Дэн Уеллс - Фрагменты
Дэн Уеллс - Фрагменты краткое содержание
Дэн Уеллс
Партиалы - 2
Фрагменты
Часть 1
Глава 1
— Поднимем наши бокалы, — произнес Гектор, — за лучшего офицера Новой Америки.
Комната ожила звоном стекла и ревом сотни голосов: «Корнуэлл! Корнуэлл!» Мужчины наклоняли свои чаши и бутыли и, в унисон булькая, опустошали их, а затем резко опускали или даже бросали на пол, когда выпивка в них кончалась. Сэмм молча наблюдал, почти неуловимо подстраивая свою подзорную трубу.
Окно было мутным, но он все равно видел, как солдаты ухмылялись, корчили гримасы, хлопали друг друга по спине, смеялись над грубыми шутками и старались не смотреть на полковника. Линк в любом случае сообщит им о Корнуэлле всё.
Спрятавшись в деревьях с противоположной стороны долины, находясь далеко за пределами действия линка, Сэмм не мог похвастаться такой роскошью.
Он подкрутил ручку штатива, поворачивая микрофон на малейшую долю миллиметра влево.
С такого расстояния даже небольшое изменение угла поворота заставило звуки большой комнаты завертеться — диапазон слышимости перемещался из одной части помещения к другой. Голоса в наушниках Сэмма слились воедино, обрывки слов и фраз пронеслись быстрым пятном звуков, а затем раздался другой голос, такой же знакомый, как и голос Гектора, — это был Адриан, бывший сержант Сэмма.
— ...Так и не узнал, что поразило их, — говорил Адриан. — Линия врагов распалась, именно так, как было запланировано, но на несколько минут стало куда опаснее, чем было до этого. Враг был дезориентирован и палил по всему, что было перед ним, слишком яростно, чтобы остановить его. Корнуэлл все это время сдерживал фланг, ни разу не дрогнув, а сторожевая псина все выла и выла; она почти оглушила нас. Не существует псины более верной, чем та. Она обожала Корнуэлла. Это была последняя крупная битва из увиденных нами в Ухани[1], а пару дней спустя город был нашим.
Сэмм помнил ту битву. Ухань была взята почти шестнадцать лет назад, в марте 2061, и стала одним из последних павших в Изоляционную войну городов. Но это было место одной из первых встреч Сэмма с врагом; до сих пор он помнил звуки, запахи, резкий привкус пороха в воздухе.
Его разум загудел от воспоминания, а по мозговой коре пронеслись призрачные данные линка, что вызвало небольшой выброс адреналина. Инстинкты и навыки ответили почти мгновенно, и степень восприятия Сэмма усилилась, и он сидел, скорчившись, на склоне холма, готовясь к битве, которая существовала теперь только в его воображении.
Едва ли более, чем миг спустя, последовала противоположная реакция — успокаивающая волна близости. Он днями не пользовался линком, и внезапно появившееся ощущение, реальное или нет, оказалось почти болезненно приятным.
Сэмм закрыл глаза и постарался продлить момент, зацепиться за ощущение; он сосредоточился на воспоминаниях, заставляя себя заново их прочувствовать, ярче и ярче, но через несколько мимолетных мгновений они уже ускользнули. Он оказался в одиночестве. Открыв глаза, он снова взглянул в свою подзорную трубу.
К этому времени принесли еду; большие металлические подносы были завалены свининой, от которой шел пар. Стада диких кабанов встречались в Коннектикуте довольно часто, но по большей части в лесных чащах вдали от поселений Партиалов.
Должно быть, чтобы устроить пиршество, подобное этому, охоте пришлось зайти довольно глубоко в лес. Живот Сэмма заурчал при виде всего этого великолепия, но Партиал не шевельнулся.
Вдалеке солдаты напряглись, слегка, но все разом — линк предупредил их о чем-то, о чем Сэмму оставалось только гадать. «Полковник», — подумал он и переместил свою трубу, чтобы посмотреть на Корнуэлла. Тот выглядел так же плохо, как и обычно, — исхудалым и мертвенно-бледным — но его грудная клетка все еще поднималась и опадала, и в данный момент с ним, казалось, все было в относительно порядке.
Кроме, разве что, легкой маски боли. Мужчины в комнате игнорировали ее, и Сэмм решил сделать то же самое. Судя по всему, время еще не пришло, и празднество продолжалось. Сэмм подслушал еще один разговор — еще кто-то предался воспоминаниям о временах Изоляционной войны — и пару историй о революции, но ничто так сильно не возбудило его память, как рассказ сержанта.
