Роман Артемьев - Рассказы по циклам и не очень
Про йогу я слышала, и потому согласилась – да, чем-то похоже.
- Серега-то в Питер свалил?
- Небольшая халтура.
Меня поражает их язык. Вроде бы простой и легкий в изучении, ничего похожего на наши времена «только что закончившееся прошлое», «недавнее прошлое», «старшее прошлое», «давнее прошлое» и «древность». Тем не менее, довольно скудный набор искупается образностью и огромной вариативностью выражения мысли. Например, слово «халтура» одновременно означает короткий неосновной заработок и работу, выполненную некачественно. Весьма символично.
- Дело хорошее – согласилась Васильевна, устраиваясь на скамеечке. – Лишняя копейка семье не повредит. Опять же, Серега нонеча непьющий, стало быть в дело пойдет. Ты-то сама как, на заработки уезжать не собираешься?
Местные пребывают в святой уверенности, что мужа я брошу. Это раздражает.
- Работать я могу и здесь. Писать статьи, посылать их в редакцию через интернет.
- Да о чем писать-то – махнула рукой бабушка. – Что тута делается-то?
- Читающей публике интересно, как живут люди в России – ответила я. Тему мы обсуждали, прорабатывая «легенду», так что говорила уверенно. – Сейчас все, связанное с Россией, популярно. Но если политических обзоров много, то быт не описан совсем. Обычная жизнь простых людей, таких, как вы.
- Я? – Васильевна выпрямилась и потуже стянула на груди платок. – Это ты про меня, что ли, писать станешь? В газету?
- Про вас тоже.
Кажется, я сказала что-то не то.
Ехать пришлось долго, не один час, да еще и дорога чудовищная. Отвратительного качества асфальт сменился столь же жуткой грунтовкой, построенной во времена незабвенного Леонида Ильича и с тех пор ни разу не ремонтированной, а мы все ехали, прыгали, чертыхались… Все-таки крепкие внедорожники японцы делают, этого у них не отнять. Правда, говорят, сейчас наши собираются выпускать «Тигр» в гражданском варианте, но сколько он будет стоить и когда его смогут приобретать частники? Обсудили, пришли к выводу, что не скоро.
Пленница малость оклемалась, с ужасом осмотрела салон, зеленую морду вашего покорного слуги, попробовала закатить истерику, получила щелбан и затихла. Поздно трепыхаться, милая. Приедем на место, там объяснят, с какой стати родная мать тебя в руки чужих дядей сдала. То есть дядей и тети, причем тетя – главная.
Конечной остановкой нашего путешествия стала заброшенная деревня Глубокое, чье название намекает на долгую и самобытную историю. Народу здесь никогда много не было, в лучшие дни пять дворов стояло. Жил в деревеньке люд тихий, любящий уединение и к любым историческим пертурбациям относящийся индифферентно, одинаково равнодушно относящийся и к закидонам батюшки-царя, и к политике сменивших его генсеков. Однако перестройке удалось то, на чем обломали зубы коллективизация, Война и сытая послевоенная жизнь – молодежь потянулась в город и не желала возвращаться. В результате сейчас в Глубоком жили двое – восьмидесятилетний дед Игнат и Любовь Леонидовна, получившая домик-развалюху в наследство от почившей бабушки.
- Ох ты Господи – встретившая нас женщина всплеснула руками. – Вот напасть! Сереженька, что с тобой?
К такой реакции на обновленную внешность я уже привык, но в данном случае отмазку «выпил что-то не то» лучше не использовать.
- На Карибах водоросль подцепил, когда купался. Вот, никак вывести не могу.
- Ужас какой – впечатлилась Любовь Леонидовна, молитвенно сложив руки перед губами. – Так ты хоть лечишься? Давай я своим позвоню, у них же в медицине знакомых много.
- Да мажусь всяким, но она уж больно глубоко засела. Ждем, пока сама отомрет.
- Вера, поздоровайтесь с Любовью Леонидовной – с оскорбительно-убийственной вежливостью посоветовал Стас. Будто с умалишенной разговаривает, честное слово. Хотя, в каком-то смысле, так оно и есть. – До конца лечения ей предстоит стать вашей нянькой.
- Я здорова!
- Конечно. Тридцать приседаний сделаете?
- Я в милицию пожалуюсь!
- Жалуйтесь. Только в лесу не заблудитесь, дороги тут сами видели какие. Чисто условное понятие.
- Чего мы во дворе стоим, давайте в дом пройдем – гостеприимно предложила хозяйка. – Посидим, встречу отметим.
- Я живу не для того, чтобы жрать! – заученно провозгласила Вера.
- Само собой, милая – не стала спорить мудрая женщина. – Но рюмочку за знакомство пропустить надо.
