Кэрол Берг - Превращение
Глава 22
Весь конец дня я просидел на пороге дома, прислонившись к дверному косяку. Я одновременно прислушивался к стонущему во сне Александру и наблюдал за жизнью поселка, это помогло мне выбросить из головы всякие мысли о Исанне и Рисе. Так же уверенно, как солнце, идущее на закат, из леса возвратился встреченный нами утром человек. Теперь он толкал перед собой пустую тележку и, пройдя мимо домов, скрылся за холмом. Какая-то пожилая женщина пригнала с поля небольшую отару овец, ей помогал вертящийся у нее под ногами щенок. Единственное, что взволновало меня, были двое мальчишек, которые ехали на лошади; они специально гнали ее по центру дороги, по лужам, и заливались счастливым смехом каждый раз, когда из-под копыт вылетал фонтанчик брызг. Из домика Архива высунулась девушка, она побранила мальчишек, и те поворотили в сторону леса. Я улыбнулся. Как только сердитая девушка скрылась в дверях, мальчишки снова принялись за свое. Некоторые вещи в жизни не меняются никогда.
Прошел час. Из школы выбежала стайка детей, человек пятнадцать, может быть, двадцать. Они разлетелись в разные стороны. Некоторые спустились к реке, другие ушли в лес. Две малышки направились к дому Ткачихи. Возможно, одна из них станет потом Ткачихой, душой эззарианского общества. Моя мать была Ткачихой в нашем селении, пока не умерла от лихорадки. Мне тогда было двенадцать лет. Еще две девочки и мальчик – они были постарше остальных – сидели на камнях у школы и что-то горячо обсуждали. Они размахивали руками, оставляя в воздухе следы – серебряные дорожки. Беседы о мироздании, понял я, вспомнив сотни подобных разговоров, в которых сам когда-то принимал участие. Попытки понять, почему из множества народов только эззарийцы были призваны спасать души людей от демонов. Вера в то, что в один прекрасный день все другие осознают это, и тысячи незнакомых людей, существующих, не зная зачем, и не понимающих, что было сделано для них, станут жить достойно и осознают красоту своей души. Я позавидовал на миг наивности и невинности этих детей.
Ведунья пришла за нами сразу после заката, как и обещала. К этому времени дорога опустела, и я заметил ее зеленый, сливающийся с тенями деревьев плащ только тогда, когда она уже стояла у дверей нашего дома.
Странно, что она пригласила нас к себе. Чужаков. Просителей. Жители этой страны были искренни, когда сердечно приветствовали пришедших за помощью, и великодушны сверх всякой меры. Но дома эззарийцев являлись их собственным убежищем, теплым, уютным углом тех, кто жил слишком близко к ужасу и безумию. Какой-то циничный голос в моей голове твердил, что эта женщина тоже стала жертвой обаяния Александра и его высокого положения. Но я быстро отогнал недостойную мысль и строго сказал себе, что все обстоит именно так, как и должно. Она пригласила его из сочувствия и природной доброты, еще, возможно, из желания поговорить с новым для нее лицом.
Сколько помню, Эззария отделена от остального мира. Это просто необходимо. Мы не позволяли другим знать о нашем служении, что могло бы привлечь к нам внимание демонов или агрессивных людей, которые попытались бы помешать нашей работе. В былые времена существовало множество отрядов Ловцов, которые выходили в большой мир и приносили новости, информацию, книги. Теперь, когда эззарийцев так мало и все они вынуждены скрываться, таких отрядов наверняка совсем чуть-чуть, поэтому общение с незнакомцами могло сделаться интересным и полезным.
Я встал, когда ведунья подошла, поклонился и открыл ей дверь.
– Добрый вечер, – произнесла молодая женщина, снимая с головы капюшон. Она старалась не смотреть на меня.
– Добрый вечер, – отозвался я, так и не произнеся готовые сорваться с языка извинения. Я должен был избегать интереса с ее стороны, равно как и дружеского участия. Я должен держаться особняком, чтобы она продолжала смотреть на меня как на живое человеческое существо, пусть и очень грубое.
Александр сидел за столом, уставившись в чашку с назрилом. Когда я разбудил его на закате, он жаловался, что проспал не больше часа. Действительно, у него под глазами залегли темные круги, лицо поблекло. Но при виде ведуньи принц мгновенно приободрился. Он снял с крючка плащ и завернулся в него драматическим жестом.
– Наконец-то! Я уже начал сомневаться в эззарианском гостеприимстве. Ведите меня, прекрасная госпожа. Куда угодно.
Она не смогла скрыть своего изумления под маской серьезности и официальности:
– Я думала, наша деревня кажется вам скучнейшим местом после того, к чему вы привыкли. Я могу предложить всего-навсего приятную, несмотря на холод, прогулку, простой ужин и беседу. Совсем не то, что могло быть при дворе в Загаде.
– Не важно – где, главное – с кем. – Александр предложил ей руку, она кивнула и оперлась на нее. Когда они выходили, принц усмехнулся мне и позвал: – Пойдем… Пайтор. Ты же не хочешь, чтобы все удовольствия достались только мне.
Я потащился за ними, проклиная дерзийских принцев и повороты судьбы. Подобные беззвучные проклятия стали моей привычкой в последнее время.
К несказанному изумлению Александра, наша хозяйка освещала нам путь собственной рукой. Серебряные лучи, похожие на свет луны, указывали дорогу. Узкая тропинка все время разветвлялась, уводя в лес, где в темноте под деревьями светились огоньки. Оттуда тянуло дымом костров.
Я – изгой! – вот что терзало меня с того момента, как мы вышли из дома для гостей и пошли в сторону леса, вслед за ведущими нас лучами. Это мучение становилось невыносимым. Когда я вдыхал чистый воздух, воспоминания шевелились во мне: я помнил каждое нечистое прикосновение, каждую ночь, которую я был вынужден проводить рядом с незнакомыми мне мужчинами или женщинами, каждый глоток грязной воды, пищу, которая никогда не была святой, а только полусгнившей, или взятой от нечистых животных, или же выращенной на удобренных навозом полях… Чужие люди проливали мою кровь, я касался руками их нечистот, мое тело, призванное служить справедливости и чести, было изранено, покалечено и брошено к ногам тех, кто считал себя богами. Очевидно, что это не моя вина. Я не сделал ничего, чем мог бы заслужить подобное мучение, хотя многие мои соплеменники не поверили бы мне. Но этот довод, тот самый, что я приводил Ллиру, не помогал мне самому. Пока я шел за Александром и эззарианской женщиной, я желал только одного – бежать из этого места как можно дальше, бежать не останавливаясь.
– Пришли, – произнесла ведунья, сворачивая влево и переходя по узенькому мостику через ручей. Из окон большого дома лился приятный желтый свет, напоминая об уюте, дружелюбии и тепле. Быть Смотрителем означало отделить себя от остальных, полагаться только на себя и того, кто будет ждать тебя у Ворот. Остаться навсегда одиноким и погруженным в себя. Эти умения и привычки помогли мне сохранить мою жизнь и разум в бесконечном рабстве, но годы страданий не прошли бесследно. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким.
– Входите, погрейтесь. – Она толкнула дверь и вступила в дом. Александр шагнул за ней. Я остановился на пороге и замер, тупо уставившись внутрь.
Комната была довольно велика, дощатый пол застелен ткаными половиками в коричневатых и зеленых тонах, на стульях лежали подушки, темный сосновый стол был покрыт вышитой скатертью. Теплые цвета ранней осени царствовали кругом. Бросалось в глаза множество книг, бумаг, по углам стояли корзины с рукодельем, орехами и сосновыми шишками. На одном конце длинного стола я заметил три прибора. На другом стояла ступка с пестиком и возвышалась стопка небольших холщовых мешочков. Наверное, ведунья раскладывала сушеные травы, оставшиеся с прошлого сезона: пучки трав висели на стене, несколько связок лежало рядом со ступкой. В комнате пахло тимьяном, розмарином и жареным мясом. На стенах висели коврики, мастерски вышитые. На некоторых были простые изображения, только контуры, на других – объемные картины из жизни Эззарии.
Хозяйка сняла плащ и повесила его на деревянный крючок рядом с дверью.
– Входите же, – обратилась она ко мне. – Весна поздно приходит в эти края, а по ночам здесь всегда холодно.
– Я не могу. – Мой ответ прозвучал глупо. – Я подожду на улице… или вернусь в тот дом. Я не могу… есть за одним столом с принцем. – Я нес чепуху, лишь бы не оставаться, лишь бы не входить внутрь. Как я могу остаться в плаще с капюшоном в такой комнате?
– Войди, – мягко попросил меня Александр. – Мой слуга очень плохо переносит холод, – пояснил он женщине. – Если он останется в капюшоне, это очень оскорбит ваши традиции?
– Он может оставаться как захочет. Подойди к огню, погрейся, – повернулась она ко мне. – Мне понадобилось три года, чтобы привыкнуть к холодам. Ты тоже с юга?
– Да, – невнятно пробормотал я и шагнул внутрь. Она закрыла дверь и взяла у принца плащ, потом извинилась и вышла в дверь слева.
