Александр Звягинцев - Ярмарка безумия
Глава 9
Локус контроля
[9]
«Никогда не верил, что даже самое сильное потрясение может привести к перерождению человека, изменить его радикально. А теперь уж не верю в это и подавно. Человека в действительности не способны переменить ни самое глубокое раскаяние, ни самое искреннее покаяние. Нельзя стать другим человеком!..»
Почерк у судьи Востросаблина оказался очень мелкий, но вполне разборчивый. Есть одно классическое толкование почерка - по размеру заглавных букв. Если они очень большие, это означает повышенную потребность во внимании и любви окружающих. А маленькие предполагают неуверенность в своих силах и скромность, превращающуюся зачастую в недостаток. Но это при почерке обычного размера. В очень мелком почерке, таком, как у судьи Востросаблина, большой размер заглавных букв по сравнению со строчными говорит о личной гордости и упорстве человека. То есть что у человека наличествуют черты характера, выделяющие его среди других.
Есть еще толкование по наклону букв… Вертикальный почерк означает, что для личности пишущего характерен баланс рациональности и эмоциональности. Такому человеку свойственно анализировать ситуации и принимать взвешенные решения. Почерк судьи был вертикален абсолютно.
Что ж, подвел итог Ледников, вполне не противоречит тому описанию, что дал судье Востросаблину отец. Только более благородно и симпатично получается. Что немудрено, потому как отец был в конфликте с судьей, то есть лицом небеспристрастным.
«Сегодня был в Генеральной прокуратуре у Шаховского, он переведен туда несколько месяцев назад. Поговорили о том о сем, и я вдруг вспомнил о деле Ампилоговых. Он сказал, что, если мне так интересно, он может показать видеокассету с фрагментом записи первого допроса Ампилоговой, где она признается в убийстве. Вообще-то, он, конечно, не имел права этого делать, но мы с ним так давно знакомы… К тому же нас связывают тайны пострашнее этой.
Потом он ушел на совещание к Генеральному, оставив меня одного с кассетой…»
Как писал судья, это было тяжелое зрелище. При том, что следователь вел себя вполне пристойно и никакого желания грубо «задавить» допрашиваемую у него не было. Он как бы давал понять, что ему все уже ясно и известно.
А вот Ампилогова выглядела плохо. Судья, который обычно видел ее ярко накрашенной, по-провинциальному пестро одетой и демонстративно довольной жизнью, отметил, что она была совершенно увядшей, испуганной и как будто не вполне вменяемой.
Едва следователь, подчеркнуто мягко и спокойно, стал разъяснять ее права и обязанности, она буквально прокричала: «Да, это я! Только я! Я расстреляла своего мужа! Расстреливайте теперь меня!» И опять ушла в себя.
Все ее дальнейшие слова, замечает судья, представляли из себя нервные выкрики невпопад или едва слышное бормотание о вещах, которые не имели никакого отношения к задаваемым вопросам.
«- Если вы себя плохо чувствуете, мы можем перенести наш разговор на завтра, - предложил следователь. - Я вас не тороплю. Вам надо все вспомнить и честно рассказать. Так как - поговорим? Как вы считаете, мы можем сейчас спокойно поговорить?
- А вы как считаете?
- Вам решать. Разумеется, я хочу как можно быстрее узнать, как это случилось. Может быть, и вам лучше рассказать все сразу… Не терзать себя. Я ведь прекрасно понимаю ваше состояние - ведь я тоже женат. И хорошо представляю, что должно было случиться нечто серьезное, чтобы довести женщину до такого состояния…
- День рождения и день смерти - один день, - вдруг усмехнулась Ампилогова.
- Да, получилось именно так. Скажите: он, ваш муж, уже приехал на дачу пьяный?
- Мой муж! Мой муж должен войти в историю таким, какой он есть. Мой муж… Он мой муж.
- Поймите, мы уже знаем, сколько у вас было вина и водки, сколько вы выпили… Завтра медики скажут, сколько алкоголя было у него в крови, ведь на вскрытии все обнаружится. Я ведь знаю, как это бывает в семье. Итак, как мы уже выяснили, вы весь день готовились, к вечеру принарядились, накрасились, а его нет и нет. И когда будет, неизвестно. И вот, когда вы уже потеряли всякую надежду, появляется он… Выпивши, и сильно выпивши. Вы сели за стол только около двенадцати часов ночи. Ну, и что было потом?
- Мой муж очень сильный. Вам не по зубам… Ничего я говорить не буду! Все всегда происходит слишком поздно. Почему?
- Скажите, вы стрелять умеете?
- Ну, умею… Я и Кравчуку говорила: «Будешь обижать Надюшку - пристрелю. Так и знай, корабел недоделанный!» Знаете, что это значит? Для моряка это самое обидное.
- Кравчук - это ваш городской сосед?
- Откуда я знаю? Главное, нам надо всегда выглядеть хорошо! Чтобы все завидовали».
Как пишет судья, тут она стала тревожно осматриваться. Потом спросила, почему нет зеркала. Зеркала, к счастью, действительно не было, потому что если бы она увидела себя…
Следователь, еще раз отмечает судья, ведет себя вполне прилично. Правда, у хорошего адвоката есть масса причин для протестов относительно этого допроса. Например, нет врача, хотя ясно, что Ампилогова в этом нуждалась.
Судья не скрывал, что записывает разговор следователя с Ампилоговой по памяти, но суть его передает достаточно точно, срабатывают профессиональные навыки. На деле разговор был, разумеется, куда более обрывистый, нелогичный, с какими-то необъяснимыми переходами от одной темы к другой. Но это с ее стороны. Следователь, пусть и без особой находчивости, продолжал гнуть свою линию, как бы играя с Ампилоговой в поддавки.
«- Понимаете, нам нужно объективно разобраться во всем. Мы же видим, что ваше душевное состояние в тот момент было, как бы это сказать, необычным. Вы были и подавлены, и возбуждены одновременно. Причем напряжение, как это следует из нашей беседы, накапливалось не один день - годами.
- Откуда я знаю?
- Конечно, после всего, что произошло, уже ничего не исправишь. Ваша жизнь с мужем - уже прошлое, пусть недалекое, но прошлое. Но у вас есть дочь, внук. Так что не надо думать, что ваша жизнь закончена. У вас есть будущее. Вот о чем вам уже нужно думать сегодня. Если вы дадите честные, объективные показания, все эти неприятности закончатся гораздо быстрее. Попробуйте подумать о своем будущем.
- Мое будущее меня мало волнует. А прошлое… Меня не баловали. Знаете, как ездят дамы в моем положении? С водителем и охранником. А я - всегда сама за рулем. Хотя и неудобно было, потому что машина совсем не женская… И до этого тоже была совсем старая. Вот. И поэтому… Они вообще никому не нужны, и добиться чего-то просто не способны…»
Иногда ее речь, объясняет судья, действительно походила на полный бред. Но не всегда. И пару раз, как ему показалось, оно бросала на следователя, когда тот на нее не смотрел, вполне разумный и даже оценивающий взгляд. А вот следователь вдруг обнаружил какую-то странную, необъяснимую осведомленность о прошлой жизни Ампилоговых.
«- Сейчас вам надо четко подумать. Итак, что мы имеем? Избежать суда - невозможно. Преступление - оно и есть преступление, от этого никуда не денешься. Но почему преступление произошло? По каким причинам? Ведь от этого очень многое в вашей судьбе зависит. Давайте подумаем, что это было? Фактическая сторона дела уже примерно известна. Да, вы стреляли. Но почему? Что вас побудило? Поймите, сейчас все зависит от того, что вы скажете! Как объясните, что побудило вас это сделать?
- Выстрелила… Это он научил меня стрелять.
- Но ведь не просто выстрелила? Не может быть, что вы выстрелили в мужа ни с того ни с сего! И пьяной вы не были, только выпивши. Значит, между вами произошел конфликт. Причем начался он не вчера и не позавчера. А вчера дошел уже, как говорится, до последней стадии!»
Вот здесь, пишет судья, следователь стал терять терпение. Это он хорошо запомнил. Тут следователь принялся давить, и уже без особой деликатности.
«- Вы же понимали, не могли не понимать, что все в вашей жизни после выстрела рушится мгновенно. Что вы целиком зависите от мужа? И все-таки выстрелили. Какие-то причины должны были быть? Так что - хорошо подумайте. Это один из главных вопросов, и определяться с ним надо с первого дня. Сейчас. Я понимаю, вам хочется, чтобы муж остался в памяти людей как благородный герой. Но… Уверяю вас, жизнь такова, что завтра его все забудут. И никому не будет дела до того, каким он был - идеальным или неидеальным. Вы здесь уже ничего не измените своими показаниями. Так что не бойтесь, что, сказав правду, вы как-то запятнаете его светлый облик. В истории он останется таким, каким был. А вот ваша жизнь во многом зависит от того, что вы скажете. Убийство во время ссоры, ставшей следствием продолжительного застарелого конфликта, да еще когда человек обороняется, защищает себя, это одно. А хладнокровный выстрел в голову спящего человека, который ничего плохого вам не сделал, совсем другое… Итак, сколько длились напряженные отношения между вами и мужем?
