Сергей Голосовский - Идущий к свету
— Толенька! Анатолий Владимирович! Ну одумайся, человек же к тебе пришел, — и она, не заглядывая внутрь, кинула кусок материи в сторону бывшего мужа. Это были сатиновые «семейные» трусы.
Анатолий Владимирович цепко схватил их костлявой пятерней и неловко вскочил из-за стола. При этом во все стороны, в том числе и на Павла, полетела семечковая шелуха. Не говоря ни слова, Анатолий Владимирович повернулся к двери и, демонически захохотав, изорвал трусы в клочья, после чего победно швырнул на пол обрывки синего сатина. За дверью раздались глухие рыдания бывшей жены и осуждающее тихое бормотание уже согласившегося пройти в дом Фуата Мансуровича.
Анатолий Владимирович смерил взором Павла Ильича, усевшегося без приглашения на трехногую табуретку, и изрек, гордо подбоченясь и протягивая руку в сторону Чиччолины с подругами:
— Ну, а я чем не парламентарий?
— У вас мало опыта общения с избирателями.
— Какого опыта общения с избирателями? — Анатолий Владимирович явно был обескуражен спокойствием и невозмутимостью незваного гостя.
— Как какого? Полового, разумеется! — Павел улыбался одними губами, взгляд его, тяжелый и пристальный, изучал чахлое тело и болезненное лицо оппонента.
— Да я этих избирателей… — Анатолий Владимирович изобразил непристойное движение.
— Сомневаюсь, — парировал Павел.
— А она, — он показал, что имеет в виду порнозвезду, — она да! И это им нравится…
Анатолий Владимирович не выдержал тяжелого взгляда гостя и медленно опустился на стул. С минуту они молчали, и что-то властное, подавляющее, проникшее в сознание старого больного человека вместе с неимоверным взглядом Павла, подтолкнуло его к откровенности с непонятно зачем оказавшимся здесь незнакомцем.
— Зачем она привела сюда этого татарина? еле слышно промолвил Анатолий Владимирович.
— А вы предпочли бы, чтобы она привела китайца?
— Зачем вы так говорите?.. Какая разница кого. Просто это мой дом, ее и мой. Мы прожили здесь тридцать лет.
Павел Ильич молчал.
— Она же сама знает, какой ценой я эту квартиру получил. Эх, молодой был, дурак!
— И какой же ценой?
— А такой! — Анатолий Владимирович развел руками над причинным местом. — На работу такую пошел, реакторы-хренакторы, радиация-хренация. Чтобы в общаге не жить или, как потом, в комнате в коммуналке. Кто ж тогда знал, ее ж, заразу, не видно, не слышно, а как в «грязь» попал… Эх! Да вы знаете, что на этом языке «грязь» означает?
— Знаю! — ответил Павел.
— Ну вот, значит, в двадцать восемь лет я в «грязь» в эту попал на одном реакторе под Красноярском, и все, кабзец, ни детей, ни этих, как она мне теперь говорит, радостев половой жизни, тьфу! — он заплакал.
— А этот, что ли, половой гигант?
— Да говно он! Из нашего же монтажтреста, из Смоленска только, прописаться хочет, сволочь! — последнее слово Анатолий Владимирович визгливо прокричал в расчете на то, что его услышат в комнате и коридоре.
— Он ей вправляет, что им, татарам, до свадьбы нельзя, а теперь еще и при мне он, вишь ты, стесняется, а она, дура, охренела совсем на старости лет, прости Господи… — Он раскачивался на стуле, сжав лицо руками. — Поймите, вы… Как вас зовут?
— Павел.
— Вы, Павел Батькович, поймите — это мой дом, здесь каждый гвоздь мной вбит, хорошо ли, херово ли, по пьяни ли — другой вопрос. Но мы с ей, с дурой моей, каждую мебелюшку, каждую тряпку сраную сюда покупали, а теперь… Ну как мне сделать, чтобы он ушел отсюда, а?
Павел молчал, все было, увы, не так смешно, как показалось вначале, обычное человеческое горе в пятиметровой кухне, засоренной семечковой шелухой. Но тут Анатолий Владимирович внезапно перешел к теме, которая подспудно и заинтересовала Павла, когда она проскользнула в монологе Анны Степановны.
— Ну, а вообще-то теперь все один хрен, — вдруг сказал он. — Мы с братаном масонам теперь бомбу атомную продали, чтобы уже конец света поскорей пришел, с чем я вас и поздравляю. По-моему, так всем нам и надо. Я не из-за денег ее продал, как братан. Он-то думает у себя в Крыму дворец отстроить и отсидеться, а я плевал… Пусть здесь в Москве и взрывают… Со мной вместе.
Павел усмехнулся нелепому бреду, но Анатолий Владимирович заметил это и завелся.
— Не верите, значит! А вот смотрите: у меня тут денег на три такие квартиры, как эта, только я не покупаю, на хрена?! Я в этой сдохнуть хочу. — С этими словами он достал из-за плиты здоровенную коробку из-под корнфлекса и открыл ее.
Долларов там было не на три, а минимум на десять таких квартир. Павел помолчал две секунды, соображая, а затем взял обеими ладонями голову голого человека, повернул к себе и мрачно произнес:
— А теперь давайте по порядку и с самого начала.
* * *С Петром Саул познакомился при очень странных и, можно сказать, драматических обстоятельствах. После гибели Иисуса Петр долгое время скрывался в Иудейской пустыне в окрестностях Иерихона. Его разыскивала городская стража Иерусалима за то, что во время задержания Учителя он, размахивая здоровенным рыбацким ножом, желая защитить Иисуса, порезал ухо одному из стражников. Рана была незначительной, и стражники предпочли разогнать спутников арестовываемого человека, а не задерживать их, что заведомо только осложнило бы задачу немногочисленному отряду.
Но по прошествии недели пострадавший стражник скончался от заражения крови. То ли нож был недостаточно чист, то ли он не промыл вовремя рану, но на третий день поднялся жар, затем начался горячечный бред, в котором он все время твердил о каком-то наказании, якобы справедливо ему посланном.
Не приходя в сознание, он умер. И тогда было решено отыскать преступника, ставшего причиной гибели стража порядка. Саул был направлен с десятком конников на поиск Петра, который вместе с товарищами скрывался в пустыне между Иерусалимом и Мертвым морем.
Саул был не слишком доволен порученным ему заданием. Он, римский гражданин, единственный отпрыск знатного рода из колена Давидова, отнюдь не юный уже человек, был крайне раздражен необходимостью шнырять по каменистой пустыне с десятью тупыми, источающими запах нечистого потного тела мужланами-стражниками, в поисках каких-то проходимцев. Однако карьера, которой он себя посвятил, требовала подчинения, и он прочесывал ущелья средь прибрежных скал Мертвого моря. Но никого, совпадающего с описаниями и свидетельством одного из конников, лично видевшего Петра с товарищами во время ареста Иисуса, им встретить не удалось.
Через три дня Саулу надлежало вернуть стражников к исполнению их основных обязанностей, которые заключались в обеспечении порядка в непосредственной близости от храма. Он отправил в Иерусалим восьмерых из них, а сам с двумя оставшимися конниками двинулся в сторону крепости Мацада вдоль берега Мертвого моря. Он рассчитывал, что именно этой дорогой смутьяны пробираются в сторону Красного моря через набатийские города, чтобы сбежать в Египет пешим или морским путем.
Расчет Саула был почти верен. Те, кого он искал, действительно скрывались в пещере, расположенной в расщелине ручья Эйн Геди как раз посередине между Кумраном и Мацадой, но они не собирались никуда дальше бежать. Их было четверо: Петр-Симон, Андрей, Фома и еще не известный никому полубезумный, прибившийся к ним накануне стражник.
Саул услышал их голоса уже под вечер, двигаясь по прибрежной дороге, проложенной совсем недавно для прохождения кортежей царя Ирода, время от времени переезжающего из Иерусалима в свою резиденцию крепость Мацада и обратно. Эхо гулко разносило голоса людей, помогавших друг другу подниматься по вертикальной стене ко входу в пещеру.
Три всадника свернули от моря к скалам. Довольно скоро Саул спешился и повел коня под уздцы, стражники продолжали двигаться на лошадях. Они вышли к небольшой каменистой площадке, являющейся плоской верхушкой каменной глыбы, нависшей над ручьем. Примерно в двадцати метрах над ними виднелся вход в пещеру, к которому можно было подняться, только цепляясь за уступы в почти отвесной красноватой скале.
Саул почувствовал, что под ногами у него зарождается какой-то гул, и разумно предположил, что это землетрясение, которое в этих местах было не редкостью. Обычно на равнинах землетрясения особого вреда не причиняли, лишь пугали людей, воспринимающих этот гул и содрогание почвы как проявление Божьего гнева и предвестье грядущих наказаний за неправедность. Небо несколько раз полыхнуло диковинным в этих краях светом зарниц. Причудливые отражения промелькнули на свинцовой поверхности Соленого моря. Саул был не из пугливых, но карабкаться сейчас наверх посчитал неразумным риском.
В пещере также почувствовали содрогание земных глубин, пристально и завороженно следя за всполохами и их отражением. Один из обитателей высунулся наружу. Первое, что увидели его испуганные глаза, были три вооруженных человека, стоящие внизу.
