Стивен Кинг - Двери Между Мирами
Теперь настала очередь Эдди не отвечать. Участники «Рейдов свободы»? Это-то, черт возьми, кто такие?
Стрелок коротко взглянул на него, и Эдди без особого труда смог прочесть в его глазах: «Она в шоке, ты что, не видишь?»
«Роланд, старина, я понимаю, о чем ты, но шок отшибает мозги только до определенной степени. Когда ты вломился ко мне в башку, точно Уолтер Пэйтон под «крэком», я и сам испытал легкое потрясение, но мои банки памяти оно не стерло».
Кстати о шоке, еще одну изрядную встряску Эдди получил, когда Владычица Теней проезжала в дверь между мирами. