Стив Эриксон - Врата Мёртвого Дома
Затишье стряхнул крошки, оставшиеся от трапезы. Сидя в полном молчании, Антилопа заметил, что капитан с ужасом смотрит на свои собственные руки – без всякой видимой причины они начали неистово трястись. Почувствовав, к своему удивлению, огромную досаду, историк отвернулся и увидел спящего
Листа, приклонившегося к деревянной скамейке повозки. На лице юноши отражались ужасные переживания: кошмары не давали покоя даже молодым. «Я мог бы разбудить паренька, однако нам чрезвычайно важно знать содержание его вещих снов. О, как же жестокосердны стали люди».
Капитан вздохнул, с трудом справившись со своей неприятностью, и произнес:
– Скажи-ка, должны ли люди находить объяснения тем событиям, которые произошли на переправе, историк? Ты прочел огромное количество книг совершенно разных мужчин и женщин... Каким образом смертные оправдывают войны, в которые ввязываются их племена? Неужели каждый из выживших – солдат или нет – начинает понимать, что война делает людей совершенно другими? В кого мы превращаемся? Что происходит с жизненными ценностями? Может быть, мы становимся слишком человечными?
Антилопа молчал в течение нескольких минут, разглядывая грязь вокруг большого булыжника, на котором он сидел. Затем, прочистив горло, он произнес:
– У каждого из нас есть свой собственный порог терпения, друг. Солдат ты или нет, после этой переправы душа человека становится совсем другой. Такое впечатление, что мир вокруг нас начал жить своей собственной жизнью... Или это только кажется... Будто бы смысл жизни стал совсем другим – человек видит, но не чувствует. Боль, живущая внутри, начинает казаться далекой, ничего не значащей... У меня нет ответов, Затишье, так как все вопросы сгорели дотла. Более человечный или менее – решать только тебе самому.
– Неужели подобные мысли не описаны в трудах исследователей, священников, философов?
Антилопа усмехнулся и опустил глаза.
– Да нет, предпринимались многие попытки... Однако те немногие, что пересекли свой собственный предел... они описывают откровение очень скупо... Они не хотят, чтобы об этом знал кто-то еще. Как я уже сказал, подобные события не добавляют мудрости: мысли, словно вечные странники, блуждают в потемках... А затем они просто-напросто теряются.
– Теряются, – повторил капитан. – Согласен с тобой.
– Нам-то, Затишье, еще повезло: подобное откровение пришло на закате жизни. А что же делать с детьми? Они полны отчаянья.
– Все равно мне нужен ответ, Антилопа, иначе я сойду с ума.
– Ловкость рук, – ответил историк.
– Что?
– Вспомни о волшебстве, прошедшем через всю твою жизнь. Вспомни о безумной магии, свидетелями которой мы стали. Она внушает благоговейный трепет и ужас. А затем вспомни о трюкачах в образе детей, вспомни об иллюзиях и искусных проделках, что они вытворяют с помощью рук. Это же просто чудеса!
Капитан, погрузившись в раздумья, замолчал. Затем он поднялся на ноги и спросил:
– Так в этом и заключается ответ?
– Извини, дружище, но ничего другого я предоставить тебе не могу.
– Да нет, старик. Думаю, сказанного вполне достаточно. В принципе, подобное должно было произойти, правда?
– Да, именно так.
– Хм, ловкость рук... Историк кивнул.
– Других вопросов задавать не стоит – просто наш мир не обладает достаточной мудростью, чтобы ответить на них.
– В таком случае, где же искать истину?
– В самых неожиданных местах, – ответил Антилопа, также поднимаясь на ноги. В этот момент где-то впереди раздались крики, возвещающие об окончании привала. – Если ты борешься со слезами и со смехом, капитан, то когда-нибудь к тебе обязательно придет прозрение.
– Только позже, историк.
– Да, согласен.
Посмотрев на спину капитана, удаляющегося в сторону своего подразделения, Антилопа задумался: а что если все, сказанное этому человеку, окажется полным бредом?
Возможность подобного расклада сейчас, спустя несколько часов после того разговора, казалась ему еще более правдоподобной. Антилопа ненавидел эти мелкие, безотчетные мыслишки, которые настигали его в самый неподходящий момент с утра и оставляли после себя плохое настроение на целый день.
Они продолжали свое путешествие в клубах пыли под прикрытием небольшого количества оставшихся бабочек.
