Александр Кашанский - Антихрист
— Ты звонила в театр? Ты действительно актриса теперь? — удивился Иван.
— Да, актриса, представь себе.
— Как же ты это смогла? Хотя…
— Это было сделано для самосохранения. Больше я не хочу этого. Я хочу быть с тобой, и все.
— Тогда поехали?
— Поехали. Может, с Сергеем хочешь повидаться?
— С Сергеем? — Иван задумался ненадолго и сказал: — Да, с Сергеем, пожалуй, да.
Наташа быстро набрала номер и сказала в трубку:
— Привет, Сергей, с тобой хочет поговорить один твой знакомый, — и она, улыбаясь, передала трубку Ивану.
— Сергей, это ты? Узнаешь? — спросил Иван.
— Иван?! Когда, откуда, какими судьбами? Я сейчас же хочу тебя видеть, — услышал Иван знакомый голос. — Когда мы можем встретиться? «Когда мы можем встретиться? — эхом отразилось в голове Ивана. — Когда мы можем встретиться?»
— Я сейчас улетаю… мне очень надо, — невыразительно ответил Иван на этот призыв.
— Слушай, дружище, скажи-ка мне прямо: ты хочешь меня видеть или нет? Я очень хочу тебя видеть. Говори, куда мне подъехать, и я максимум через полчаса приеду.
— Хорошо, конечно же, я рад буду с тобой встретиться. Подъезжай на Наташину квартиру.
— Буду через двадцать минут, — сказал Сергей, и Иван услышал короткие гудки.
— Так брать билеты? — спросила Наташа. Она смотрела не на Ивана, а в сторону, и в ее взгляде Иван увидел сосредоточенную решимость действовать.
— Да, конечно.
— Давай свой паспорт, я схожу за билетами, тут рядом, а ты пока поговоришь с Сергеем.
Наташа быстро оделась и ушла. Иван остался сидеть на кухне, перед ним стояла чашка с кофе, который уже успел остыть. Иван смотрел на стол, на окно, через которое было видно яркое летнее небо, на натюрморт на стене. Его не оставляло чувство нереальности всего происходящего. Когда Наташа ушла, ситуация стала более реальной, но все равно неправдоподобной. Предыдущая ночь, заполненная страстью и нежностью, казалась сном, а светлое Наташино лицо, которое появлялось перед Иваном, стоило ему закрыть глаза, будто принадлежало знакомой по фильмам кинозвезде. Это ощущение было очень неприятным для Ивана. «Мы же даже ни о чем не говорили с ней. Чем и как она жила, о чем думала? Но она меня ждала… И она осталась такая же, как была, только, кажется, стала добрее. — Иван удивился этому определению, которое пришло ему в голову. — Странное слово, оно будто из другого языка. Добрый человек, хороший человек — это не одно и то же и звучит как-то странно. Кажется, я никогда не пользовался этим словом… А хорошо было бы исчезнуть в этот момент, сейчас, когда я чувствую себя таким счастливым».
Раздался звонок. Иван поднялся и пошел открывать.
Сергей был в строгом деловом костюме, в белой рубашке и галстуке. Когда Иван открыл дверь, Сергей уже заранее улыбался открытой широкой улыбкой. Иван не улыбнулся в ответ. Так они стояли секунд десять, которые понадобились Ивану, чтобы привыкнуть к этой новой Сергеевой улыбке.
— А ты здорово изменился, — наконец сказал Сергей. — Был парнем, а стал мужчиной, нет, мужем…
— Ты тоже изменился, — ответил Иван. — Я бы тебя, может быть, и не узнал, если бы встретил на улице.
— Неужели?
— Честное слово.
Они прошли в комнату и сели в кресла напротив друг друга.
— Как Наташа? — спросил Сергей.
— Наташа? Наташа… Она ждала меня. Я счастлив. Она скоро придет.
— Надолго к нам, в Россию?
— Не знаю пока.
— Как твоя работа?
— Работа завершена. Завершена успешно.
— Ты решил Систему?
— Нет.
— Тогда я, видимо, что-то не понимаю. Ведь именно в этом состояла твоя цель.
— Цель состояла именно в этом. Я не достиг цели, но не достиг потому, что не захотел этого сам. Я сам принял такое решение, остановив компьютер в последний момент.
— Почему?
— Потому что результат решения стал для меня значить меньше, чем одно вот такое летнее утро, наверное, а впрочем — не знаю почему. Точнее, не хочу думать об этом.
— Значит, Конца света не будет?
— Конца света не будет. По крайней мере, до тех пор, пока вновь не появится такой человек, как я.
— Чем же ты отличаешься от всех прочих? — Сергей, казалось, сверлил Ивана взглядом. Иван не мог понять, чего в этом взгляде больше — действительного интереса или наигранного артистизма.
— Отличался? — Иван холодно улыбнулся и врезался взглядом в глаза Сергея.
— Отличался… — поправился Сергей.
— Свободой, точнее, степенью свободы. Все разговоры о свободе, которые ведутся со времен Сократа и Будды, имеют в виду другую свободу. Что такое свобода в чистом виде, я узнал вполне. — Тут Сергей увидел, что Иван смотрит уже не на него, а через него. — Так, как был свободен я, никогда не был свободен ни один человек на Земле. Не было преграды ни для желаний моего разума, ни для моих эмоций. И не было предела моим желаниям и возможностям. — Иван на несколько мгновений закрыл глаза, и когда их открыл, его взгляд вновь был направлен не сквозь, а на Сергея. — Но я отказался от главного, к чему стремился, — полного знания, как следствия полной свободы. Ты спросишь, ради чего? Я не должен был этого делать. Но уж не потому, что я был человеком добрым… Наверное, я сделал это потому, что чувствовал, что здесь, на земле, в этом мире меня ждет счастье. И я не обманулся. Я принял правильное решение и получил награду.
— В виде Наташи? — сказал Сергей. Иван кивнул головой.
— Я вернулся к себе, Сергей, точнее, получил себя. Я же человек, и мне нужна любовь. Я смотрю на Наташу, как в свою душу, вот так… и больше мне ничего не надо. Без ее любви я — лишь механизм, годный только решать математические уравнения. Я получил возможность быть по-настоящему счастливым, Сергей, как дар Божий. И я чувствую себя счастливым, — сказал Иван и, подумав, добавил: — Нет, я сейчас — счастливый человек.
«Как он мудрено стал говорить, — подумал Сергей, — но не похоже, чтобы он был не в себе. Он просто сильно изменился».
— Да, знаю. А у кого остались материалы твоих исследований?
— Я все уничтожил.
— А Зильберт?
— Он согласился с тем, что я сделал все правильно.
— Не осталось ничего?
— То, что осталось, я уничтожу в самое ближайшее время.
— Интересно…
— Это все теперь уже неинтересно. А как живешь ты?
— Я-то? О, я теперь совсем другой человек. Нет, не так, — поправился Сергей, — просто здесь, в Москве, у меня совсем другая жизнь. Очень много интересной работы, интересных людей, борьбы и, как бы это определить, — Сергей не мог найти слово, — ну, в общем, это совсем другой уровень.
— Уровень? — переспросил Иван непонятное слово. — Тебе нравится?
— Да. Суматошно все очень. Я, кажется, уже бесконечно отдалился от своего прошлого. У меня нет времени думать о том, что не касается работы и семьи. Я, к сожалению, мало времени провожу в семье. С Наташей видимся раз в полгода, я прихожу на премьеры, не всегда, правда. А так — сплошная гонка. И я бы не сказал, что мне это не нравится.
— А ради чего гонка? Что является призом?
— Эх, Иван. Ты же знаешь, я не склонен к абстрактной философии. Важен сам процесс. В этой гонке много промежуточных этапов, и на каждом хочется быть первым, первым хотя бы среди тех, кого ты видишь, кто соперничает с тобой.
— Так это же и есть философия.
— Не знаю, может быть, это и есть философия моей жизни. Мне странно было слушать тебя. Ты, который никогда не сдавался, вдруг стал буддистом.
— Да нет… — Иван вдруг рассмеялся.
— Ну, или чем-то вроде этого… Я не силен в определениях, да и не в этом дело. Чем ты теперь собираешься заниматься?
— Пока не решил.
— Останешься в России или уедешь?
— Не знаю пока.
— А в ближайшее время?
Иван кивнул головой, как бы давая самому себе разрешение, и сказал:
— Поеду в наш родной город. Очень хочу побывать там.
— Ностальгия?
Иван задумался. И Сергей это заметил.
— Да, в некотором роде. Мне очень надо туда попасть, и как можно скорее.
— Ну так в чем дело?
— Сегодня мы туда вылетаем.
— Все правильно. И я бы тоже не прочь побывать на родине. И, кстати, нам бы надо поговорить о деле. Ты все-таки собираешься работать?
— Нет.
— Совсем?
— Совсем.
— На любых условиях?
— На любых условиях. Этот вопрос не обсуждается.
— Но почему? Ты можешь, по крайней мере, это объяснить?
— Хорошо. Только ты не должен никому, а прежде всего Наташе, даже намекать на то, что я тебе сейчас скажу. Я тебе обязан тем, что смог довести свою работу до конца, и поэтому не хочу лгать. Так вот, Сергей, я не могу планировать свою жизнь просто потому, что времени жить у меня почти не осталось. Вот и все объяснение.
