Александра Седых - Башня континуума
— Вам нравится, моя хорошая?
— Но… когда вы говорили о загородном доме, я думала, вы имеете в виду бревенчатую хижину где-то в горах… а это настоящий дворец!
Кит пожал плечами.
— Это и есть настоящий дворец. Бывшая официальная резиденция правителей Священной Ортодоксии, переданная Императором Константином Первым в безвозмездный дар лорду Джеку за выдающиеся заслуги в благородном деле освобождения человечества от тирании Черного Триумвирата. После падения Триумвирата Джек прожил здесь пятнадцать лет… пока возводился наш семейный особняк.
— Безвозмездный, — повторила Шарлотта потрясенно, впрочем, Кит живо унял ее материалистический пыл.
— Выглядит неплохо, но, учитывая в какую чудовищную сумму ежегодно обходится содержание этого исторического, архитектурного и культурного памятника, я бы сказал, что это далеко не безвозмездный дар, а весьма затратное проклятие.
Шарлотта поглядела недоверчиво.
— Вы ведь так совсем не думаете, правда?
— Что я могу ответить вам, уважаемая миссис Лэнгдон. Моя преданность государю и императорской фамилии абсолютна и незыблема. Давайте войдем. Ужин, горячий шоколад и лютни уже заждались нас.
— Я сплю… или вы сказали «лютни»?
— Да. Лютни.
После ужина с лютнями Кит устроил любимой небольшую экскурсию по дворцу. Бедняжка никак не могла прийти в себя от созерцания всей этой роскоши и золотого блеска.
— Здесь так красиво… как в музее.
— Да, но, в отличие от музея, все можно трогать руками. Хотя, честно говоря, лучше не стоит.
— Извините, — пробормотала Шарлотта, отдергивая руку от антикварной вазы.
— Вы можете потрогать меня, я далеко не такой хрупкий…
В действительности, они могли провести долгие недели, бродя по трем этажам бывшего дворца, разглядывая парадные залы, фрески, мозаики, витражи, настенные росписи, старинные зеркала, скульптуры, фонтаны и картины, антикварные плафоны и великолепную мебель ручной работы, но Киту уже не терпелось уединиться с возлюбленной. Наконец, утратив всякое терпение, он сгреб Шарлотту в охапку и потащил в спальню, оторвав от созерцания портретов правителей Ортодоксии.
— Мне кажется, или они на вас похожи.
— Возможно. Все-таки родня по материнской линии. Правда, родство довольно отдаленное.
— Не верится, что вы так спокойно об этом говорите…
— В том, что я родился тем, кем родился, никак не может быть моей заслуги. Да и потом, я всегда придерживался мнения, что историю по-настоящему творят не правители и не герои, а миллионы простых людей, каждый день.
К сожалению, их милость больше не мог поддерживать беседу в столь благородном и возвышенном духе. Кит и сам не поверить в то, как изголодался и истосковался. Швырнув Шарлотту на богато убранную кровать с резным изголовьем и балдахином, он сорвал с возлюбленной одежды и набросился на беззащитное, податливое тело, как хищник на парной кусок мяса. Он забыл о галантности и хороших манерах.
Он терзал, изводил и мучил ее, пока лютый голод не сменился ленивой, умиротворенной, блаженной сытостью.
Утром Кит с несказанным ужасом созерцал следы своей вчерашней невоздержанности, оставшиеся на чувствительной, белой, как молоко, коже Шарлотты — синяки, ссадины и кровоподтеки. Она, впрочем, ни единым словом его не упрекнула, только слегка вздрагивала и закусывала губы, когда он принес из ванной тюбик целебной мази и принялся деликатно смазывать ее любовные раны.
— Что на меня нашло, не понимаю…
— Ничего страшного.
— Как? Вам же больно!
— Да, но… это приятная боль, — прошептала Шарлотта одними губами.
Кит был шокирован своим внезапным превращением в необузданное животное и желал провалиться сквозь землю.
— Почему? Почему вы не попросили меня остановиться?
Любимая залилась румянцем.
— Но я вовсе не хотела, чтобы вы останавливались. Я хотела, чтобы вы продолжали…
— Ох.
— Продолжали и продолжали…
— Уфф…
— Продолжали и продолжали…
Кит ощутил, что сейчас без крыльев воспарит и опомнился лишь невероятным усилием воли. Надо было собраться и постараться сохранить жалкие остатки здравого смысла.
— Пойду приму холодный душ во избежание.
Но Шарлотта никуда его не пустила, а обвила его шею руками и зашептала на ухо.
— Вот уж никогда бы не подумала, что вы можете быть таким страстным. Мне показалось на мгновение-другое, будто…
— Что?
— Будто ваши глаза светятся в темноте.
