Стивен Кинг - Двери Между Мирами
Вечер шел своим чередом: костер, приготовление ужина, очистка мяса от скорлупы, трапеза – теперь они ели медленно, без энтузиазма. «Заправляемся, точно тачки – бензином, вот и все», – вертелось в голове у Эдди. Предложили поесть и Детте, но та пошла вопить, хохотать, сквернословить, и спросила, долго ли ее будут держать за дурочку, а потом бешено заметалась из стороны в сторону, налегая на веревки всем телом, равнодушная к тому, что путы неуклонно затягиваются все туже, и подгоняемая единственным стремлением: попытаться так или иначе опрокинуть кресло, чтобы ненавистные белые смогли усесться за еду не раньше, чем снова ее поднимут.
Долей секунды раньше, чем Детте удалось проделать свой трюк, Эдди крепко схватил ее, а Роланд с обеих сторон подпер колеса камнями.
– Будешь сидеть тихо – немного ослаблю веревки, – сказал Роланд.
– Отсоси мне говно из жопы, козел драный!
– Я не понял, что это значит: да или нет?
Детта глянула на стрелка сощуренными глазами, заподозрив, что под невозмутимым спокойствием тона прячется острый шип сатиры (Эдди и самому было интересно разобраться, но понять, так это или нет, он не мог), и чуть погодя угрюмо проговорила:
– Не буду я рыпаться. Слишком, еж твою вошь, жрать охота, чтоб большой шухер подымать. А вы, молодые-холостые, отпишете мне нормальной шамовки или хотите голодом заморить? Такая, значитца, задумка? Удавить меня кишка тонка, отраву я ни в жисть жрать не стану, и план у вас, значитца, должен быть такой. Чтоб я с голодухи подохла. Ладно-ладно, поглядим. Поглядим. Факт.
И опять одарила их ледяной ухмылкой, от которой холод пробирал до костей.
Вскоре она уснула.
Эдди потрогал щеку Роланда. Роланд коротко взглянул на него, но не отстранился.
– Все нормально.
– Ага. Ты же у нас герой кверху дырой. Вот что я тебе скажу, герой: сегодня мы ушли не больно-то далеко.
– Я знаю. – К тому же был истрачен последний годный патрон. Впрочем, без этой информации Эдди мог обойтись – по крайней мере, до утра. Эдди не был болен, но совершенно выбился из сил. Слишком вымотался для того, чтобы услышать очередную плохую новость.
«Не болен, нет. Пока нет. Но чересчур долгий путь без отдыха – и усталость обернется хворью».
В известном смысле Эдди уже занемог – больны были они оба. В углах рта у юноши появились лихорадки, на коже – шелушащиеся пятна. У стрелка ощутимо шатались в лунках зубы, а между пальцами ног и уцелевшими – рук давно уже образовались глубокие кровоточащие трещины. Пища была, но изо дня в день – одна и та же; протянуть на таком однообразном меню какое-то время было можно, однако в финале путников ждала смерть, такая же несомненная, как если бы они голодали.
«Все очень просто, – думал Роланд. – Мы подхватили на суше Болезнь Мореходов. Забавно. Нам нужны фрукты. Нужна зелень».
Эдди мотнул головой в сторону Владычицы.
– Она собирается и дальше вставлять нам палки в колеса.
– Если только не вернется та, другая, что живет у нее внутри.
– Хорошо бы, но рассчитывать на это нельзя, – сказал Эдди. Он взял обломок обугленной клешни и принялся чертить на земле бессмысленные узоры. – Есть идеи насчет того, далеко ли может быть следующая дверь?
Роланд покачал головой.
– Я спрашиваю только потому, что если расстояние между Номерами Два и Три такое же, как между Номерами Один и Два, можно оказаться в глубоком дерьме.
– Мы и сейчас уже в глубоком дерьме.
– По шейку, – мрачно согласился Эдди. – Просто я все думаю, сколько смогу толочь воду в ступе.
Роланд хлопнул юношу по плечу (Эдди аж заморгал, до того редко стрелок обнаруживал свои чувства) и сказал:
– Одного наша Владычица не знает.
– Да ну? Чего же?
– Мы, Кобели Беложопые, можем толочь воду в ступе очень долго.
Тут Эдди расхохотался – он хохотал во все горло, глуша смех рукавом, чтобы не разбудить Детту. На сегодня он наобщался с ней досыта, большое спасибо.
Стрелок, улыбаясь, посмотрел на него.
– Я пошел спать, – сказал он. – Будь…
– …начеку. Угу. Буду.
Следующим номером программы оказались крики.
Эдди уснул в ту же секунду, как его голова коснулась свернутой в узел рубашки, и, кажется, каких-нибудь пять минут спустя Детта начала вопить.
Он вмиг проснулся, готовый ко всему, будь то даже Король-Омар, поднявшийся из морской пучины отомстить за своих убиенных чад, или ужас, спустившийся с холмов. Во всяком случае, Эдди казалось, будто он мгновенно очнулся от сна, однако стрелок был уже на ногах, а в левой руке сжимал револьвер.
