Уитли Страйбер - Оборотни
Вожак предупредил: «Не спешите, выждем». Он знал, что ситуация может оказаться неблагоприятной. Внезапно его захлестнула ненависть к этому месту. Слишком много скопилось здесь людей. Это становилось омерзительным: двое крепких и молодых снаружи плюс эти двое и еще один пожилой в подвале. Но даже в приступе злобы он вспомнил: «Наши дети не должны убивать их детей». Преодолевая свои опасения, вожак медленно направился к двери комнаты, в которой они обрели пристанище. Он действовал нехотя, подталкиваемый желанием уничтожить этих двух людей, которые знали о них достаточно много, чтобы суметь выследить их до этого места. Остальная стая, полная доверия к нему, шла за ним следом. Их лапы неслышно ступали по коридору, который выводил на еле освещенную лестничную площадку, откуда доносился приятно волнующий запах. Сейчас они подошли совсем близко к людям, но все же недостаточно, чтобы напасть. «Я должен придумать какую-нибудь хитрость, чтобы заставить их подняться еще выше»,– подумал главарь. Он замер. Все его тело дрожало от страстного желания почувствовать трепет жертвы в пасти. Но он был осторожен. Задумавшись на какой-то миг, он быстро нашел решение: людей привлекают некоторые звуки. Они иногда пользовались этим во время охоты. Стоило сымитировать всхлипывание ребенка, и самые боязливые, отбросив всю недоверчивость, устремлялись на помощь. Особенно чувствительными оказывались женщины.
– Тише!
– Что такое?
– Послушай. – Она вновь услышала этот звук: где-то, несомненно, плакал ребенок.– Ты слышал?
– Нет.
Бекки вышла на лестничную площадку. Сюда хныканье ребенка доносилось еще более отчетливо, оно явно шло с верхнего этажа.
– Уилсон, там наверху ребенок.– Она повела в темноте лампой.– Говорю тебе, что слышала, как он плачет.
– Ну что ж, иди и посмотри. Я не пойду.
Рыдания повторились, на этот раз в еще более требовательном тоне. Бекки, почему-то с трудом превозмогая себя, стала все же подниматься по ступенькам. Иллюзия плача наверху становилась все более убедительной, призыв о помощи звучал все более жалобно, казалось, ребенок заходился в крике. Она представила себе, как маленькое человеческое существо одиноко лежит на сыром полу,– эти звуки в точности воспроизводили всхлипывания исстрадавшегося ребенка.
Остальные члены стаи перебежали на вторую площадку и стали спускаться. Они с вожделением «вынюхивали» позицию своей жертвы. Молодая, крепкая женщина – на лестнице, старый и слабый мужчина позади нее в темноте. «Ну, поднимайся же, поднимайся»,– заклинал ее вожак, модулируя плач. Чтобы взволновать молодую женщину, он должен был найти верный тон. Важно было не допустить, чтобы она хоть на секунду задумалась, а не завывает ли это ветер, не потрескивают ли половицы и не опасно ли это.
Дичь и охотники одновременно, но каждый на разных концах коридора достигли одной и той же лестничной площадки. Пока женщина продолжала карабкаться по ступеням, они спустились к Уилсону. Сейчас они оказались совсем рядом с ним и проявляли предельную осторожность. Они учуяли, что несмотря на старость и исходившие от него волны страха, мужчина был достаточно силен. Им потребуется вся их сила, чтобы заполучить его, как и в случае с теми двумя молодыми ребятами на стоянке для брошенных автомашин. Но это будет отличная добыча: мужчина был упитанным и плотным в отличие от тех людишек, которых они обычно встречали в покинутых домах. В отличие от них он не дрожал и, кажется, не страдал никакой болезнью, которая сделала бы опасным его употребление в пищу. Они пылали к нему любовью и жаждали его, они приближались. Наконец они увидели его – в темноте прорезалась бледная тень его тучного и на вид неуклюжего тела.
Затем он вдруг возник в дрожащем пламени зажигалки.
– Что ты делаешь, Джордж?
– Я закуриваю одну из этих паршивых сигарет.
– Ты закуриваешь сигарету?
Бекки от удивления опустилась вниз и поднесла к его лицу фонарь.
– Смотри-ка, ты и впрямь ее закуриваешь. Но это же невозможно. Где ты ее раздобыл?
– Я хранил ее на крайний случай.
– А сейчас он наступил?
Он кивнул, его лицо было белее мрамора.
– Я буду откровенен с тобой, Бекки. У меня по всему телу бегают мурашки. Я смертельно боюсь. Не хочу уходить отсюда без тебя, но чувствую, что надо удирать… и немедленно.
– Но там же ребенок…
– Я сказал немедленно, идем!
