Александра Седых - Башня континуума
— Маленькая, как ты.
— Моя девочка… наша дочка…
— Терри, они сделали все возможное. Прости.
Терри выдохнула, а вдохнуть обратно не сумела. Перед глазами заполыхали красные огненные круги, безжалостные, будто колесо сансары.
— Тереза.
— Я… не могу… дышать…
Кит усадил ее и с силой несколько раз хлопнул по спине. Невесть как и отчего, но это сработало, и воздух снова хлынул ей в легкие. Убедившись, что жена опять дышит, Кит уложил ее обратно в постель и укутал одеялами.
— Потерпи, родная, сейчас позову кого-нибудь.
Через полминуты он вернулся с доктором в хирургическом халате, забрызганном кровью. Врач извинился за свой внешний вид, мол, только что с многочасовой операции.
— Вы же врач. Почему? Почему вы не могли спасти моего ребенка? — прошептала Терри.
— Тереза, да, я врач, но не Господь Бог. Уверяю, мы сделали все необходимое. К сожалению, ваша беременность с самого начала протекала не слишком гладко, с серьезными осложнениями, и вероятность трагического исхода была довольно высока. Но, пожалуйста, не отчаивайтесь. В моей личной практике имелись примеры…
И врач пустился во вдохновляющие рассказы о мужественных, волевых, несгибаемых женщинах, которым тоже пришлось пройти через этот ужас, но они выстояли, выдержали, справились с горем и теперь нянчили многочисленные выводки счастливых малышей. Кит постоял, послушал. Ухватил доктора за плечо и выпроводил восвояси. Потом подсел к жене и взял за руку. От его прикосновения у Терри заломило в висках. Его пальцы были такими ледяными, будто он долго-долго держал руки под струями ледяной воды.
— Терри, постарайся поспать. Я уверен, когда ты проснешься, тебе будет лучше.
— Мне не будет лучше, мне никогда не будет лучше…
— Терри.
— Теперь ты меня точно бросишь, я знаю. Потому что я глупая курица и никогда не могу ничего сделать, как следует. Найдешь себе другую, умную, красивую, здоровую, которая нарожает тебе детей.
Кит остался неподвижен, как статуя павшему герою, и холоден, как синий арктический лед.
— Нет. Я тебя не брошу.
— Почему?
— Ты моя жена. И это была наша с тобой дочка. Наша, понимаешь? И, послушай. Еще слишком рано об этом говорить, но у нас еще будут дети. У нас будет настоящая семья.
Терри никак не могла упустить счастливого случая придраться к его терминологии, раз уж подвернулся подходящий повод.
— Значит, до сих пор у нас была ненастоящая семья. Десять лет у нас была ненастоящая семья! Что тогда это было? Твой отец. Твоя мать. Твоя сестра. Твой брат. Твоя работа. Твоя рюмка. Твоя лопата. Твоя шлюха! Нет, ты ошибаешься, у нас была самая настоящая семья, большая, дружная, крепкая семья.
— Не надо.
— Ах? Не буду.
— Принести тебе что-нибудь, Терри? Поесть или выпить что-нибудь?
— Да, пожалуй. Чашку шоколада.
— Сейчас.
Терри подождала, пока дверь закроется, и огляделась по сторонам. Цветы. Повсюду цветы. Проклятье. Она села, спустив ноги с кровати и коснувшись босыми ступнями нежнейшего ковра цвета кофе с молоком. Поднялась, осмотрела шкафчики, которые оказались пустыми, кроме единственного, где лежали, аккуратно сложенные, запасные ночные рубашки и пижамы. Терри продолжила поиски, хотя сама не могла сказать с уверенностью, что именно ищет. Цветы. Опять. Корзинка с фруктами. Графин с водой. Стопка свежих газет и журналов. Портфель.
— Там должно быть что-то…
Терри открыла портфель, щелкнув замками. Документы. Упаковка мятных пастилок. Аспирин Эймса. Портсигар. Плоская плотно закрученная фляжка со спиртным. Флакон антисептика. Бумажные салфетки. Полоскание для рта. Карандаши. Две запасные ручки. Больше ничего интересного или вселяющего надежды.
— Как же так… я должна найти что-то…
Оставалась еще ванная, Терри заглянула и туда, и застыла в нерешительности на секунду, прежде чем приступить к осмотру. В шкафчике она обнаружила привезенные из дома женские мелочи — лосьоны, кремы, тюбик с зубной пастой. И серебряную щетку для волос. Терри взяла щетку в руки и машинально принялась расчесывать волосы. И тотчас зашипела от ужасной боли, поскольку за минувшие дни ее обычно ухоженные, здоровые золотые локоны превратились в подобие неопрятного вороньего гнезда.
Но сейчас прическа волновала Терезу меньше всего на свете. Она должна была найти что-то подходящее, что-то…
Острое.
Во внезапном приступе вдохновения Терри ухватила тяжелую серебряную щетку за рукоятку наподобие небольшого топорика и с силой ударила по поверхности зеркала, которое всхлипнуло, подпрыгнуло в раме, пошло трещинами, но не разбилось.
