Мария Фомальгаут - Время неместное
Может.
И так уже крепко отметелили меня в камере – в те дни, когда всё случилось…
Тогда…
Тогда…
– Со дня на день война будет, – сказал вождь.
Я кивнул. Я и так чувствовал: будет война, и не со дня на день, а, чего доброго, завтра. Слишком разрозненные племена жили в городе на вершине горы, слишком много людей, слишком мало топлива. Скоро его не станет совсем, и тогда люди – все, разом – вцепятся друг другу в глотки, покатятся кувырком – с вершины горы.
– Там и с горы покатимся, – сказал вождь.
– Покатимся, – согласился я.
Мы сидели в пентхаузе, который вождь облюбовал, чтобы смотреть на мир. Отсюда был виден весь наш город на вершине горы, город, залитый светом солнца, склоны горы, уходящие в темноту, мрачные ущелья. Дальше виднелись другие горы, далеко позади – уже покорённые, пройденные взлёты цивилизации, впереди – почти скрытые в тумане ещё не покорённые вершины.
– В который раз уже, – сказал вождь.
Я попытался вспомнить, в который раз – понял, что не помню. И никто не помнит. Слишком много сменилось поколений, слишком много эпох. Я даже подумал грешным делом: а не поднимались ли мы когда-то на горы ещё выше этой, а то, может, были в нашем прошлом – там, там, там, – заоблачные вершины, потерянные безвозвратно в какой-нибудь войне…
И опять завтра – война…
Мысленно прощаюсь – с огромным мегаполисом, с огнями реклам, с высотками, ранящими небо, с электронной почтой и кофе по утрам. Завтра всего этого не будет, завтра покатимся вниз, вниз, в тёмное ущелье, к первобытным кострам и звериным шкурам.
Тогда-то и заглянул сын вождя, увидел меня, обрадовался, махнул рукой:
– Пошли со мной.
Что-то будто оборвалось внутри, я отчаянно посмотрел на вождя: это уже слишком, хоть бы вразумил своего великовозрастного сыночка…
Опять пойдёт свои мосты строить, делать ему больше нечего…
Пускай, пускай, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось… Перебесится, успокоится, все мы по молодости такие были, мечтали, чтобы из одного города сразу в другой перескочить… Так что давай, пособи ему… я тебе сверхурочные оплачу, как за работу…
Я пошёл строить очередной мост. Знал бы я, что это будет не мост, знал бы, что придётся делать…
…когда всё было готово, я сам не верил, что мы такое сварганили. Сами. Вдвоём. Своими руками.
И уж тем более не верилось, что это будет работать.
– Ну… кто попробует? – спросил сын вождя.
Меня передёрнуло.
– Нет уж, увольте… Ваша затея была, вы и пробуйте…
Он кивнул, он ждал от меня этого ответа, он сам забрался в причудливую конструкцию, собранную из обломков чего-то там, завертел педали…
Я ещё не верил, что это полетит, я вообще не верил, что эта штука оторвётся от земли. Как назло мне – оторвалась, полетела, то повыше, то пониже, неуклюже взмахивая крыльями – в туман…
Тогда…
Вот тогда водили в отделение. Вот тогда допрашивали, били: какого чёрта не уследил, ты-то где был, когда он улетал, а, а… Ты-то куда смотрел…
Убьёт.
Приостановился за моей спиной. Окликнул.
Не иначе приноравливается, как обрушить на мою голову лопату…
– А на хрена мы вообще эти лопаты тащим?
Пожимаю плечами. Я откуда знаю…
Вождь бросает лопаты в пропасть. Не в ту пропасть, которая между двумя скалами, а в ту, которая по обе стороны от полоски земли…
Идём.
К людям.
К городу.
Я не скажу им, кого мы хоронили.
Не скажу.
Он не вернулся.
И когда началась война, и мы стремительно скатились с вершины горы вниз – он не вернулся.
И когда мы жили на дне ущелья, одичавшие, озверевшие, забывшие самих себя – он не вернулся.
И когда мы мало-помалу начали смотреть на вершину горы, и потихоньку подниматься – по склону – он не вернулся.
Менялись времена. Менялись эпохи. Менялись вершины гор. Менялись расщелины. Менялись мы сами.
Мы ждали его. Мы знали, что он вернётся, он не может не вернуться. Когда-нибудь ему наскучит там, на дальних вершинах, в дальних городах, он вернётся, чтобы забрать нас с собой.
Нет, не все верили, конечно, старики только презрительно фыркали: делать больше нечего, второго пришествия ждать. Поругивали молодых, которые тайком передавали из рук в руки откровения, якобы переданные им оттуда… А уж если кто мастерил крылья и пробовал летать, того и вовсе пороли на площади, или делали строгий выговор – в зависимости от эпохи.
И всё-таки – строили, пробовали неокрепшие крылья.
Ждали его.
Верили, что когда-нибудь вот так же – поднимемся над горами, над расщелинами, над городами, увидим эпохи – с высоты…
Верили.
Убьёт…
Хоть и обещал я ему – слова не скажу никому…
Сам виноват.
Сам виноват – что не спал ночь, сам виноват, что видел неспящего вождя, как он вышел из своей хижины, направился вверх по склону. Вождь часто уходил вперёд – по ночам, разведывал дорогу. Раньше он брал с собой воинов, сейчас всё чаще уходил один.
И я сам виноват – что потихоньку пошёл за ним.
Здесь, в глубоком ущелье, мне уже и не верилось, что где-то могут быть большие мегаполисы, скоростные магистрали, огни реклам, что там ещё бывает – на вершинах гор. Я вспоминал что-то: были там какие-то штуки, дощечки такие, на неё нажмёшь, она тебе картинки показывает… или не было никаких дощечек, это мне приснилось…
Вождь поднимался вверх по склону.
И я шёл за ним.
Всё было новым, незнакомым: глиняный очаг, глинобитная хижина, повозка на колёсах, чуть дальше – кусочки железа, широкая железка на длинной ручке, я ещё думал, для чего она, потом спохватился: копать землю.
Я увидел вождя – когда вышел на поляну, он стоял на коленях перед чем-то истлевшим, почти рассыпавшимся в прах. Мы с вождём смотрели друг на друга – и на то, что лежало перед нами.
Я не мог понять…
Не мог поверить…
– Там эти штуки лежали… железки такие на палках… принеси, что ли, землю рыть будем… могилу сделать надо…
Я принёс штуки; пока нёс, вспомнил, как они называются – лопаты. Вот что значит подняться на гору чуть повыше. Здесь и думается легче, и говорить можешь, не то что на дне ущелья – вау, вау, ар-р-р, да, да, да…
Вырыли могилу, я хотел поставить над могилой камень, вождь сказал:
– Не надо.
Постояли.
Помолчали.
– Пошли… назад, – сказал вождь.
Мы пошли назад. Потащили лопаты на плече.
– Ты это… людям не говори, что видел.
Не понимаю. Но всё-таки отвечаю:
– Не скажу.
– Вот-вот… ничего не было, никого не хоронили.
Киваю.
– Могила.
– Про могилу забудь.
– Да нет. Могила. Слова не скажу…
Вождь кивает. Идём дальше. К людям. Скоро люди пройдут здесь, не узнают, кто здесь лежит…
– Пусть крылья строят, – говорит вождь.
– Пусть.
– Может, когда и полетят.
– Может быть.
Идём. Лопата непривычно натирает плечо.
– Знать бы, как оно… сверху когда смотришь, – говорит вождь.
– Он знал.
– Про него забудь.
Киваю.
– Там, всё по-другому наверное… когда сверху смотришь… летишь, и видишь всё, – говорю я.
– Ну…
Убьёт он меня.
А что, очень может быть… вождь всегда с собой клинок носит.
Хоть и пообещал я ему молчать.
А мало ли…
Идём к людям.
Пытаюсь представить себе, как сейчас наверху, в горах, где скоростные магистрали и телескопы Хаббла.
И как сейчас – над горами…
Между строк…2.1 В этом разделе, дорогие ребята, мы перейдём к изучению времени и событий не на плоскости, а в трёх измерениях. Для начала рассмотрим вариант, когда события располагаются не на прямой линии, а на синусоиде с амплитудой +1. Такой мир обнаружен отечественным таймологом Крыленко А. И. в 2313 году. Время в этом мире линейное, пересекается с синусоидой событий только в определённых точках.
Обнаруженный Крыленко мир уникален ещё и тем, что со временем соприкасаются только положительные события, как показано на рисунке. Крыленко назвал этот мир лучшим из миров.
5Живой рачок на дне океана находит дохлую рыбёшку. На склоне холма цветёт первый цветок. Два птеродактиля сплетаются в брачной игре. Первый человек вырезает из кости мамонта фигурку любимой женщины. Давид играет на арфе. Бюргеры пляшут на весёлом карнавале. Братья Райт поднимаются в небо. Матрос на корабле Колумба кричит: Земля! Некий человек находит через Фейсбук девушку, с которой познакомился прошлым летом и, как казалось ему, потерял…
Мало что было. Много чего не было. Рыба, выброшенная на берег, не задыхалась, не ползла на плавниках к морю. Каин не убивал Авеля. Не двигалась земная ось, вымораживая землю. Воины Аттилы не пили кровь из черепов поверженных врагов. Рим не пожирал самого себя, задыхаясь в роскоши. Еретиков не сжигали на кострах. Пётр Первый не возводил город на человеческих костях. Не умирали солдаты в Бресте. Януш Корчак не рассказывал сказки детям в газовой камере. Комаров не разбивался в упавшем космическом корабле. Страны свободы и демократии не гнали своих солдат на земли, где есть нефть.
