Александр Кашанский - Антихрист
Риикрой едва сдерживал свой восторг. «Полечу, обрадую хозяина!» — подумал он и вылетел прямо через перекрытие.
«Да, характер у этого парня несгибаемый. Что ж, тут нет ничего удивительного. Иначе бы он не стал Предвестником», — подумал Аллеин.
— Но ты же все равно недели две-три, при любых обстоятельствах, ходить не сможешь, у тебя голова будет кружиться.
— А мне и не надо ходить. Я буду лежать дома и заниматься тем, чем я должен заниматься.
— Да ты соображать-то не сможешь, тебе сейчас надо спать двадцать часов в сутки, а лучше тридцать.
— Доктор, отпустите меня.
— Да не могу я тебя отпустить, не имею права, — шептал Лапшин, думая про себя: «А, ладно, раз ему так надо… В общем, если нельзя, но очень хочется — то можно». — Лежи, сейчас друга твоего позову, — сказал Лапшин и пошел к Сергею.
— Сергей, у тебя есть только один способ его забрать — выкрасть.
— Когда это лучше сделать?
— В общем, так, завтра ночью я дежурю. Если у парня все будет хорошо, я звоню тебе, ты приезжаешь часов в двенадцать с носилками и помощниками — в белых халатах. Я созываю медсестер на торт в честь чего-нибудь.
В это время вы его вытаскиваете. Если попадетесь по дороге, я вас не знаю.
— Договорились, — Сергей кивнул головой. — Долг передам сегодня вечером.
Сергей зашел в палату и сказал Ивану:
— Завтра в двенадцать ночи я тебя отсюда утащу.
— Готовь документацию, компьютер помощней и ничего не бери в голову: я в порядке, — ответил Иван и закрыл глаз.
— Ну ладно, до завтра.
Время подходило к пяти. Подождав немного на улице около больницы, Сергей увидел Наташу. Наташа была в джинсах и просторной белой блузке, волосы аккуратно подобраны в толстый, перевязанный красной шерстяной веревочкой жгут. Сергей внимательно посмотрел на нее:
— Ну, как вчера?
— Уснуть не могла долго, тревожно как-то, — глядя Сергею прямо в глаза, ответила Наташа. — Ты знаешь, что Ивана вчера избили и он попал в реанимацию?
— Знаю, Света звонила.
— Как он? Ты его видел?
— Видел. Жизнь вне опасности.
— Слава Богу, — прошептала как бы сама себе Наташа и опустила голову. — Сережа, пошли к отцу.
То, что Сергей увидел, было страшно. Ему еще никогда не приходилось видеть умирающих от рака. Наташин отец был весь серый, лицо его было почти невозможно узнать — это было лицо покойника, но покойник прерывисто, со свистом дышал. Санитары положили отца на носилки и вынесли из здания. Носилки погрузили в «скорую». Наташа поехала в «скорой», а Сергей следом на своей машине. «Бедная Наташа, ну и достается же ей», — думал он.
Санитары занесли носилки в квартиру и переложили отца на разобранную заранее постель. Наташа накрыла отца одеялом и села на стул у изголовья. Санитары вышли.
— Все, Сереженька, спасибо, иди. — Сергей стоял. — Иди, иди, если что, я тебе позвоню.
— Как ты одна, Наташа?
— Ничего. Я не боюсь. До свидания, Сергей.
Сергей опустил голову и вышел.
Глава вторая
1
Дыхание отца замедлилось, он зашевелил пальцами, как бы стараясь подтянуть одеяло, веки приоткрылись, но Наташа не увидела глаз, вместо глаз были белки без зрачков. Отец захрипел, напрягся, потянулся и вдруг, будто затратив последние силы, обмяк, опустил веки и опять быстро, прерывисто задышал. Наташа поняла, что отец почувствовал, а может даже понял, что он дома, в своей постели, что его дочь рядом, и он что-то хотел сказать. «Что он хотел сказать? Наверное, что-то важное, но, видимо, это ему уже не удастся», — поняла Наташа. Она не плакала, и мысли ее не метались, она со всей ясностью поняла, что сегодня, возможно очень скоро, отец умрет, и вместо него будет что-то чужое, чему уже ничего нельзя будет сказать.
— Папочка, ты меня слышишь? — Наташа прикоснулась к лицу отца и смотрела на него так, словно взглядом хотела вернуть ему сознание. — Это я, Наташа. Папочка, я очень люблю тебя и буду любить тебя всегда. — Наташа потеряла самообладание, и слезы побежали из глаз. — Ты прости меня.
Отец так же прерывисто, с паузами между странными, короткими вздохами, дышал.
