Николай Романецкий - Искатели жребия
Она смерила его равнодушным взглядом:
— Плевала я на тебя. Я девочка дорогая, меня в обиду не дадут — единственная наследница папочкиных миллионов. Чуть что — от тебя мокрое место останется… Вот только сдается мне, и ты в Дримленде не утешения ищешь от жизни. Больно уж ты уверенный в себе и… скользкий. И если бы мне был нужна уверенность в жизни, я бы все сделала, чтобы тебя захомутать. — Она плотоядно усмехнулась. — А ты бы и не заметил, дурачок!
В последней реплике прозвучал откровенный вызов, но Калинов принимать его не стал. Он смотрел, как медленно уплывает брошенный Аллой воду цветок.
Ай да мисс миллионерша, — думал он. — Для чего же ты меня сюда потащила? Может, и в самом деле захомутать решила?.. Ой, девочки, до чего же вам нужна в жизни опора, коли вы на меня скопом кидаетесь! Как мухи на мед… Да только не сладкий я, ох какой не сладкий!
Наследница миллионов лукаво взглянула на него и рассмеялась:
— Что, Сашечка, зацепила я тебя? — Она протянула руку и погладила его по лысине.
Калинова передернуло, но ей-то лысина представлялась заросшей вихрами макушкой, и она рас ценила все по своему.
— Ладно, не трясись, шнурик!.. Не нужен ты мне.
— Зачем же ты меня сюда затащила? Глаза Аллы хитро блеснули.
— Просьба есть к тебе, миленький… Скажи мне — у тебя с Витяшей серьезно?
Вопрос оказался настолько неожиданным, что Калинов не сумел удержаться.
— А тебе-то какое дело? — воскликнул он грубо. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. И тут до него дошло. Так вот к кому ты неровно дышишь, красотка, — подумал он. — Но тут я тебе, увы, ничем не могу помочь.
— Так! — сказала она. — Значит, от нечего делать охмуряешь дурочку. Жаль, не меня… Уж я бы на тебе отыгралась!
— Никого я не охмуряю.
Она посерьезнела, покусала губы. Это волнение показалось Калинову странным. Он молча ждал. Наконец Алла произнесла:
— Мне надо, чтобы ты отбил Виту у Зяблика. По-серьезному отбил, навсегда.
Калинов фыркнул:
— И чтобы я на ней женился. И чтобы парочку детишек с нею смонтировал!
Алла шутку не оценила, нахмурила мраморный лобик.
— Свадьба и детишки меня не касаются. Мне надо, чтобы ты увел у него эту рыжую… — Она не договорила, но Калинов понял, какое слово она хотела произнести.
— Зачем это тебе?
— Экий ты, Сашечка, недогадливый… Я так хочу. — Калинов помотал головой.
— Я умею платить за услуги. — Она положила ему ладонь на колено.
— Мне не нужно это. Ты опоздала.
— Дурачок! — Она фыркнула. — Я имела в виду деньги.
— Я тоже имел в виду деньги. Ты опоздала. Лет на шестьдесят, — добавил он про себя.
— Я могу много тебе заплатить. У тебя таких денег и не было никогда!
Милая моя девочка, — подумал Калинов. — Да я бы и безо всяких денег сделал все это. И не для тебя, а для себя! Да вот не могу.
— А почему бы тебе не заплатить прямо самому Зяблику? Уж делать из кого-нибудь жиголо, так по всем правилам.
Она оскорблено вскинула голову:
— За кого ты меня принимаешь! Мне не сорок лет!
Калинов неторопливо встал, отряхнул брюки.
— Нам больше не о чем разговаривать, Аллочка. Да и времени, я думаю, уже нет. Наверняка ребята начинают законтачивать дэй-дримы.
Она тоже вскочила, в бешенстве топнула ногой. Но Калинов не стал ждать взрыва. Взял ее за руку, погладил по бархатной щечке.
— Не могу я, Алла. Видит бог — не могу!
Успокоилась она быстро. Улыбнулась ему, рассмеялась. И одним движением бровей отправила в никуда речку и обрыв.
* * *Виты все еще не было. Калинов облегченно вздохнул: ему не хотелось, чтобы она видела его совместное с Аллой появление из парного дэй-дрима. Еще неизвестно, как бы она отнеслась к такому событию.
Те, кто уже явился в Дримленд, восприняли это с некоторым удивлением. Но Клод молчал, а в Стране Грез не принято лезть в чужие отношения, и все тут же словно забыли о нарушителях распорядка. Значит, так надо. Отвернулись, засмеялись, загомонили. С любопытством поглядывали на все еще спящего Игоря. Присутствовали несколько совершенно незнакомых лиц. Но Клода эти ребята знали, во всяком случае, здоровались с ним за руку.
— Меня матушка не хотела отпускать. Пришлось через окно…
— А мою давно уже не интересует, куда я хожу и зачем. Кроме своих белых мышей, ни во что вокруг не въезжает… Я думаю, если выйти замуж, то она заметит это лишь после того, как я притащу ей внука.
— А мне иногда хочется отца чем-нибудь ударить!.. Может, тогда он врубится, что я уже вырос.
— А моего и бить бесполезно. Он даже на маму перестал обращать внимание, про себя уж я не говорю. А ведь любили друг друга… Эх, скорее бы Праздник совершеннолетия!
— М-да-а… Еще целых четыре года…
— А хорошо, что есть Дримленд! Всегда можно сбежать сюда, правда?
— Да. Я здесь словно очищаюсь… А то порой глаза бы на Мир не смотрели!
В сущности, большинство из них глубоко несчастны, — думал Калинов. — Проблема старая как мир. Отцы и дети… Но почему она обострилась именно сейчас? Где-то мы дали маху… И я догадываюсь, где. Все это началось после того, как в законодательном порядке отменили ограничение продолжительности рабочего дня… Куда же это мы тогда смотрели? Где были наш опыт и наши знания?.. Как же: наглядное выражение растущей сознательности, люди живут для общества!.. А люди эти обнаружили, что гораздо легче работать по двенадцать часов в сутки на общество, чем потратить хотя бы пару часов на своего ребенка. Потому что это требует гораздо более тяжкого труда — труда души и сердца! И денег за это не платят… Вот тебе и возросшая сознательность, вот тебе и жизнь на благо общества… Оказалось, возиться с металлом, компьютерами и бактериями проще, чем со своим собственным ребенком. Бактериям не нужна любовь, им вполне достаточно питательного бульона…
Тьфу, черт, — думал он, — предстоит нешуточная битва. Сколько будет контрдоводов! И обвинения в ограничении свободы личности будут еще не самыми серьезными!.. Предложить закон об обязательном участии в воспитании своих детей?.. Но это никогда не делалось по принуждению… Во всяком случае, нужного результата таким путем не добьешься! Уж в этом-то мы не раз имели возможность убедиться.
К тому же это только малая часть проблемы. А главная часть — совсем в другом. Просто растить своих детей — это только у животных инстинкт. А у людей это такой же талант, как и все прочие виды человеческой деятельности. И, думается, материнство и отцовство должны быть наградой за подготовку к ним. А не как сейчас: приспичило двоим, и — как следствие — она мать, он отец. И почему-то для того, чтобы монтировать силовые установки космических кораблей, надо обязательно получить спецдопуск, а для того, чтобы смонтировать человека, достаточно всего-навсего иметь созревшие природные инструменты… Изготовить силовую установку — сложная и ответственная работа, а изготовить человека — развлечение и удовольствие. И даже не просто удовольствие, а наслаждение. Награда за бездумность. Что-то тут природа поднапутала… Однако, кажется, все собрались. Пора!
Прибывшие, как обычно, рассаживались кружком. Растолкали Игоря. Тот недовольно что-то проворчал, но поднялся, протирая заспанные глаза. Клод разводил костер. Калинов втиснулся между двумя незнакомыми метелками. От них возбуждающе пахло косметикой, но личики были живенькие и не слишком размалеванные.
— А зачем костер? — спросил Калинов ту, что справа.
— Чтобы легче было сосредоточиться.
Клод сел в круг вместе со всеми. Калинов снова оглянулся. Вита по-прежнему отсутствовала.
Ну что ж, — подумал он, — это даже к лучшему. С ней мне было бы сложнее. Тяжело ломать комедию с тем, кто к тебе неровно дышит.
Он стал сосредоточенно смотреть в костер.
Сегодня будет мой дэй-дрим, — думал он, — как бы вы ни старались, ребятишечки. Я заставлю вас плясать под мою дудку. Вы уж меня извините!
Он сунул руку за ремень и крепко сжал пальцами дисивер, усиливая интенсивность гипнотического воздействия. Так прошло несколько минут. Наконец все опять зашевелились, загомонили.
— Как думаешь, чей дэй-дрим сегодня победит?
— Не знаю… Но, наверное, Клода. Он сегодня в последний раз. Завтра линяет в Мир. Так что сегодня должен состояться обряд обручения Клода с жизнью.
— Клод уходит?
— Да… А чему ты удивляешься? Всем нам когда-нибудь придется уйти… Дримленд ведь не для взрослых, ты же знаешь.
— А тебе не жаль?
— Конечно, жаль, но ничего ведь не поделаешь… А потом, знаешь?.. Может быть, когда мы станем взрослыми, все изменится? Ведь не может же быть, чтобы так все и осталось!
Как же, изменится! — думал Калинов. — Это вы, метелки и шнурики, изменитесь. И каждый из вас уже не будет мнить себя центром Вселенной. Ведь в этом и заключается взросление… Ладно, сейчас будет вам обряд обручения с жизнью!
