Элеонора Раткевич - Меч без рукояти
Хэсситай явно лукавил, уходил от ответа – но Байхин решил не перечить: до сих пор мастер гнал его от себя, ни о чем не спрашивая.
– Жизнь, – согласился он и, помолчав, добавил: – Только… как тебе сказать… тесно мне было жить. Тесно и душно.
– Да пожалуй, – после короткого раздумья кивнул Хэсситай. – Младший сын младшей жены, или кто ты там… очень неопределенное положение.
– Да нет, – с недобрым коротким смешком возразил Байхин. – Как раз очень определенное.
– В каком смысле? – удивился Хэсситай.
– В самом прямом. Кто мне высшим приходится, кто – низшим и в какой степени… все как есть расписано. Кого каким поклоном уважить и кого какими помоями облить. Только низшие и высшие, и никого равного.
– А тебе так нужен был равный? – полюбопытствовал Хэсситай.
– Конечно, – ответил Байхин. – Я отчасти поэтому в тебя так и вцепился. Понимаешь, тебе я всегда могу подсунуть лягушку в ящик для фокусов.
– Не советую, – с ехидной прямотой предостерег Хэсситай. – Я ведь могу тебе в ответ клею в грим налить.
– Достойный ответ равного, – ухмыльнулся Байхин. – Вот поэтому я и могу подложить тебе лягушку. А иначе жить тесно. Над низшими подшучивать гнусно – они ведь не то что ответить, они даже обидеться не вправе, если шутка не по вкусу пришлась. А над высшими… здравый смысл не позволяет – себе дороже. – Байхин выразительно развел руками, а затем неожиданно ухмыльнулся. – Правда, по части здравого смысла у меня всегда было слабовато…
– Не сомневаюсь, – сухо отпарировал Хэсситай. – Даже странно, что ты до сих пор жив и шутки шутишь. Другому бы давно расхотелось.
– Ну нет, – неожиданно посерьезнел Байхин. – Я ведь только тем и выжил.
Разговор вновь оборвался: при всей своей словоохотливости Байхин явно не хотел продолжать тему, а Хэсситаю так и вовсе не до разговоров стало. Достаточно и того, что он уже успел услышать. Сколько уже раз он укорял себя за то, что ошибся в парне, – и вот опять… да что ж это делается? И как только ему в голову пришло дивиться, что вся жизнь Байхина была исполнена жгучей жаждой смеха? Неужто позабыл, как сам изнемогал от той же жажды, как дерзил мастеру Хэйтану, как тяжко отстаивал свое право смешить и смеяться? Почему он так упорно отказывался поверить, что Байхин той же породы, что и он сам? Отчего защищался, так яростно стараясь не понять?
А какая разница? Главное, что Байхин с ним и впрямь одной породы… а это значит, что отделаться от него не удастся. Пустые надежды. Нельзя оборонить человека от него самого.
При этой мысли Хэсситай испытал пронзительную боль – и в то же самое время невероятную легкость. Словно бы с него сняли тяжкий груз, с которым он уже свыкся настолько, что и замечать его перестал, и только сгорбленная спина все еще отвечает болью на попытку распрямиться…
За этими мыслями Хэсситай и не заметил, как впереди завиднелись ворота. В своей задумчивости он едва было не заплатил привратникам лишку – едва спохватился.
– Куда мы теперь пойдем? – поинтересовался Байхин, глядя, как Хэсситай прячет свой изрядно отощавший кошелек.
– Вон туда, – флегматично отозвался Хэсситай. – Там есть небольшой городок.
– Выступать будем? – радостно оживился Байхин. Хэсситай помотал головой.
– Выступать мы там не будем, – отрезал он. – И вообще о том, что мы с тобой киэн… помалкивай, ладно?
Хэсситай был почти уверен, что удивленный Байхин приступит к нему с расспросами, и даже почувствовал легкую досаду, когда тот лишь кивнул в ответ – и только. А о чем досадовать, если вдуматься? Сам всю дорогу от него таился – вот и перестал парень расспрашивать, а навязываться с объяснениями нелепо. Ну да это беда поправимая. Со временем все он Байхину расскажет. А пока довольно и того, что наказ его парень выполнит. Хоть не так будет велика для него опасность…
Однако снова всем надеждам Хэсситая было суждено рассыпаться в прах.
Не только полотнище с городским гербом свисало с поперечины над тяжелыми воротами. Рядом весело трепыхался на ветру белый флаг с огромной черной слезой посредине. При виде него Хэсситай так и замер.
– Вот оно что, – с ненавистью выдохнул он сквозь сжатые зубы. – Послушай… ты, конечно, можешь решить, что я снова выискал предлог от тебя отделаться. – Он вынул кошелек и протянул его Байхину, избегая смотреть в глаза. – Думай, если хочешь. Об одном прошу – беги отсюда без оглядки. Денег тебе на проход через гору хватит… а прочее – не твоя забота.
Глава 7
Байхин ничего не ответил. Он просто молча стоял и смотрел на протянутую руку. Долго смотрел. До тех пор, пока она не опустилась, все еще сжимая кошелек.