Наташа зажмурилась, борясь со слезами, и вдруг тихо запела. Она плакала и пела старинную народную песню, которую очень любил отец. Голос у Наташи был красивый и чистый, он звучал в тишине квартиры, вытесняя из ее пространства холодную пустоту приближающейся смерти. Наташа смотрела на лицо отца, и ей казалось, что он слышит ее, потому что он стал дышать еще тише, лишь едва уловимыми вздохами. Наташа встала, закрыла глаза и продолжила пение. Она представила, что стоит на сцене, перед огромным, небывало огромным, заполненным тысячами, а может миллионами людей залом, и среди них был отец. Тысячи глаз с любовью и восторгом, не отрываясь, смотрели на нее, а она пела, всю себя отдавая песне. Вдруг отец как-то странно застонал, резко дернулся и затих. Наташа прервала на полуслове песню, ноги у нее подкосились, и она упала на стул. «Он умер! Его нет больше здесь. Все… Что делать теперь? Что надо делать?» Наташа вскочила со стула и, сорвав с постели простыни, начала завешивать зеркала, потом зачем-то быстро скатала ковер в комнате. «Зачем я это делаю? Надо же что-то делать…» Потом Наташа пошла в ванную и долго умывалась холодной водой, не чувствуя, что она холодная, а только ощущая, что ясность сознания начинает возвращаться к ней. Вытерев лицо полотенцем, Наташа подошла к постели и положила руку на лоб отца. Лоб был прохладный. Тут Наташа вспомнила, что надо делать. Это делали всегда, когда умирали люди: мама, бабушки, дедушки — как будто она всегда знала это, хотя никогда и не видела. Раздвинув стол, она постелила на него белую простыню, потом сбросила на пол одеяло, обняла невероятно худое тело отца и, собрав все силы, приподняла его и перенесла на стол. Потом Наташа сложила отцу руки на груди и подвязала подбородок. Тут силы оставили ее. Наташе стало плохо, голова закружилась, она, шатаясь, подошла к дивану и села.
Наташа пошла на кухню, нашла свечку, зажгла ее и поставила у изголовья. Пламя свечи освещало лицо покойного.
— Господи, прими его душу, — молилась Наташа, глядя на луну. Она никогда не ходила в церковь, не знала и не слышала ни одной молитвы, поэтому молилась как могла, не думая и не подбирая слова. — Господи, прости его, если он сделал что-нибудь не так. Господи, он был добрый человек и любил людей, поэтому прости ему грехи, Господи. А если есть за ним смертные грехи, я, его дочь, готова ответить за них. Прости его душу, Господи.
«Каждый отвечает только за себя, Наташа, — сказал Аллеин. Но Наташа не могла его слышать. — И каждому, имеющему душу, Богом, которому ты сейчас молишься, предначертан свой путь, дела, которые человек должен сделать на этом пути, он не может не сделать, и только после этого умрет. То главное, для чего ты живешь на свете, — еще впереди».
Какая-то пустота была в голове. Не хотелось ни плакать, ни думать, ни чувствовать. Наташа пошла в свою комнату, легла и закрыла глаза. Наташа не могла уснуть и лишь под утро забылась, как будто потеряла сознание. Когда она открыла глаза, было уже светло.
2
Аллеин решил помочь Наташе, и он знал, как это сделать. Надо лететь к директору, Светиному отцу. Когда Аллеин влетел в кабинет директора, то понял, что задача у него не из простых.
Директор приказал секретарю никого к нему не пускать и отключить телефон. «Край, совсем край, дальше некуда, — думал директор, — хоть останавливай завод. Что делают, что делают! С кем они нас сравняли». Денег на зарплату не было, неоплаченных счетов на миллиард с лишним. Как только что узнал директор, обещанной помощи из Москвы не будет. Все складывалось так, что если не произойдет чудо или резко не изменится общая политика правительства — его завод-гигант остановится. «Что же делать, как жить дальше?» Директор чувствовал себя виноватым во всех этих бедах, хотя везде так, такая уж ситуация в стране, ничего не поделаешь. «Надо что-то делать, — думал директор, сосредоточенно глядя на пустой стол, — но что?»
Открылась дверь, и в дверях показалась секретарь:
— Михаил Степанович, звонит ваша дочь.
— Я же сказал, меня нет!
— Михаил Степанович, она говорит, что сегодня ночью умер Петров.
— Что?! — Директор знал, что Петров безнадежно болен, и все равно эта новость потрясла его. Он схватил трубку.
— Слушаю.
— Папа, сейчас звонила Наташа. Василий Михайлович ночью умер.
— Вот что, Света, ты собирайся и прямо сейчас иди к Петровым, скажи, что мы поможем, все сделаем. Поняла?
Директор нажал клавишу селектора, вызывая заместителя по общим вопросам.
— Вот что, сегодня ночью умер Петров. — Пауза. Директор в упор смотрел на зама. Тот молчал. — Мы все устройство похорон берем на себя.