Стоило Детте увидеть, что оба ее спутника проснулись, как она немедленно прекратила крик.
– Просто я подумала: дай погляжу, легки ли вы, ребятушки, на подъем, – сказала она. – Тут могут быть эти… трепливые твари. Место, кажись, подходящее. Вот мне и захотелось убедиться: ежели я увижу, как такой трепач подползает, смогу вас вовремя на ноги поднять, или нет. – Но в ее глазах не было страха; там сверкало недоброе, пакостное веселье.
– Матерь Божья, – обалдело выговорил Эдди. Луна уже взошла, но едва поднялась над горизонтом – они не спали и двух часов.
Стрелок убрал револьвер в кобуру.
– Не вздумай повторить, – предостерег он восседавшую в инвалидном кресле Владычицу.
– А коли повторю, ты-то что сделаешь? Снасильничаешь меня?
– Если б мы хотели надругаться над тобой, сейчас ты уже была бы обесчещена очень основательно, – ровным тоном произнес стрелок. – Больше так не делай.
Он снова улегся, натянув на себя одеяло.
«Господи Иисусе, Боже милостивый, – подумал Эдди, – что за напасть, что за гадство такое…» – больше он ничего не успел подумать, поскольку опять уплыл в измученный сон, и тут воздух расколол новый пронзительный крик Детты. Она орала, как пожарная сирена. Весь пылая от адреналина, сжав кулаки, Эдди снова вскочил – и тогда Детта хрипло, резко расхохоталась.
Эдди поглядел на небо и увидел, что с тех пор, как Детта разбудила их в первый раз, луна сместилась меньше, чем на десять градусов.
«Она собирается и дальше вытворять то же самое, – устало подумал он. – Спать она не будет. Она будет следить за нами, и когда убедится, что мы погружаемся в глубокий сон, туда, где заряжаешься новой энергией, разинет пасть и снова начнет вопить. И так – снова и снова, пока реветь станет нечем».
Смех Детты вдруг смолк. К ней приближался Роланд – темный силуэт в лунном свете.
– Ты, белый, не подходи, – проговорила Детта, но в ее голосе слышалась нервная дрожь. – Ничего ты мне не сделаешь.
Роланд остановился перед ней, и Эдди на миг уверился – полностью уверился – что терпение стрелка истощилось и он просто прихлопнет эту бабу, как муху. К его величайшему изумлению, вместо этого Роланд опустился перед ней на одно колено, точно поклонник, решившийся просить руки и сердца.
– Послушай, – сказал он, и Эдди с трудом поверил своим ушам, так нежно прозвучал голос стрелка. Не менее глубокое удивление юноша заметил и на лице Детты, только там к нему примешивался страх. – Послушай меня, Одетта.
– Чегой-то ты величаешь меня О-Деттой? Меня звать по-другому.
– Заткнись, курва, – прорычал стрелок и прежним мягким, нежным голосом продолжил: – Если ты слышишь меня и если ты вообще можешь с ней совладать…
– Чегой-то ты так со мной говоришь? Чегой-то ты так говоришь, будто с кем другим толкуешь? Кончай свои беложопские фигли-мигли! Сей же момент, слышишь?
– …не давай ей разевать пасть. Я могу заткнуть ей рот кляпом, но не хочу этого делать. Твердый кляп – дело опасное. Бывает, люди и насмерть задыхаются.
– А НУ, ХВАТИТ, КОЛДУН СРАНЫЙ! КОБЕЛЬ БЕЛОЖОПЫЙ!
– Одетта. – Голос стрелка шелестел, как едва начавший накрапывать дождик.
Женщина замолкла, уставясь на него огромными глазами. За всю свою жизнь Эдди не видел в человеческом взгляде такой ненависти и такого страха.
– По-моему, эта стерва не переживала бы, даже если б и впрямь удавилась кляпом. Она хочет отправиться к праотцам, но, может быть, пуще того хочет, чтобы умерла ты. Но ты пока еще жива, и не думаю, что Детта – нечто совершенно новое в твоей жизни, слишком уж она чувствует себя в тебе как дома. Так, может быть, ты услышишь меня и сумеешь хотя бы отчасти контролировать ее, пусть даже выйти к нам ты еще не можешь.
Не дай ей разбудить нас в третий раз, Одетта.
Я не хочу затыкать ей рот кляпом.
Но, если придется, я это сделаю.
Он поднялся и, не оглядываясь, отошел, чтобы опять завернуться в одеяло и сразу же уснуть.
Детта, раздувая ноздри, продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами.
– Врешь, колдун белый, – прошептала она.
Прилег и Эдди. Однако, несмотря на его сильнейшую усталость, на сей раз сон пришел заявить свои права на юношу очень нескоро. Молодой человек приближался к краю обрыва, за которым лежало царство ночных грез, – и всякий раз отшатывался из опасений перед криками Детты.
Примерно часа через три, когда луна уже спускалась с небосклона, он наконец отключился.