Домой Кит вернулся вечером воскресенья. От счастья он был, как пьяный, разве без побочных эффектов алкоголя.
Тереза и Дэниэл были на кухне и чистили картофель. Кит понял, что светящееся восторгами и упоением лицо выдает его с головой. Плевать. Он поздоровался с братом и поцеловал жену.
— Дорогая, зачем столько картофеля.
— Я собираюсь сварить суп для ночлежки.
— Терри… не хочу начинать все сначала… но в твоем состоянии едва ли стоит ехать в грязную, заплеванную ночлежку.
— Я сам завтра съезжу, отвезу суп, — сказал Дэниэл брату.
— Ну что, тогда другое дело, большое тебе спасибо, — сказал Кит и пошел отнести в детскую огромного плюшевого кролика, которого купил по дороге домой.
В детской уже находился целый склад игрушек, погремушек и прочих вещей, что могут понадобиться новорожденному младенцу женского пола, включая кроватку с атласным пологом и пышными бархатными кисточками. Все было настолько крохотное, бахромчатое, розовое и с бантиками, что Кит поспешил ретироваться, дабы ненароком не впасть в сахариновую кому. Когда он вернулся на кухню, Терри поглядела на мужа и увидела, что лицо его перестало светиться счастьем, а стало выглядеть, как обычно. То есть, замкнутым и малость перекошенным. Но именно таким Тереза знала мужа. И любила.
— Дорогой, не волнуйся, ты будешь замечательным отцом…
— И прекрасным мужем, — сказал Дэниэл и немедля схлопотал по шее. — И отличным старшим братом…
— Хватит умничать, маршируй отсюда, — без особой теплоты велел Кит, указывая на дверь.
— Но я хочу помочь, честно.
— Ты уже помог, весь кухонный пол закапан твоей кровью.
— Просто палец порезал, ерунда. Хорошо, я ухожу. Если что понадобится, я буду у себя, работать над статьей для газеты.
Кит помедлил секунду и окликнул брата.
— Дэнни…
Тот развернулся в дверях. От Кита не укрылось, что вид у брата усталый. И, кажется, он хромал на левую ногу. Надо было спросить, в чем дело. Но Дэниэл вдруг насупился и так нехорошо посмотрел исподлобья, что у Кита все слова застряли в горле.
— Нет… ничего, иди.
После того, как брат ушел, Кит остался наедине с женой. И кухонным ножом. Взяв нож в левую руку, Кит стал поигрывать им, очень небрежно.
— Какой острый, — сказал он Терезе.
— Да…
— Я привез клубники, хочешь? Очень крупная, очень свежая.
— Нет, спасибо, что-то не хочется, дорогой.
— Тогда, может быть, будешь торт? Я купил. Шоколадный, с марципанами и вишнями, как ты любишь, и твое имя написано сверху сливочным кремом.
Терри сглотнула. Не передать, как ей хотелось торта. Она могла бы заглотить торт целиком, будто удав, но за время беременности она и без того раздалась вширь практически вдвое, что вкупе с ее крошечным ростом производило трагикомическое впечатление. Неудивительно, что муж бегал к любовнице. К своей прекрасной любовнице, неземной красавице, высокой и стройной, с плоским животом и роскошной грудью, и пальцы этой женщины на руках (и ногах), надо думать, не походили на разваренные сосиски.
— Мои пальцы похожи на сосиски, — сказала Терри мужу, не удержавшись от всхлипа.
Кит посмотрел на ее растопыренные пальцы.
— Ну… это художественное преувеличение, — ответил он довольно уклончиво.
— Я толстая!
— Ну… я уверен, после родов ты быстро сбросишь вес. А если нет, мы будем демонстрировать тебя в цирке-шапито вместо женщины-слона. О, Боже, почему ты сразу начинаешь рыдать? Я пошутил. Посмотри, маленькая, сейчас я тебе сделаю картофельную лошадку.
Глазами, туманящимися от слез, Терри бессмысленно посмотрела на фигурку в его руке.
— Я плачу не поэтому. Я плачу потому, что ты изменяешь мне! Если я ничего не говорю, это не значит, что я ничего не знаю о твоей любовнице. Прекрасно знаю. Ты купил ей роскошную квартиру. Заваливаешь драгоценностями и шубами. Водишь по ресторанам. Ты провел с ней все выходные! У тебя там что-то серьезное? Ты собираешься нас бросить?
— Терри, не кричи. Тебя слышно по всему дому.
— Ты хочешь развестись?
— Нет. У нас будет ребенок. В любом случае, мы не имеем права втягивать в наши проблемы ни в чем не повинное существо.
Терри заполыхала от злости.
— Вот как ты называешь собственного ребенка. Существом!