– Ты всерьез полагаешь, что я брошу тебя и пущусь наутек? – негромко поинтересовался Байхин, по-прежнему не отрывая тяжелого взгляда от зажатого в ладони кошелька.
– Нет, – честно ответил Хэсситай, неловким движением запихивая кошелек за пазуху. – Но очень бы хотелось.
Он сел на обочину и смущенно погладил придорожную траву, пышную, сочную, летнюю – зима и впрямь осталась позади. Потом его руки задвигались, поправляя пояс и разглаживая несуществующие складочки кафтана – опять-таки без всякой к тому надобности.
– Даже и не мечтай, – сухо посоветовал Байхин. – Привычки у меня такой нет – друзей в опасности бросать. И удирать, перепутавшись невесть чего, – тоже.
– А ты перепугайся, – в тон ему ответил Хэсситай. – Целее будешь. Я тебе даже подскажу – чего.
– Сделай милость, – хмуро откликнулся Байхин, ковырнув ногой небольшой камешек.
– Изволь. – Хэсситай потеребил немного пояс, будто не вполне понимая, на что создана эта странная вещь, потом вздохнул, рывком развязал его и скинул теплый дорожный кафтан. – Надо же, до чего жарко… сразу как-то и не заметил, а ведь так солнце припекает…
– Я тебя слушаю, – безжалостно прервал его Байхин.
– Тебе когда-нибудь сказки слыхивать доводилось? – Вопрос был далеко не праздным: во многих знатных семействах слугам строго-настрого запрещалось тешить молодых господ низменными россказнями, годными разве что для услаждения слуха черни.
– Доводилось, – кивнул Байхин.
– А про дочь короля, которая не умела смеяться, слышал? – все еще избегая смотреть Байхину в глаза, осведомился Хэсситай. – Которая смертной тоской заболела…
– Смотря какую, – со странной сдержанностью ответствовал Байхин. В другое время Хэсситай бы призадумался о причинах подобной уклончивости, но теперь ему было не до того: он размышлял, как бы ему посильнее испугать Байхина, чтобы тот и думать забыл следовать за своим мастером.
– Ну как же, – напомнил Хэсситай. – Дочка разучилась смеяться, и его величество посулил выдать ее за того, кто рассмешит… а потом было хотел уклониться от своей клятвы, да не получилось. Помнишь?
– Да, – совсем уже безо всякого выражения произнес Байхин. – Там еще вроде незадачливым шутам головы рубили.
– Сказочка эта не на пустом месте взялась, – задумчиво сообщил Хэсситай, теребя травинку. – Хотя на самом деле кое-что было не совсем так… а знаешь, что именно?
– Не знаю, – бесцветным голосом вымолвил Байхин. – Но догадываюсь. Папаша-король не потому претендентам на руку дочери головы рубил, что опозорились. Он просто боялся, что кто-нибудь со второй попытки сумеет рассмешить принцессу.
– Откуда ты знаешь? – Хэсситай чуть не взвыл от изумления, до того верно догадка Байхина совпала с действительностью.
– Не знаю, – вздохнул Байхин. – Догадываюсь. Полагаю, у папочки-короля свой жених был для любимой дочки припасен… тот самый, за которого она идти отказалась… а потом и захворала этой… тоской. – Последнее слово он выговорил с таким отвращением, какого Хэсситай едва ли мог от него ожидать. Так говорят не о болезни сказочной принцессы, а о личном недруге.
– Правда твоя, – признал ошеломленный Хэсситай. – Но как ты угадал?
– А разве могло быть иначе? – пожал плечами Байхин. – Тоска смертная – это ведь не простая болезнь. Сначала человек забывает, как смеяться… а потом умирает… или становится послушным… очень послушным. Что ни прикажи, все сделает. Если бы принцесса выжила, она бы короля послушалась. И замуж бы пошла безропотно. Так что не сама она по себе заболела. Наверняка отец-король поспособствовал… а может, не только он. Но это дела не меняет. Пусть не он первый надумал – но ведь от совета не отказался.
И снова догадка Байхина оказалась ужасающе верной. Или… не просто догадка?
– А как от смертной тоски лечат, знаешь? – поинтересовался Хэсситай.
– Смехом, чем же еще, – устало повел плечами Байхин. – В сказке же сказано. Если удастся рассмешить… вот только обычно не удается.
– В сказке сказано, – пробормотал Хэсситай. – Может, ты вдобавок знаешь, откуда смертная тоска берется? Про это в сказке ничего не говорится.
– Изволь, – произнес Байхин, невольно передразнивая Хэсситая. – Достаточно наложить чары на любую заразную болезнь… дело мерзкое, таким даже черные маги брезгуют, но какой-нибудь честолюбивый и бездарный чародей может поддаться на уговоры… вроде заклинание не из сложных. Только больного потом надо взаперти держать, иначе все кругом поперезаразятся. Очень уж летучее поветрие. Папочка-король недаром дочку свою в башне запер и близко к ней не подходил. Не то и сам тоску подцепил бы… а ему это и вовсе ни к чему.