В конце концов ему стало невмоготу от вида свиных ребрышек и чавканья, и Сэмм осторожно выудил из своей сумки пластиковый пакет с вяленой говядиной. Она едва ли шла в какое-то сравнение с сочными ребрышками, которыми наслаждались его бывшие сослуживцы, но все же это было кое-что. Сэмм вернулся к подзорной трубе и обнаружил, что майор Уоллис как раз поднялся, чтобы держать слово.
— Сегодня подполковник Ричард Корнуэлл не в состоянии произнести речь, но мне выпала честь сказать несколько слов от его имени.
Уоллис был медлительным; это касалось не только его походки, но и жестов и речи — каждое его движение было размеренным и обдуманным.
Он выглядел так же молодо, как Сэмм — восемнадцатилетним юношей — но на самом деле он его возраст приближался к двадцати — к окончанию «срока годности». Через несколько месяцев, а может быть, и недель, он начнет гнить, как сейчас Корнуэлл. Сэмм почувствовал дрожь и плотнее натянул на плечи куртку.
В пиршественной зале стало так же тихо, как и вокруг Сэмма, голос Уоллиса с силой разносился по помещению, высоким эхом отдаваясь в наушниках Сэмма:
— Я имел честь служить с полковником всю мою жизнь; именно он вынул меня из взращивающей капсулы, он же провел для меня курс молодого бойца. Он лучший из всех, кого я встречал, и замечательный лидер. Мы не имеем отцов, но, если бы имели, я хотел бы думать, что мой был бы таким, как Ричард Корнуэлл.
Он сделал паузу, и Сэмм покачал головой. Корнуэлл и был их отцом, во всех отношениях, кроме биологического. Он учил их, направлял, защищал — делал все, что должен был делать настоящий отец. Всё то, чего Сэмму никогда не доведется сделать.
Он подкрутил зум подзорной трубы, как можно сильнее увеличивая изображение лица майора. Слез не было, но глаза смотрели мрачно и устало.
— Мы были созданы, чтобы умереть, — продолжил майор. — Чтобы убить, а затем умереть самим. Наши жизни служили лишь двум целям, и первой мы достигли пятнадцать лет назад.
Иногда мне кажется, что наибольшая жестокость заключается не в самом «сроке годности», а в том, что нам пришлось ждать все эти пятнадцать лет, чтобы узнать о нем. Младшим из вас хуже всего, потому что вы уйдете последними. Мы были рождены в войну, и мы достигли нашей славы, а теперь мы сидим в зале угасания и смотрим, как умираем, один за другим.
Партиалы в комнате снова напряглись, на этот раз заметнее, некоторые подскочили на ноги.
Сэмм резко крутанул трубой, переводя ее на полковника, но то, что она была настроена для четкого изображения лица майора, заставило его растеряться, и несколько наполненных паникой мгновений он беспомощно осматривал комнату под крики «Полковник!» и «Время!».
В конце концов он отстранился, перенастроил оптику, и стал подбирать зум с расстояния почти в милю. Он нашел взглядом постель полковника, стоящую на почетном месте в передней части комнаты, и стал смотреть, как старик дрожит и кашляет, а из уголков его рта вытекают капельки черной крови.
Он уже выглядел трупом, его клетки разлагались, и тело гнило почти на глазах у Сэмма и остальных наблюдавших за сценой солдат. Полковник захрипел, сморщился, дернулся и замер.
Комната наполнилась тишиной.
Сэмм с каменным лицом смотрел, как солдаты исполняли последний посмертный обряд: не произнося ни слова, они открыли окна, отвели в стороны занавески и включили вентиляторы.
Люди встречали смерть рыданиями и речами, воем и скрежетом зубов.
Партиалы же встречали ее так, как могли только они: через линк. Их тела были созданы для сражений; умирая, они испускали набор информации, чтобы предупредить своих товарищей об опасности, а те, уловив ее, в свою очередь передавали дальше, бросая клич. Сейчас вентиляторы раздували воздух и разносили информацию по миру, так, чтобы все восприняли ее линком и узнали, что умер великий.
Сэмм замер в напряженном ожидании, позволив ветру обдувать свое лицо. Он и хотел этого, и не хотел; в единое целое сочетались близость и боль, общность и грусть. Гнетущим казалось то, как часто в последнее время одно приходило неотделимо от другого.
Он смотрел, как внизу, в долине, дрожали на ветру листья деревьев, как ветви мягко покачивались из стороны в сторону от дуновения воздушных потоков. Информация не дошла.
Он был слишком далеко.
Сэмм разобрал подзорную трубу и микрофон дальнего действия, запихнул их и небольшую солнечную батарею в сумку. Дважды осмотрелся вокруг, чтобы убедиться, что ничего не забыл; пластиковый пакет уже занял свое место в ранце, наушники были уложены в сумку, винтовку он повесил на плечо.