Дон Корболо преследовал войско сзади, предпринимая многочисленные мелкие вылазки, направленные на тыловые отряды Колтайна. Однако окончательное большое сражение он решил оставить напоследок – как только войска выйдут на твердую почву. Тем не менее даже Корболо спасовал, когда увидел Ватарский лес во всей своей красе.
Среди многочисленных кедров то там то сям все чаще появлялись небольшие деревья, они по прошествии огромного количества лет превратились в камень. Шишковатые и извитые окаменелые стволы окружали небольшие каменные предметы, предназначение которых никто не мог понять. Антилопа догадался: это были жертвенники. Ими перестали пользоваться много тысяч лет назад, и с тех пор здесь вырос густой лес. Историк вспомнил, что последний раз он видел подобные предметы в одном из священных мест – в центре оазиса, располагающегося к северу от Хиссара. Антилопа вспомнил большие бараньи рога, заключенные в ветвях огромных деревьев. Да, подобные жертвенники были наиболее человечными среди всех оккультных предметов Ватара.
«Тлан Аймасс, без всякого сомнения. Их лица в вечной ухмылке смотрят на нас со всех сторон... Черепа видны в каждой гирлянде замшелой каменной коры, а темные глазницы показывают направление пути. Это же кладбище, но не древних предков Тлан Аймасса, а их самих».
«Ах, видения Листа о древней войне... Вот они, ее последствия». Стали видны полуразрушенные платформы и решетки, окруженные каменными ветвями. Словно пальцы древних рук, они закрывали покоящиеся внутри скелеты от внешних глаз.
«По завершении войны сюда прибыли те, кто остался в живых. Они больше не могли нести на плечах своих мертвых товарищей и решили создать здесь их вечную обитель. Души Тлан Аймасса не могут присоединиться к Худу, они не могут даже покинуть своей темницы, состоящей из высохшей плоти и костей. Согласно древней традиции, их тела не подлежат погребению, иначе живой душе под землей никогда не будет покоя. А теперь каждая душа способна смотреть друг на друга, а также на редких путешественников, забредающих в эти края...»
Капрал Лист видел это прошлое так же четко, как и настоящее. Никто, кроме него, не мог поведать миру о событиях, произошедших несколько тысячелетий назад. Знание прижало его к земле. «То же самое происходит с каждым из нас, кто берет на себя непосильную ношу. Тем не менее, ох как хочется овладеть этим знанием».
Далее начали появляться пирамиды из камней, вершины которых венчали тотемные черепа. «Это не курганы, – вспомнил Антилопа слова Листа. – Это места столкновения древних кланов. Именно там Ягуты нападали на своих жертв».
День клонился к закату, когда караван достиг последней возвышенности. Это был пригорок из огромного количества мелких булыжников базолита, под ним проглядывалась известняковая коренная порода винного цвета. Плоские безлесые участки грунта были окружены по спирали валунами побольше, образующими длинные коридоры. Кедр постепенно сменялся соснами, а число окаменелых стволов практически сошло на нет.
Антилопа и Лист следовали в последней трети колонны. Раненые были прикрыты весьма потрепанным арьергардом пехоты. Когда последняя повозка и оставшийся в живых скот спустились со склона и вышли на ровную землю, войска мгновенно распределились по стратегическим позициям и стратегическим природным укреплениям.
Лист остановил повозку и поставил ее на тормоз, а затем вылез с козлов и посмотрел на Антилопу преданными глазами.
– С этой позиции нам будет обеспечен максимальный обзор, – произнес историк.
– Так было всегда, – ответил капрал. – Если бы мы шли во главе колонны, то самыми первыми и наткнулись бы на них.
– На кого или на что?
Кровь покинула лицо юноши: перед глазами вновь возникло видение – другой мир, другое время, видимое глазами странного существа. Через минуту юноша содрогнулся, вытер тыльной стороной руки потный лоб и произнес:
– Я покажу тебе.
Они двигались через толпу людей в полном молчании. Солдаты, равно как и беженцы, передвигались, словно роботы: люди были практически безжизненными, а попытки разбить хоть какой-то лагерь выглядели если не смешными, то крайне печальными. Никто не пытался поднять палатки: люди бросали скатки на скалу и падали сверху. Недвижимые дети смотрели на своих родителей, словно старики.
В лагере виканов ситуация была не лучше. Перед глазами людей вновь и вновь возникали кровавые сцены недавних событий, причем ни один не мог от них скрыться. Каждая попытка наладить нормальную жизнь разбивалась о воспоминания из прошлого.
