Роберт Хайнлайн - Дорога Славы
Можете себе представить, в каком мы все были напряжении. Специалисты из проекта “Юпитер” были вне себя и не отходили от твоих приборов наблюдения.
То, что все это происходило во время полной фазы Юпитера, значило не только то, что все шесть небесных тел, включая Солнце, будут находиться в противостоянии, но и то, что мы могли все это видеть. Тени Ганимеда и Каллисто упали на Юпитер, когда Ио и Европа уже прошли половину своего пути.
Полная фаза началась в субботу утром, в шесть часов. Мы все встали в полпятого и в пять уже были снаружи. Джордж и я вынесли наружу Пегги в ее барокамере. Мы пришли как раз вовремя. Была хорошая, ясная летняя ночь, и Юпитер оранжевым шаром пылал над нами. Ио только что пересекла восточный край Юпитера — “вошла в контакт”, как называли это ученые. Европа уже прошла некоторое расстояние, и я должен был внимательно всмотреться, чтобы различить ее. Когда спутник Юпитера находится в полной фазе, его легко обнаружить на орбите, но в такой фазе он легко сливается с Юпитером, находясь на его фоне. К счастью, и Ио, и Европа были немного ярче, чем Юпитер, и они виднелись на фоне экваториальных облачных полос.
Пройдя значительное расстояние от края, но все еще на востоке находились тени Ганимеда и Каллисто. Я не смог бы отличить их друг от друга, если бы не. знал, что восточнее находится тень Ганимеда. Это были просто две маленькие круглые точки; три тысячи миль — ничто по сравнению с девяноста тысячами миль диаметра Юпитера.
Ио казалась несколько больше, чем тени, а Европа была больше, чем Ио, по размерам примерно равная нашей земной Луне.
Мы ощущали легкое дрожание почвы, но это ни в малейшей степени не беспокоило нас; мы привыкли к такому. Кроме того, в это мгновение Ио соприкоснулась с Европой. И с этой минуты Ио находилась позади нее.
Они ползли по лику Юпитера; луны сравнительно быстро, тени намного медленнее. Мы пробыли снаружи примерно полчаса; тени теперь коснулись друг друга и слились вместе. Ио все еще не совсем зашла за Европу. Она выглядела как флюс с одной стороны Европы.
Незадолго до шести часов Европа коснулась объединенной тени. Ио находилась за Европой и не была видна.
Четырьмя или пятью минутами позже тени Ганимеда и Каллисто легли на Европу — теперь все спутники находились на одной линии, и я знал, что такого я больше не увижу никогда в жизни. Солнце, Юпитер и четыре его большие луны выстроились в один ряд!
Я не знал, как долга я сдерживал свое дыхание.
— Какая сила! — больше в голову мне не пришло ничего.
— Я до некоторой степени разделяю твои чувства, — улыбнулся папа. Потом он повернулся к Молли: — Не лучше ли нам отнести Пегги в дом? Становится холодно.
— Да, — ответила Молли. — Я сама замерзла.
— А я теперь спущусь к морю, — сказал я. Разумеется, сегодня ожидался самый сильный за все время прилив. И хотя на таком маленьком море он не должен быть особенно заметен, но я накануне сделал отметку и надеялся провести измерения.
— Не заблудись в темноте! — крикнул мне вслед папа. Я не ответил. Замечание это показалось мне ужасно глупым.
Я уже пересек дорогу и, может быть, прошел с четверть мили, когда произошел толчок.
Я упал ничком. Это было самое мощное землетрясение в моей жизни. В Калифорнии были сильные толчки, однако с этим они не шли ни в какое сравнение. Я лежал лицом вниз, уцепившись за почву пальцами, в надежде, что толчки вскоре прекратятся.
Содрогание почвы прекратилось, а с ним и непрестанный грохот, более сильный и жуткий, чем гром во время грозы.
Один из камней покатился и ударил меня по ребрам. Я с трудом поднялся на ноги, стараясь сохранить равновесие. Почва все еще колебалась, и гром все еще не затих. Я побежал к дому. Казалось, что я бегу по кузову грузовика на ходу. Я упал, но снова быстро вскочил.
Фронтон дома был полностью разрушен. Крыша свисала под невероятным утлом.
— Джордж! — крикнул я. — Молли! Где вы!
Джордж услышал меня и выпрямился. Он был по другую сторону дома, и я увидел его голову над осевшей крышей. Он не произнес ни слова. Я побежал к нему.
— У тебя что-нибудь случилось? — тяжело дыша, спросил я.
— Помоги мне… Молли… — сказал он.
Позднее я узнал, что Джордж с Молли ушли в дом и отнесли Пегги в ее комнату. Потом, пока Молли готовила завтрак, он еще раз вышел наружу. Толчок застал его в то мгновение, когда он направлялся из стойла к дому. Но в то мгновение у него не было времени для разговоров. Мы отбрасывали осколки камней в стороны голыми руками.
— Молли! — снова и снова звал Джордж. — Молли! Где ты?
Она лежала на полу возле верстака для обработки камней, который находился под крышей. Мы отодвинули его в сторону. Джордж нагнулся и поднял Молли.
— Любимая!
Она открыла глаза.
— Джордж!
— У тебя все в порядке?
— Что произошло?
— Землетрясение. У тебя все в порядке? Ты не ранена?
Она поднялась, лицо ее исказила гримаса боли; потом она сказала:
— Я думаю… Джордж! Что с Пегги? Помоги Пегги!
Комната Пегги уцелела. Балки ее потолка выдержали толчки, в то время как остальная часть дома рухнула. Джордж настоял на том, чтобы Молли вышла наружу. Потом мы снова стали разбрасывать обломки камней, загораживающие воздушный шлюз.
Внешняя дверь шлюза была отперта и открыта — но открыта не в ту сторону. Внутри шлюза было темно. Когда я потряс внутреннюю дверь, она не поддалась.
— Она заперта, — сказал я папе. — Возьми фонарик.
— Вероятно, давление воздуха удерживает ее. Крикни Пегги, что она должна забраться в барокамеру. После этого мы сможем снизить давление.
— Мне нужен фонарик, — повторил я.
— У меня его нет.
— Ты не взял его с собой? — Я был поражен. Во время темной фазы мы всегда носили с собой фонарики. Но я выронил свой, когда толчок уронил меня, Я не знал, где он теперь.
Папа на мгновение задумался, потом скрылся за кучей камней. Через несколько секунд он вернулся.
— Я нашел его на пути к стойлу, — он включил его и направил луч света на внутреннюю дверь.
— Выглядит весьма скверно, — тихо сказал папа. — Взрывная декомпрессия. — Между стеной и дверью был зазор шириной в палец. Дверь удерживалась не давлением воздуха — она была заклинена.
— Пегги! — крикнул папа. — Пегги, девочка, ответь нам!
Молчание.
— Посвети, Билл, и отойди в сторону, — он отступил назад, потом ударил плечом в дверь. Она немного поддалась, но не открылась. Он еще раз ударил ее. Она рухнула внутрь, и Джордж упал на нее. Он мгновенно вскочил. а я посветил ему фонариком.
Пегги наполовину сползла с кровати, словно она пыталась встать. Голова ее свисала вниз, а изо рта вытекала тонкая струйка крови.
Молли вошла в комнату сразу же за нами; она и папа поместили Пегги в барокамер;, и папа увеличил в ней давление. Пегги была жива. Она тяжело дышала, задыхаясь, пока мы пытались помочь ей. Потом она заплакала. Оказавшись в барокамере, она успокоилась и заснула. Но, может быть, она просто потеряла сознание.
Молли тоже плакала, но не закатывала истерики. Папа потянулся, провел рукой по лицу и сказал:
— Бери камеру, Билл. Мы должны доставить девочку в город.
Я кивнул и взялся за один конец. Молли держала фонарик, и мы оба зашагали по обломкам, в которые превратился наш дом. Потом мы на мгновение опустили барокамеру, и я осмотрелся.
Я бросил взгляд на Юпитер. Тени все еще были видны, а Ио и Европа все еще не достигли западного края диска. Но это меня больше не интересовало. Небо выглядело очень странно.
Звезды были яркими и многочисленными.
— Джордж, — сказал я. — Что такое случилось с небом?
— Нет времени для… — начал он, потом осекся и медленно произнес: — Матерь божья!
— Что? — спросила Молли. — Что такое?
— Немедленно все в дом! Мы должны взять всю теплую одежду, которую найдем там! И крышки-утеплители!
— Зачем это?
— Выделение тепла! Выделение тепла прекратилось! Землетрясение, должно быть, повредило энергостанцию!
Таким образом, нам пришлось копаться при свете звезд, пока мы не нашли то, что нам было нужно. Мы нашли это быстро. Все вещи у нас всегда находились в определенных местам. И, конечно, крышки для барокамеры. Папа закрыл ими камеру, и она стала напоминать кокон.
В следующее мгновение я услышал мычание Мейбл. Я остановился и посмотрел на папу. Он тоже остановился, и было видно, какого труда стоило ему принять решение.
— Проклятье! — сказал он, и это было первое ругательство, которое я от него услышал. — Мы просто не можем оставить ее замерзать здесь: Она тоже член нашей семьи. Идем, Билл.
Мы опустили барокамеру и побежали в стойло. Оно превратилось в кучу обломков, но мычание Мейбл привело нас в нужное место. Мы отбросили часть обвалившейся крыши в сторону, и корова встала; она, казалось, не была ранена, но, кажется, некоторое время была без сознания. Она обиженно смотрела на нас.
