Владимир Аренев - Правила игры
Наконец совещание закончилось и офицеры стали расходиться. Укрин негромко переговаривался с неизвестным «счастливчику» типом, но, заметив Тогина, Клинок оставил собеседника.
– Явись ко мне, как только освободишься, – велел Брат. – Ты ведь у нас теперь десятник без десятки, так?
Шрамник кивнул, поскольку Укрин и сам отлично знал ответ.
– Хорошо. Что-нибудь придумаем.
Вольный Клинок догнал неизвестного типа и продолжал о чем-то говорить.
Тогин же вошел в кабинет к Шэддалю.
Старэгх сидел за массивным каменным столом, уставившись в точку чуть ниже уровня глаз – уставившись так, словно там, в этом невидимом остальным людям центре, скрывается ответ на все вопросы, которые его мучают. Тогин догадывался, что в эти дни Шэддалю приходится очень тяжело – тяжелее, наверное, чем многим из них, потому что на плечах у бывшего сотника, а ныне – старэгха слишком много всего: чужие смерти, чужая боль, чужое поражение. Вернее, даже не так: свои смерти, своя боль, свое поражение. Тогину стало неловко оттого, что он отвлекает этого человека от более важных дел.
Но Шэддаль уже поднял взгляд на вошедшего и указал на стул у стены:
– Садись, десятник.
Тогин опустился на мягкое сиденье, не решаясь откинуться на обитую дорогой материей спинку, чтобы не запачкать ее. Он неловко пошевелился, выпрямляясь, и это было тотчас замечено старэгхом.
– Обернись, – велел он. – Ну же, обернись. Тогин послушно посмотрел через плечо.
– Видишь, материя уже выпачкана. Так что садись так, как тебе удобно, и не смущайся, десятник. В крайнем случае поменяют обивку. После войны, разумеется. Садись как удобно. – Он помолчал и проговорил приглушенно, скорее для себя, нежели для Шрамника: – Ложь, что нет незаменимых людей! Каждый – незаменим. А вот мебели в этом мире всегда будет предостаточно, пока остаются люди. – Старэгх сцепил пальцы в замок и поднял тяжелый, глубокий взгляд на «счастливчика»: – Я благодарю тебя, десятник. За то, что спас мальчика. Если бы Хранитель Хиффлос знал это, думаю, ему было бы легче умирать. Впрочем, я почему-то уверен, что Ув-Дай-грэйс передаст эту радостную весть господину Хранителю. Тогин поднялся:
– Простите, старэгх, я не знал...
– Разумеется, десятник, не знал. Теперь – знаешь. Где сейчас мальчик?
– Спит, наверное. Когда мы пришли, Укрин отправил его на кухню и велел, чтобы его накормили.
– Понятно. Насколько я знаю, весь твой десяток остался в Юго-Восточной?
Тогин склонил голову:
– Да, старэгх. И то, что я здесь...
– ... совершенно ни о чем не говорит! – прервал его Шэд-даль. – Будь мудрее, десятник. Это война. То, что ты выжил, не лишает тебя твоей чести, отнюдь. А в том, что ты спас наследника Хранителя, я вижу знак небес. (Пускай даже небеса последнее время редко посылают нам знаки.) Я поручаю тебе заботу о мальчике. Отыщи его и сделай так, чтобы он выжил в круговерти тех событий, которые очень скоро навалятся на нас... Род Хранителей не должен прерваться. Кое-кто твердит, что это просто предубеждения, но я предпочитаю думать по-другому. И потом, зачем рисковать – верно?
– Верно, старэгх.
– Тогда изволь приступить к своим обязанностям, десятник.
– Слушаюсь.
– Ступай.
Вот так вот. А ты уж начал обвинять Хранителя Хиффлоса... Боги, но что мне теперь делать с мальчишкой?!
Тогин по-прежнему считал, что мало подходит на роль наставника. Но оспаривать приказ самого старэгха не собирался. Вот и угодил между двух огней... между трех – остаются еще Укрин с Согом.
Уверенный, что в ближайшее время наследнику Хранителя ничего не угрожает, Шрамник решил навестить Укрина. С подобными неприятными делами он предпочитал не затягивать, развязывая их как можно скорее.
Брата он нашел в кабинете, задумчиво вертящего в руках письменную палочку.
– Значит, так, – начал тот, как только увидел перед собой Тогина. – Поскольку твоя десятка пропала, я выделю тебе новую. Но...
– Но.
– Что? – сбившись, моргнул Укрин.
– Старэгх уже назначил меня. Так что извини.
– Кем?
– Наставником сына почившего Хиффлоса.
– А-а... – Вольный Клинок на мгновение задумался, потом кивнул: – Да, хорошо. В таком случае – удачи, господин наставник.
Поколебавшись, Тогин все же изобразил некое подобие поклона, после чего покинул Брата.