Любовь Леонидовна обладала редким талантом – она могла накормить любого. Сытого, толстого, невменяемого. Малейшая попытка отказаться от порции картошечки с мясцом или еще одного вкусненького кусочка пирожка в конечном итоге приводила к тому, что с трудом отдувающийся гость не мог встать из-за стола. Ссылки на диету или больной желудок не помогали, перед жертвой мгновенно появлялись блюда «совсем не калорийные, тебе полезно даже». Не понимаю, как ей удается, это какой-то гипно-мод.
Если в детстве вы считали, что работа заключается в хождении на завод или сидении в офисе, то вы глубоко ошибались. Деньги получают разными путями, более того, работа может приносить удовольствие! В случае с Любовью Леонидовной совмещение приятного с полезным выразилось в потакании таланту хлебосольной хозяйки. Говоря по-простому, она откармливала худых. Причем клиенты к ней в очередь записывались, хорошие деньги платили.
Основной контингент состоял из идейных анорексичек. Оказывается, нас окружает немалое количество идиоток, помешанных на собственном весе и желающих уменьшить его еще, и еще, и еще чуть-чуть, ну то есть пока мяса на костях не останется вовсе. Проблема чисто психическая, боятся девки растолстеть. По уму, следует их отвести к психологу, который бы вправил перекошенные мозги на место, но по разным причинам это бывает невозможно. Кто-то врачам не доверяет, кто-то не хочет получить компрометирующую, по его мнению, запись в карточке. Встревоженные родители часто обращаются, когда их чада напрочь отказываются от лечения (тут-то мы и выходим на сцену). Однако любительницами недоедать клиентура не ограничивается: за помощью обращаются актеры, которым срочно требуется располнеть, больные для реабилитации после долгого лежания в клинике… Короче говоря, без готовки Любовь Леонидовна не сидит.
На первых порах предложение показалось многообещающим. Почему бы действительно не взять у женщины интервью? Ее описание деревни и живущих в ней людей наверняка будет отличаться от описания Сергея, тем самым я получу лишнюю точку зрения на окружающий мир. Женщины всегда оценивают явления и события не так, как мужчины, это аксиома, а общаться мне предстоит в основном с женщинами, они социально активнее. Поэтому я взяла местный записывающий звук артефакт, активировала его и приготовилась слушать.
- Что рассказывать-то?
- Все, что сочтете нужным – рука непроизвольно сделала жест, уместный в беседе с Высокими. На меня посмотрели с недоумением. – В странах Европы есть интерес к российским реалиям. Обычные вещи: как живут люди, чего хотят, чего боятся, о чем мечтают.
- Да о чем в моем возрасте мечтать можно? – неожиданно засмущалась Васильевна. – В домовину скоро, а ты – мечтать.
- Домовина это, кажется, гроб? Странно. Сколько вам лет?
- Шестьдесят пять, но ты пиши пятьдесят восемь.
- Вы желаете уменьшить свой возраст? Зачем?
У нас, наоборот, считалось, что чем старше разумный, тем он опытнее…
- Затем. Женщине столько лет, на сколько она выглядит! У вас иначе, штоли?
- Мы не стесняемся своего возраста. Новую жизнь можно начать в любой момент. Разве вы не хотите новых впечатлений, ощущений?
- Новые ощущения мне внуки обеспечивают. Каждый день, поганцы, что-нибудь новенькое учудят, пороть устала. И хоть бы повторились раз, бисы иродовы!
- Они не со зла.
- Да уж ясное дело! – она разгладила юбку на коленях. – Не привыкла о себе говорить, это ж вроде исповеди, только не с батюшкой, а перед всем честным народом. Давай лучше о деревне. Вот ты спросила, чего я хочу – хочу, чтобы заново школу открыли. Так-то она при советской власти стояла, но закрыли ее, когда детишек, туда ходить, немного стало. А сейчас новых нарожали. Так-то они малые еще, семи нет, но времечко-то быстро пройдет, вырастут – не заметишь…
Постепенно она разговорилась, от меня требовалось лишь изредка вставлять ничего не значащие междометия и тогда поток слов не прерывался. Пусть Васильевна сказала, будто не привыкла рассказывать о себе, в реальности именно о себе она и рассказывала – о жизни, семье, подругах, планах. Не похоже на Сергея, тот видит мир иначе. И описывает его тоже по-другому, вцепится в тему и вертит ее со всех сторон, демонстрируя разными гранями. Васильевна же словно нанизывает бусины на нитку, от внуков быстро переходя к детям, рассказ о детях плавно перетекает на учебу в Ленинграде (странно, вроде бы город крупный, а в атласе упоминаний о нем нет), монолог о высоте домов внезапно обращается рассуждением о современных методах строительства.
