Игорь Гор - Проект «Повелитель»
— Ну, ты и сравнил дед? То ребенок, а это неведомо кто?
— Знаешь в старые времена, люди помимо детей окружали себя животными. Они держали кошек, собак, лошадей. Заботились о них, кормили, учили простым командам. Создавали себе помощников. Может из этого существа со временем получиться помощник и друг.
Нужно только время и терпение…
— Ну, как хотите, — вздохнул Федя, — нянчиться значит, будите как с ребенком? Погремушку вам в руки.
Косой хлопнул себя ладонями по коленкам, давая понять, что разговор окончен и пошел к дивану. Мы с дедом в полном молчании допили чай и тоже пошли спать. Прилёг на диван рядом с Федей, натянувшим себе одеяло по самые уши. Косой не спал, я слышал это по его дыханию и колючим мыслям. Он считал себя абсолютно правым и незаслуженно обиженным. Впрочем, меня это недолго отвлекало. Сон большой теплой лапой накрыл меня до утра.
* * *Просыпаться под свистящий чайник и вкусные запахи — верный признак удачного дня.
Ворчание Хаймовича с утра пораньше, признак того, что день не заладиться. Если приметы совмещались, значит, день пройдет как всегда. Последнее время приметы подводили.
Какая-нибудь фигня да происходила.
— Вставайте охламоны, завтрак готов, — забубнил Хаймович, — дел на сегодня много. Ловушки надо идти проверять. Запасы то не бесконечные, их пополнять надо регулярно.
А там может, силки да ловушки уже опорожнил кто-нибудь, или протухла дичь наша.
Да вещички свои приберите. Стирать ленитесь, так хоть на верёвку под дождь повесьте.
Сухое вам выдавай и чистое, да где ж его напасешься, если как свиньи извозились.
— Я теперь понимаю, почему Хаймович у тебя бабы нет… — сказал Косой потягиваясь.
Хаймович разом замолк, ожидая продолжения.
— Две зануды в доме это перебор, — продолжил Косой и хохотнул, уворачиваясь, от брошенной дедом ложки.
Мы поднялись, с наслаждением натягивая на себя чистую и сухую одёжку, прогретую у печки.
— Да не сердись старый, — сказал Федя примирительно, — меня сейчас дома свая ножовка ждёт. Только на порог, обиды, расспросы. Почему долго, ей, видите ли, сейчас волноваться нельзя. Брюхатая. Как будто до этого повода пилить не находила… Потом конечно ничего. Но попилить, как приду, у неё просто традиция…
— Женщины, — пожал плечами Хаймович, — они всегда так выказывают беспокойстве о человеке, который им нужен. Если ты ей безразличен, она и не спросит ничего. Так, что имей это Федор в виду. И привыкай.
Кружки налиты, сковородка с разогретой тушенкой на столе. Меня два раза звать не надо я уже верхом на табуретке и с ложкой в руке. Кишка за кишку с утра заходит. Вроде ели вечером? Косой подошёл к столу, но не сел а на ходу подхватил кружку и хлебнув горячего, поставил на стол.
— Некогда мне с вами рассиживаться, домой надо. Спасибо Хаймович! Побрел я.
Подхватив сумку и закинув автомат на плечо, Косой двинул на выход.
— Давайте вы сегодня свои дела решайте, я свои решу. Завтра заскочу если что…
— Я провожу тебя, — кинулся я следом.
— Да не боись, не трону я твоего братишку, — усмехнулся Федор.
— Да я не боюсь, отлить надо…
— Так бы и сказал, что приспичило, а то проводить.
Косой отодвинул засов и толкнул дверь. Дверь во что-то уперлась и отходила неохотно.
Федор недоуменно взглянул на меня. Что бы это могло быть? И уже с усилием поднажал, отодвигая то невидимое, чем она была привалена. Выглянул в просвет и присвистнул, целиком выходя за дверь.
— Хаймович! Подь сюды. Тут жмурик.
Я выскочил и увидел тело на полу под дверью. Сразу и не сообразил, что это такое.
Сквозь камуфляж на теле проступала шерсть, точнее сама одежда как бы была на теле кусками, фрагментарно. Где одежды не было, виднелась густая зелёная шерсть то же с пятнами и переливами. Лицо было искажено предсмертной гримасой боли. В груди торчал вогнутый по самую рукоятку тесак. Но больше всего меня поразили ноги… Сверху вроде башмаки, а снизу обычная подошва и грязная голая пятка. За моей спиной возник Хаймович и молча, уставился на покойника.
— Это не я его, Толстый, — с волнением сказал Косой, — Мамой клянусь! Не я его…
— Тебя Федор никто и не винит, — Хаймович нагнулся и вытащил нож, рассматривая рукоятку.
— Нож мы ковали, Максим, а клеймо на рукоятке ставили для Джокера.
— Кот, сучара, — выдал я, — найду падлу сегодня же!
— Вместе найдем, — сплюнул Косой.
— А мне кажется Максим, что не плохо бы тебе немного побыть покойником. Все теперь уверены, что ты убит. Надо только с толком это использовать.
