Арно Шмидт - Респубика ученых
На баке:? -:!/:??:!!!: и тут я тоже увидел серую массу на туманной линии горизонта (и тотчас же задумчивопроникновенно скрестил поверх своего развевающегося на ветру прорезиненного плаща; взгляд провидчески устремлен вдаль: душой взыскуя земли греков. / Он так долго не решался нарушить мое молчание, что я заскучал.)
Все ближе: уже матрос готовился нести следом за мной мой багаж (а те радостно усмехались: well, здесь другой мир, что, репортеришка; суешься со «своими законами»?! — Они еще удивятся моему репортажу! Если когда-нибудь увидят его в оригинале.)
Он уже заполнил все тридцать градусов горизонта и сделался иссиня-черным; через свой карманный бинокль я уже видел — хотя и с трудом из-за качки на палубе — башни и высокие здания./ «И деревья тоже?»; он утвердительно кивнул: «Несомненно.»
«А что они делают там, снаружи?»: человеческие фигурки карабкались по стене, похожей на крепостную; один поскользнулся и медленно пополз вниз (всё дальше; в свинцовые волны — где и исчез?!: «Водолазы: удаляют водоросли; подновляют окраску.» Он скрестил руки и властно сжал губы: «Не такая уж простая работа: недавно мы вытащили мертвого аквалангиста.» И тут же отразил мой безмолвный вопрос: «Вы всё сами узнаете. И даже больше, чем знаем мы»).
Высоко вверх уходила железная стена, вдоль которой теперь скользил наш крошечный кораблик: но не слишком близко; волны здесь с глухим рокотом бились о несокрушимый металл; поднимались вверх; и снова опадали, смущенные бесполезностью попытки: iron-bound![96] / Из каюты радиста беспрерывно доносился бешеный стук аппарата; но хотя я, будучи газетчиком, тоже знал азбуку Морзе, разобрать нельзя было ни слова; наверное, все закодировано. -
«Вот сейчас!»: тут носовая часть нашего корабля развернулась, и мы стремительно понеслись к железной стене. /В этот момент я увидел брешь: скорее щель!: это и был вход в гавань, шириной в добрых сто ярдов! (Справа — светло-зеленая надпись крупными буквами, вероятно, светящаяся в темноте) —:
ИРАС
Пристань для швартовки с правого борта
Мы проскальзываем внутрь; плывем мимо берегов узкого канала: прямо в широкий многоугольник бассейна. / Мы застопорили машины так лихо, что вода вокруг нас запенилась. Еще медленней. Палуба заметно накренилась, когда мы лихо притиснулись к причальной стенке (где уже толпилась портовая обслуга, готовясь принять швартовы./ Тут же подъехали краны; задвигались, хвастливо вытянув вверх свои стрелы, и медленно понесли груз вниз:!).
Почему он удержал меня движением руки? Лицо бесстрастное; взгляд устремлен куда-то вверх, в небо? (Конечно же, покрытое белыми кольцами облаков; но…/: вот оно что: кто-то машет там, на мостике!)
Тот, кто махал на мостике: весь в чем-то темно-синем, в широких плотницких штанах. Над головой дурацкая тарелка, на которой болтались еще более дурацкие ленточки. Руки, вытянутые в стороны, кажутся еще длиннее из-за флажков, справа бело-красный, слева черно-желтый. Напряженно наклонился…?
:и вдруг заметался, как сумасшедший (я имею в виду его руки!: Каждая из них была как бы сама по себе; каждая дергалась и вертелась на свой лад; семафор по сравнению с ним выглядел существом куда более одухотворенным. Сейчас!: сейчас они отделятся от тела и улетят прочь; каждая на своем флажке, та, что справа, вверх, в синеву, а та, что слева, вниз, в море./ Однако Уилмингтон смотрел на этого несчастного со столь глубоким удовлетворением, как будто видел прямо перед собой конечную цель развития человечества. Когда, вопреки ожиданию, руки остались на своем месте, я сердито спросил: «Что он делает? Это связано с моим прибытием?» «Несомненно,» пробормотал он, наморщив лоб, «он сигнализирует, что машина с встречающими вас членами комитета уже подъезжает и сейчас остановится у пристани.» — И для этого надо было битых пять минут болтать руками? Отбирать у меня драгоценное время?! И все же я не смог удержаться и спросил: «Разве он не мог это сделать проще — быстрее! — и крикнуть им?» Он посмотрел на меня, сперва как на изменника; потом как на врага; затем как на идиота; и напоследок как на младенца: «Мы находимся на судне!». Сказано снисходительно, ведь я как-никак был гостем острова. (И опять эти непонятные ответы; благородная простота, скромное величие. — Или их смысл действительно был глубок, а я этого просто не понимал? — Я смущенно спускался по так называемому трапу и думал: не вплести ли мне в свою прощальную речь его любимое «несомненно»? Но он почти наверняка был невосприимчив к иронии. / В крайнем случае можно было бы попрощаться с ним на военный манер, обеими руками одновременно, (и еще отвесить несколько поклонов, идиотически-робко при этом улыбаясь; такая комбинация его, должно быть, жутко раздосадует! — ах, пусть его живет))).