Он схватил ее за руку и резко потянул к двери.
– Там что-то есть наверху,– сказал он капитану, который стоял посредине подвала с нерешительным видом, как будто все еще решал, идти ли ему с ними или нет.
– Ничего удивительного. В доме наверняка полно наркоманов.
– Такое впечатление, что там плачет ребенок,– сказала Бекки.– Я уверена, что именно ребенок.
– И это вполне возможно,– мягко ответил капитан.– Раз вы считаете нужным, прикажу провести здесь обыск. Но не ходите туда в одиночку. Я пришлю с десяток молодцов с карабинами, так будет надежнее.
Бекки согласилась, что он поступает мудро. Несомненно, наверху скорее всего скрывалась банда наркоманов, и они поджидали, чтобы наброситься на нее. Или же там и на самом деле находился ребенок, но тогда десять минут, которые потребуются для сбора оперативной группы, большой роли не сыграют.
Они покинули дом и разместились в машине капитана. Как только они отбыли, оба полицейских, охранявших место происшествия, бросились в машину, чтобы хоть немного согреться. Они включили радио, чтобы не прозевать возвращения коллег, и стали нежиться в тепле. Именно поэтому они не услышали вопля бессильной ярости и досады, раздавшегося из помещения на последнем этаже. Не заметили они и поспешного бегства: цепочка серых теней, одна за другой, в один прыжок преодолела два метра, отделявших этот дом от соседнего.
Уилсон и Нефф молча ожидали результатов обыска. Последние «жители» оставили кое-какие следы своего пребывания в стенах старого здания – надписи на стенах, обрывки занавесок на окнах, ошметки пожелтевших там и сям обоев, даже остатки старого ковра в одной из комнат. Но не было ни ребенка, ни следов того, что здесь проживали недавно.
Уилсон и Нефф попросили у полицейских, не скрывавших при этом своего отвращения, собрать для них немного найденных ими фекальных остатков и положить их в пластиковые пакетики.
– Наверху никого нет,– прокричал один из тех, кого отправили осмотреть крышу.– Ничего необычного.
Но какое это имело значение? Эти типы не заметили бы даже крокодила в своей ванной.
– Давай поднимемся,– проворчал Уилсон.– Убедимся сами.
Остальные полицейские пошли вместе с ними. Группа последовательно прошлась по всем этажам. Бекки обшаривала взглядом теперь уже лучше освещенные комнаты, не в силах отогнать от себя мысль о ясно услышанном ею плаче ребенка. Двадцать минут назад здесь было НЕЧТО, что затем бесследно исчезло.
Обшарили каждый уголок, но не нашли ничего. Вернувшись в подвал, Уилсон покачал головой.
– В это невозможно поверить. Я знаю, что ты слышала звуки.
– Неужто?
– Да, я тоже слышал. Не глухой же я.
Бекки была удивлена. Она не думала, что он их тоже уловил.
– Так почему же ты не поднялся со мной?
– Потому что никакого ребенка там не было.
Она в упор посмотрела на него: лицо Уилсона застыло от ужаса.
– Хорошо, но если не ребенок, то что же это было? – спросила она, едва удержавшись при этом от иронического тона.
Он встряхнул головой и вытащил пачку сигарет.
– Отвезем дерьмо в лабораторку. Это все, что мы пока можем сделать.
Они вышли из дома вместе с группой разочарованных полицейских. Со скудным уловом, тщательно упакованным в пакетик, они направились в сторону Манхэттена.
– Ты думаешь, этого окажется достаточно, чтобы заново открыть дело Ди Фалько? – спросила Бекки.
– Вероятно.
Он безрадостно рассмеялся.
– Но, может быть, существуют какие-нибудь более серьезные следы? Они позволили бы нам продвинуться вперед.– Она замолчала. Тишина затянулась. – Как ты считаешь, кто за всем этим стоит? – не выдержав, спросила она.
– Не кто, а что. В этом нет ничего от человека.
Вот и прозвучали те главные слова, которые они так избегали до сих пор произносить: «В этом нет ничего от человека».
– Что дает тебе основание утверждать это? – спросила Бекки, немного догадываясь, что он ей ответит.
Уилсон удивленно взглянул на нее.
– Что? Ну конечно, эти звуки; никакой это не был плач ребенка.
– Что ты хочешь этим сказать? Я же отчетливо слышала его.
А может, у нее разыгралось воображение? Сейчас Бекки вспоминала голос ребенка… или что-то другое. Ей показалось, что она очнулась и явственно все услышала вновь: сначала что-то ужасное, полное угрозы… затем рыдания ребенка, слабого, раненого, умирающего.
– Эй, повнимательнее!
Бекки резко затормозила. Она едва не выскочила на Третью авеню, даже не замедлив хода.
