уху и зашептал:
— Ты чего кобелина, старику ничего не сказал? Он там места себе не находит… Хорошо я догадался куда ты свалил.
Я поднялся и стал напяливать штаны, ища взглядом по комнате остальные детали одежды.
Меж тем Федя прибавил громкости:
— Пока ты тут кувыркался, рой в городе свирепствует. У меня двое пропали Малыш и Шустрый. Джокер троих недосчитался, и Кота в том числе.
При имени Кот, Федя подмигнул и прижал палец губам. Я ничего не понял, и спросил в пол голоса:
— Ты Розу что ли в стукачестве подозреваешь?
А она как раз зашла в комнату. Надеюсь, не услышала. Косой кивнул, как бы наклоняясь за моим ботинком.
— Вижу, горел ты синим пламенем, одежонку раскидал. Давай хлопец собирай манатки.
— Да вот собственно и всё.
Я затянул шнурки и подхватил с полу куртку.
— До свидания Роза, прости, если что не так.
Роза до того безучастно смотревшая на мои сборы, вдруг подошла и поднявшись на цыпочки поцеловала меня в щёку.
— Береги себя Максим, — сказала она и отвернулась.
Косой же ухватил меня за плечи и увлёк за собой, на ходу крикнув:
— Учти Роза, Толстого ты не видела. Не был он у тебя, если кто спросит.
В это момент я ощутил спиной, что Роза украдкой утерла слезу.
Мы вывалили во двор и в темпе зашагали в направлении Хаймовича. Повернув за угол дома, я избавился от объятий Феди.
— Давай рассказывай, что происходит? Как это понимать, твою мать!
Федор зашипел:
— Ты блин, лопух прошлогодний… Весь город знает, что Роза у Джокера на довольствии.
— Врут! Сроду никого у ней не заставал, — отмахнулся я.
— А часто ты у неё бываешь? Ты когда ей последний раз еды приносил? Она, что росой питается?
— Ну, неделю назад…
— Вот! А голод не тетка. Может и не часто их обслуживает, но свои люди Джокеру нужны, чтоб знать, что в городе делается, вот и бегает к ней мальчонка хавку таскает, да новости собирает.
— Ты-то откуда знаешь?
— Оттуда, этому пацану лишний кусок не помеха. Мне он тоже докладывает.
— Господи, — вздохнул я, — скажешь ему, чтоб про меня не говорил и всего делов.
— Скажу, — вздохнул Косой, — только нет у меня в нём уверенности.
— На фиг тогда кормишь?
— На всякий случай, — подмигнул Федя.
— Что ещё случилось, рассказывай?
— Пока нас не было, люди Джокера пробовали мою хату на прочность.
— И как?
— Ружьё их сильно удивило. А дробь в жопу огорчила до невозможности. Но я думаю они ещё придут и к этой встрече надо готовится. А у нас рюкзаки в подземелье остались.
— Ну и забирай, я то причем? Дорогу знаешь.
— Ты я вижу не только кувыркался вчера, но и водкой баловался?
— Ну.
— Оно и видно. Не соображаешь ни хрена. Ключики заветные от лифта то у тебя? И защита работает. Мне без такого мутновидящего, туда и соваться не резон.
— А-а-а. Понял не дурак. Значит, прямо сейчас меня в поход тянешь.
— Да, потому что ждать их надо этой ночью.
— Ладно, идем к Хаймовичу, пистолет захвачу.
— Да мы и так к нему идем. Не проснулся что ли?
Я кивнул. Встреча с Хаймовичем не радовала. Теперь я вроде как действительно перед стариком виноват. Я всегда знал, что дед любит меня как родного, хоть он никогда ничего подобного не говорил, но я всегда это чувствовал и знал. Одного из всех он выбрал меня и оставил у себя. Хотя первый с ним подружился Ящерка.
* * *— Прости меня Максим, — рука Хаймовича лежала на моём плече, — просто в тот момент я испугался. Испугался тебя, мне на мгновение показалось, что ты страшнее и опаснее всех этих бандитов. Так просто убить человека, без мыслей, без эмоций, словно выполняя обычную работу. Ты вырос на моих глазах, а оказалось я совсем тебя не знаю. Глупость конечно. Просто ты стал взрослым, а я всё ещё, по привычке, считаю и считал тебя ребенком.
С глаза Хаймовича скатилась слеза, и он внезапно схватил меня за шею и привлёк к своей груди.
— Прости, ладно?
— Да чего там, — смутился я, — дело житейское.