(Надо «ступать» медленно! Выиграть время; чтобы твоя голова величественно возникла над кромкой набережной. И я спокойно смотрю туда, где собрался этот комитет…?…: вот он; отлично.)
Встречающие: целых 5 человек!: Смуглый и тощий, как палка, арабский шейх, смуглый и деликатный (седоволосый) индус. Китаец в черном фраке: Без конца улыбается. Подтянутый, среднего роста (всего лишь; зато с широченными плечами и с мрачным лицом): товарищ Успенский. — На полторы головы возвышался над всеми мой янки; беспечный, в летнем костюме, руки в карманах.
Индус выступил вперед; взглянул на меня, спокойно, с достоинством; все остальные непринужденно сгрудились за его спиной, как на семейной фотографии. (Как я узнал позже, с соседнего маяка в это время велась телевизионная съемка: если бы я это знал, непременно оставил бы свое пальто в багаже. Который мне все равно должен был доставить матрос: сейчас оно самым глупейшим образом было перекинуто через руку!)
«Мистер Уайнер? — : От имени ИРАС: мы рады вас приветствовать!» И подал мне странно широким (но свободным и красивым) жестом свою тонкую смуглую руку. (Он говорит кратко. Тем лучше: по крайней мере, не отнимет своей болтовней драгоценных минут из 50 часов, отпущенных мне; очень разумно!)
Потом поочередно все остальные смуглые руки: Каждый бормотал свое «Добро пожаловать». Один лишь товарищ сказал нормально (но здесь это прозвучало чересчур громко): «Pogalowatj.» Мой земляк только ухмыльнулся, обменялся со мной настоящим кентуккийским рукопожатием и подтолкнул меня к ожидавшему нас мини-автобусу.
Пока мы ехали (индус сел рядом со мной; значит, меня будет «сопровождать» он?): «Сперва к ратуше. Где Вас будет приветствовать президент острова: Вам надо будет сделать запись в «Золотой книге»! (и ободряюще улыбнулся: приятный парень). «Далее мы наметили прочитать два очень коротких доклада, в порядке первоначальной информации, которая — Вы потом сами в этом убедитесь — Вам необходима. На остаток дня, ведь еще рано, мы набросаем вместе программу, по Вашему усмотрению: Вы наверняка привезли с собой целый ворох пожеланий вопросов; ну а остальные появятся сами собой.»
Очень медленно вниз по Портовой улице: ширина 30 ярдов (каждая полоса шириной в 13; посередине красивый зеленый газон, дорожка из пышных цветов, смесь красок и запахов. / Он насмешливо округлил свой маленький рот: «Нет, «здесь» машины могут ехать со скоростью не больше 20 миль в час: моторы так устроены. — Исключая, разумеется, санитарные автомобили; ну и так далее.»/ Это «и так далее» надо записать в качестве первого вопроса.)
«Вот эти два господина — мистер Инглфид и господин Успенский — будут сопровождать Вас в соответствующих э-э районах.» (Две велосипедистки с развевающимися юбками пронеслись мимо. И с любопытством посмотрели на нас. И еще раз, из-за покрытых блузками плеч.) / Справа тянулся длинный лесок (но очень реденький: кое-где между стволами был виден белый свет с другой стороны.) / Слева лужок и пустырь (по нему скакали на черных конях Фауст Мефистофель): приблизительно — ну, может быть, на глазок — с треть мили оттуда начинался какой-то поселок. Я вертел головой направо и налево. Все регистрировал в памяти и был само недоверие.
Останавливаемся?: Выходим из машины: через полмили мы свернули направо, на небольшую тихую стоянку, утопающую в зелени (здешние улицы везде были усажены не очень высокими, но раскидистыми деревьями). «Да. В этой «зоне» принято ходить только пешком.»
И мы пошли пешком: Мы миновали деревья —, -, и очутились перед далеко уходившим вправо и влево рядом огромных строений!/:?/ «Здесь у нас клиника — мы люди чувствительные, и болеем часто и охотно —» (улыбнулся приветливо и мудро — а, может, скорее лукаво? Я никак не мог это понять). — «Рядом здание архива, где хранятся документы по истории острова.» Мы прошли мимо обоих зданий к еще более солидному строению, над которым возвышалась узкая, но очень высокая башня: «Наша ратуша.»