Мы с Федей переглянулись. Идея толковая, только проку то? Косой заиграл желваками, что-то, обдумывая. Меж тем Хаимович наклонился к Толстому-2 и провел рукой по шерсти.
— Надо же! Как просто и эффективно, вы только посмотрите! — воскликнул Хаймович.
Шерсть под его рукой становилась прозрачной как стекло, как рыболовная леска, сквозь неё виднелась серая кожа. А там где был камуфляж, это просто куски плотно склеившихся шерстинок, верхушки которых изображали расцветку камуфляжа. Ботинки на ногах были склеены таким же Макаром. Осторожно и трепетно Хаймович принялся разглаживать лицо, стирая с него мои черты и вместе с тем проявляя его истинный облик. Лицо тоже было заросшее шерстью, морда а не лицо и не разглядишь толком, черты. Только глаза остались человеческие, больные с невыразимой мукой, черные как ночь зрачки и бездонные как шахта лифта. Хаймович поднялся от тела и потащил с головы извечную кепку.
— Похоронить бы его надо ребята, по-человечески похоронить…
… … на свежий холмик дед водрузил две крестом перевязанные палки. Федя подмигнул мне, мол, соображает старый — могилу мою имитирует.
Хаймович обтер ладони и перекрестился:
— Суждено мне, было, родится Иудеем, Богу было угодно, чтоб я стал христианином. Не знаю как молится за тебя, но все мы под богом ходим, упокойся с миром. Аминь.
* * *Скучно. Сидеть дома мне было скучно. Не могу я без дела. Бродить, искать, залазить на непокоренные высотки. Выслеживать дичь, самому спасаться от дичи..
А дома я могу только есть и спать. Конечно, я могу ещё помыть сковородку, постирать одёжку, помахать молотом по наковальне, выделать шкурку. Дед пытался привить мне любовь к чтению. Может я и полюбил бы это дело, но читать про чужой и непонятный мир, который я никогда не видел и не увижу, и на каждой странице лезть за пояснениями к Хаймовичу, выше моих сил. Хаймович уходил в столь пространные пояснения и воспоминания, что слушая его, я забывал, о чем собственно книга. Но сегодня редкий день, когда я один дома. Дед ушёл проверять силки. Косой подался к своей банде, узнать новости и напомнить им, что он главный. Словом, предоставленный сам себе я целиком ушёл в хлопоты. Простирнул одёжку в накопленной дождевой воде. Помыл сковородку. И прилег на диван рассматривать карты с вертолёта, вникая в тайну линий, разводов и обозначение объектов. На одной из карт, как я догадался, был план города, таким, каким он был до взрыва. Я даже самостоятельно нашёл на нём заветный домик со шпилем. Вторая карта оказалась тёмным лесом в прямом и переносном смысле. В лесу насколько я понял находился некий объект под номером 7844 с буквами разделенными палкой вч, рядом с объектом некая клякса под именем оз. Тихое. Скорее всего, сообразил я, вертолёт оттуда и прибыл. Дальше пялится в непознанное, мне стало скучно, напала зевота, и я собирался вздремнуть ещё минут шестьсот. Но планы мои порушил хлопнувший дверью Хаймович.
С порога он хлопнул на пол тяжелый рюкзак, а мне кинул длинноухую тушку. Хаймович был в прекрасном расположении духа.
— Вооружайся ножом друг мой и свежуй зайцев! Удивительно! Но лесное зверьё заселяет город. Ставил петли на собак, а попались зайцы. В рюкзаке ещё два, да пару десятков крыс. То, что город стал зарастать почти сразу после запустения, вполне закономерно. Сейчас никого не удивляет ни куст, растущий из асфальта, ни крона дерева, выглядывающая из окна разрушенного дома. Но что здесь делать лесному зверью, непонятно? Лес, конечно, наступает на город, но в нем и корма для животных несравнимо больше.
Нам это конечно на руку. В последнее время собак в городе поубавилось.
Пока Хаймович погружался в рассуждения, я не теряя время, стягивал шкурку с подвешенного за ногу зайца. Нам это раз-два и готово. Вот с крысами возится, я не любил, мелочь, и времени отнимает уйму. Меж тем Хаймович ударился в воспоминания.
— Зайцев, Максим, надо готовить в сметане, исключительно в сметане. Это большая ошибка тушить их в вине. В вине мясо обретает неприглядный цвет, свернувшийся крови. В сметане же заяц теряет свою жесткость, мясо обретает недостающую ему сочность и жирность, исключительно благодаря сметане. Эх, как жаль, что сметаны сейчас днем с огнём не сыскать. Как замечательно готовила зайцев наша соседка тетя Клава, её муж, довольно угрюмый и неразговорчивый, как же его звали? Дай бог памяти, э-э-э? Неважно, был страстный охотник и в зимнее время просто заваливал её зайцами. Она же по доброте душевной угощала нас. А мы с зайцами поступим следующим образом. Надо будет повесить их в коптилку и сделать горячего копчения. Уверен, что получится просто исключительно.