Боги, что же творится с нами?! Клинки играют в странные игры – используя друг друга, становятся сторонниками либо противниками государственной власти! А ведь до этого времени мы никогда не вмешивались в державные дела. Тем более если вставал выбор между Братством и официальными властями. Что же с нами творится?!
Закончив перебинтовывать рану, Шрамник отправился на поиски своего нынешнего подопечного.
Сын Хранителя Юго-Восточной мирно спал на узкой лежанке в кухонной раздевалке. Кто-то заботливо укрыл его теплым одеялом, сложенным вдвое, но во сне мальчику стало жарко и он сбросил его с себя.
Тогин мрачно посмотрел на раскрасневшееся худое лицо, на драную одежду.
Они с Тэссой еще в самом начале решили, что обойдутся без детей. «Может быть, когда-нибудь позже, но не сейчас». Тогин всегда испытывал смешанные чувства при общении с этими созданиями, словно они – некая третья категория людей, не мужчины и не женщины. Слишком искренние, слишком злобные, слишком непосредственные. Разумеется, у богатых все совсем по-другому: няньки и воспитатели делают детей правильными, и родителям не приходится страдать от еженощных воплей младенца или беспокоиться о том, где пропадает мальчишка, когда на дворе уже глубокая ночь. Но это – у богатых, а Тогин чаще сталкивался с другими – с босоногими замурзанными демонятами, шныряющими по рынку; с тощими девочками, торговавшими собой в узких переулках и готовыми в случае необходимости выцарапать «гнилому клиенту» глаза. И он не желал множить ни тех ни других. Может быть, когда-нибудь позже, но не сейчас.
И вот – его назначили наставником. Боги порой выказывают удивительно тонкое чувство юмора.
Мальчик словно ощутил на себе тяжелый взгляд Шрамника. Он вздрогнул и раскрыл глаза.
– А, это ты... – сонно протянул «подопечный». – А мне приснился такой дурацкий сон... – Взгляд мальчика заметался: тот наконец понял, где находится. – Как?.. Почему?..
Он замолчал, кусая кулак и морщась, чтобы не заплакать. Удивительно: его одногодки наверняка бы разревелись. Наверное, сказывается воспитание отца.
– Мы можем уйти отсюда? – сдавленным голосом спросил мальчик. – Куда-нибудь, лишь бы не здесь... Тогин так ничего и не понял, но кивнул:
– Пойдем.
Они вышли из кухни и остановились в коридоре. Только сейчас Шрамник понял, что ему некуда идти, ведь его еще не определили ни в одну из казарм. Ну а мальчику – тем более некуда податься.
Тогин посмотрел на своего маленького спутника. Тот лишь сейчас дал волю слезам – видимо, не мог больше сдерживаться.
– Поплачь, – сказал Клинок. – Иногда помогает. Лучше не сдерживаться.
«Подопечный», рыдая, отмахнулся:
– Не понимаешь! Там – кашевары. Не мог же я при них... Шрамник промолчал.
– О! – воскликнули у него за спиной. – Ну-ка, посмотрим, что тут у нас.
– Господин Дулгин! Вы знаете? про папу?..
Лысый щурящийся мужчина кивнул:
– Слышал, Гайхилл. Мне искренне жаль, что он погиб. Но, может быть, тебя немного утешит то, что он храбро сражался. Твой отец многим дал возможность спастись.
Эх, господин Дулгин, все всегда твердят одно и то же: он храбро сражался. Но я по своему опыту знаю – это совсем не утешает тех, кому говорят подобные слова.
– Спасибо, – сказал Гайхилл. – А что мне делать теперь?
Мужчина сморгнул:
– Пойдем, я устрою тебя в лазарете. Там, правда, тесновато... Но много раненых, и поневоле приходится терпеть.
– Простите, господин Дулгин, но старэгх велел мне заботиться об этом мальчике, – вмешался Шрамник.
– Н-да? Ну что же, тогда мое приглашение распространяется и на вас, господин...
– Тогин.
– Очень приятно. Пойдемте – если, разумеется, у вас не было на этот счет никаких других мыслей. Клинок покачал головой:
– Не было. Моя казарма сейчас находится южнее, и там вряд ли можно разместиться с удобствами.
– Н-да, – протянул лекарь. – Тогда – идемте. По дороге он рассказывал:
– Очень много раненых. Не справляемся, просто не справляемся. Местные лазареты не приспособлены для таких количеств. Н-да.
Они спустились на несколько этажей ниже и очутились в череде комнат, пропахших болезнями. На лежанках и даже на полу – лежали раненые. При виде их Тогин искренне удивился: и это называется «много»? Здесь ведь в основном попавшие сюда еще до штурма Юго-Восточной – отосланные из-за того, что тамошние лазареты были переполнены. Ну и плюс те, кто добрался сегодня сюда будучи раненным. И все равно – особенно тяжелых случаев нет. Что же будет через несколько дней, когда зумины примутся за Северо-Восточную?
В это время в лазареты вошел низенький взволнованный человечек. Не обращаясь ни к кому конкретно, он воскликнул:
