Арно Шмидт - Респубика ученых
И мы пошли пешком: Мы миновали деревья —, -, и очутились перед далеко уходившим вправо и влево рядом огромных строений!/:?/ «Здесь у нас клиника — мы люди чувствительные, и болеем часто и охотно —» (улыбнулся приветливо и мудро — а, может, скорее лукаво? Я никак не мог это понять). — «Рядом здание архива, где хранятся документы по истории острова.» Мы прошли мимо обоих зданий к еще более солидному строению, над которым возвышалась узкая, но очень высокая башня: «Наша ратуша.»
Поднялись по многочисленным ступеням широкой наружной лестницы; с далеко выступающим порталом — больше ничего в тот момент мне увидеть не удалось; так как наверху, в строгом плаще с широкими плечами и со сверкающей цепью на груди, нас уже ждал нынешний президент: Калистус Мунбар. / (Низко поклонившись, я увидел: на нем были красные башмаки! И на членах городского муниципалитета, стоявших позади, тоже. — Снова выпрямиться, не подавать виду. И просиять взором: наконец-то я нахожусь в святыне человечества: home at last!/[97]
«Тра-ла-ла, тра-ла-ла; тра-ла-ла!»:[98] и жутко широко разинул свой рот /Невнятный — словно каша во рту — прононс, отличавший бывших австралийцев, мне пришлось здорово напрячься, чтобы что-то разобрать?! — ? - (Ас другой стороны, что такого он мог сказать? «Здравствуйте» и «Вы сумеете оценить», не так ли?). /После последнего «Тра-ла-ла» я опять поклонился; и, со своей стороны, на подчеркнуто безукоризненном англосаксонском[99] наречии высказал им все подобающие слова про «честь» и «радость». Еще одно, ни к чему не обязывающее рукопожатие, еще одно театральное действо, опять: «Тра-ла-ла!»/ Еще немного, и я этого больше не выдержу; надеюсь, что мы сейчас же отправимся дальше!)).
Прошли под высокими круглыми сводами, где гуляли сквозняки, внутрь здания: лестницы там были выстланы тяжелыми ковровыми дорожками. (Сверху как раз собиралась спорхнуть вниз какая-то сотрудница; затормозила — упершись носками туфель в ковровый мох, откинувшись назад — и тут же исчезла, беззвучно, как и не было.)[100]
В «малом зале»: за стоявшим сбоку столиком (что я говорю «столиком»?: одна лишь массивная мозаичная столешница стоила, наверное, десять тысяч долларов!) мы отведали «хлеб-соль»: соленые палочки из золотой чаши (для диетиков палочки из несоленого теста); выпили по глотку вина. (Рюмку — серебряную; с гербом острова: вольная ирландская арфа,[101] в зодиакальном круге, составленном из начальных букв названий всех ныне существующих государств Земли — мне разрешили взять с собой). (Русский, я увидел это совершенно случайно, запихнул себе в рукав несъеденную соленую палочку; опрокинул жидкость в рот и тут же выплюнул!!)/ Все, кроме индуса, тотчас же стали прощаться.
Подошли к огромному прямоугольному письменному столу (бронзовые проходимцы в спадающих штанах поддерживали его с четырех сторон:[102] на нем лежала «Золотая книга» острова; скорее уж, предмет меблировки; целый фолиант. На специальной резной, ручной работы, подставке. / Он открыл для меня чернильницу:
«Можно задать вам один вопрос, мистер Уайнер?: Какое отношение вы имеете к тому старому немецкому писателю, который — хотя всего лишь в шутку — был, как мы установили, первым автором проекта такого острова: он вам не родственник?»/Ну что ж, выкладывай свою ксиву, да не забудь про фамильное древо (он сделал вид, будто мои документы его не интересуют; но тем не менее внимательно просмотрел каждую бумажку!):
Я, Чарльз Генри Уайнер, родился в 1978 году в Бангоре, штат Мэн. / Мой отец: Давид Михаэль, родился в 1955 году. /Его мать Ева Кислер, 1932 г. р. (Он внимательно слушал, считал и кивал головой). /: Ее мать, Люси Шмидт, родилась в 1911 г.: «Он был ее братом!». (Их отец, Фридрих Отто, родился в 1883 г.).
«Ах та-ак.» пробормотал он, умиротворенный многочисленными печатями разных официальных инстанций на фотокопиях с подлинных документов (которые я ему подарил, что все равно собирался сделать, — в конце концов это была лишь смягченная форма паспортного контроля)./ «Так он, значит, был вашим э-э…: двоюродным прадедушкой.» Я утвердительно кивнул: «Моя бабушка знала его лично. Она рассказывала мне разные истории о нем». /Какого сорта были эти истории, я ему, конечно, из осторожности не сказал; большинство их заканчивалось «fogging».[103] Он не был «утонченным», мой двоюродный прадедушка, хотя рост имел средний./ «Ах, это наверняка заинтересует директора нашего архива. Он сейчас работает над летописью острова; и такое вот предисловие придаст ей особое очарование.»
Но вернемся к «Золотой книге»: он застенчиво кашлянул, когда я — без всякой задней мысли — принялся ее листать. («Бросьтыэто, бросьтыэто, бросьтыэто!» нервно выстукивали его пальцы; но я не обращал внимания: то, что мне прямо не запрещают — таких запретов и без того много! — то дозволено). /И, подумайте, что там было понаписано!: они совершили большую глупость, когда постановили, чтобы каждый житель или посетитель острова дважды делал запись в этой книге: по прибытии — на верхней половине пронумерованного листа; а перед отъездом — на нижней.
И вот один отъезжающий художник, нисколько не стесняясь, излил свою душу (и разница между благонравной записью вверху и жуткой мазней внизу была просто потрясающая! Вверху пламенные признания: «Я счастлив честь…. все свои силы… благо человечества… самоотверженно.» Внизу пьяной рукой нацарапано: «Все дерьмо: Твоя Элли!».) /Или вот здесь, то же самое, но переведенное на канцелярский язык: Вверху: «Здесь, наверное, хорошо жить…….». Внизу: «Честный человек: беги из этой страны!». / Он так терпеливо вздыхал, что, сделав над собой усилие, я сжалился над ним и раскрыл предназначенную для меня страницу. /«Да-да; некоторые ведут себя, как малые дети.» -
Да! — И он обрадованно кивнул при виде аккуратной надписи (вверху я кратко и скромно указал: побудительная причина — двоюродный дедушка, цель — репортаж)./. «Да, значит, послезавтра вы уезжаете — уже уезжаете, так-так. — Хочу вам предложить: поезжайте сейчас вместе с нашим архитектором на башню, чтобы составить себе первое представление и увидеть панораму. В любое время вы можете прервать осмотр и спуститься ко мне в статистическое бюро: где я буду рад дать вам любые необходимые данные о нашем населении и т. д. — Согласны?» (Нажал под столом на кнопку звонка. Тотчас же появился городской архитектор (он, очевидно, уже ожидал за дверью); под мышкой у него была зажата папка из плотного картона. -
Под самой крышей башни была устроена узкая галерея: «Ахх!»/. -.:!!/ Весь остров лежал перед нами, как на рельефной карте! Сначала я нетерпеливо обежал галерею (что-нибудь обязательно запечатлеется в зрительной памяти — закон психологии!); потом вернулся к архитектору, тот раскрыл папку и обиженно сунул ее мне под нос: точный план острова; 3 дюйма — 1 миля/ то есть, приблизительно э-э 1:20000, отлично/. И стал сверять план с панорамой. Он заговорил тоном хорошо вышколенного экскурсовода:
«ИРАС, от носа до кормы, имеет ровно три мили;[104] ширина 1,7…» Но я тут же перебил его (во-первых, из принципа: я никому не позволю командовать мной!/ Ну и к тому же в данную минуту меня интересовали совсем другие проблемы, а не его десятые и сотые — риф, на котором столько любознательных людей терпит катастрофу: все это я сам могу вычислить по карте с помощью циркуля!).
Так, значит, не удалось сохранить размеры, пропорциональные осям Земли, как намеревались вначале, — чтобы таким образом получить точную картину «Земли в миниатюре»? — : «Нет; это было бы невозможно по причине слишком большого сопротивления воды; надо было найти более обтекаемую форму: числовой эксцентриситет эллипсоида равен……» (и он еще долго жужжал, а я тем временем продолжал осмотр: про твой эксцентриситет я могу и сам прочитать! (Если это меня будет интересовать.)).
По ту и другую сторону тянулись двойные ряды огромных зданий. (Он, оказавшись все же не таким непробиваемым, как я думал, следил за моим взглядом; может быть, обиделся, а может быть, понял, что должен говорить мне то, что я хотел бы знать: не надо лекций, дружок, мне нужны сжатые и исчерпывающие ответы!). /Пришлось ему, сжав зубы, назвать те здания, на которые я указал / — «Каждый ориентируется на свой лад», — предупредительно заметил я; но он только презрительно скривил губы (ну, кривись-кривись!).
Обернувшись назад: «Во-первых, две библиотеки: да; справа и слева.»/ «За ними, тоже друг напротив друга: галерея Рейнолдса и музей им. Пушкина.»/ Там вдалеке?: «театр.» (За ним тянулся жилой район администрации —: «В котором я буду спать этой ночью?». Вот тут-то он мне и выдал: «Не знаю!»: Да закройся ты! — /Последние строения со стороны кормы — две гигантские мачты; радио телевидение.).