— Минуточку.
Терри ударила еще раз, и еще, и еще. Наконец, она добилась желаемого. Положив расческу на место, Терри заглянула в заветный осколок и полюбовалась своим отражением. На нее в ответ посмотрела злая, древняя, как мир, выжившая из ума, старуха.
— Чудесно, — проговорила она умиротворенно и лизнула осколок, ощутив кончиком языка крохотный укус. — Острое!
Выключив свет, Терри вышла из ванной, плотно заперла дверь, и вернулась в постель. Правую руку с зажатым в пальцах осколком она спрятала под подушку, а вторую руку положила на колено, поверх одеяла, высоко облокотясь на подушки и гордо подняв голову, чтобы выглядеть страдающей, но не сломленной. Чтобы подлый сукин сын навеки запомнил ее такой.
Кит вернулся с чашкой шоколада.
— Вот.
— Спасибо. Поставь сюда.
Он поставил чашку на стол и подсел к жене.
— Терри, я возьму отпуск. На две или на три недели. Сколько понадобится. Мы побудем вдвоем. Только я и ты.
— Как же твоя работа.
— Есть в жизни вещи и важней работы.
— И твоей Копилки.
— Да. Моей Копилки.
— И твоей шлюхи, — проговорила Терри, торжествуя безусловную победу.
Лицо мужа у нее на глазах претерпело метаморфозу, превратившись в подобие наспех собранного паззла, в котором недоставало многих кусков, а вместо тех кусков зияли черные провалы.
— Терри, что…
— А. Нет. Нет. Молчи. Хватит. Я тебе больше не верю, — сладко и музыкально пропела Терри, — совсем, совсем не верю. Ты меня больше не проведешь. Что бы ты ни сказал, все будет ложью. Достаточно.
И она выпростала из-под подушки руку с осколком. Кит увидел слюдяной блеск в ее глазах, в ее пальцах. Машинально он отпрянул, чуть запрокинув голову. Действуя хладнокровно и методично, как механизм, в котором пробудилась давным-давно заложенная программа на уничтожение, Терри отвела локоть назад, слегка приподнялась и по тщательно выверенной траектории неумолимо и глубоко-глубоко вонзила осколок прямо в его беззащитное гор…
Ситуация напоминала парафраз рассказа о Колодце и Маятнике, за тем исключением, что действие уложилось в секунды. Кит и вздохнуть не успел, как осколок вонзился ему в подбородок и рваным зигзагом проехался по щеке до правого уха. Зачарованный видом собственной крови, парализованный очень сильной болью, но, главное, невероятным потрясением, Кит молча смотрел, как Тереза заносит руку для повторной попытки.
— Ты увернулся! Ублюдок! Кто ты вообще такой? Что ты сделал с моим мужем?
Но тут его охранники всполошились, почуяв неладное, влетели в палату, оттащили их милость, а Терри скрутили и отобрали орудие убийства. Ей это совсем не пришлось по вкусу. Она билась и надрывно кричала, проклиная неверного мужа на все лады. Четверо здоровых охранников не без труда удерживали ее, такую маленькую, хрупкую, иссиня-бледную, с карими глазами, несчастными, как у подстреленного олененка.
Потом ей дали сильное лекарство, и она уснула, а Кит сидел в больничном коридоре, выкрашенном в розовый цвет и пахнущим лавандой, и тупо смотрел в стену. До сих пор он держался молодцом, не рыдал, не бился головой об стену, не потрясал патетически кулаком, обращаясь к небу с бесполезными и риторическими вопросами «За что?» и «Почему?». Нет. Он появлялся в офисе, работал, превосходно исполнял свои обязанности.
Вчера, например, Кит встречался с инвесторами по поводу проекта Девятьсот Двадцать, и встреча прошла на высоте. Ну, хотя бы оттого, что инвесторы были сплошь Очень Серьезными Людьми, а не бесхребетными сопляками. Вздумай жены, пусть и на последних месяцах беременности, их донимать, они бы без колебаний сломали благоверным носы, челюсти и повыбивали зубы, и Кит справедливо полагал, что его семейные проблемы и отсутствие склонности решать их при помощи здорового рукоприкладства вряд ли найдут в рядах жирных толстосумов отклик и понимание.
Так что Кит взял себя в руки, стиснул зубы и принялся обхаживать инвесторов, будто танцовщица живота придирчивых клиентов. Они и без того были восхищены и поражены результатами предварительных испытаний Второго Прототипа чипа Стандартного Дружелюбия, а Кит бесповоротно добил их, воспарив к высотам невиданного красноречия. К тому моменту, как он закончил распространяться о прибылях, которые принесет им всем продажа Девятьсот Двадцатых, оснащенных Вторым Прототипом ЧСД, инвесторы были согласны радостно едва ли не совершенно безвозмездно предоставить Киту гигантские средства на любую его прихоть — хоть на внедрение в массовое производство вечного двигатели. О, да, они подпишут документы, сию секунду, прямо сейчас…
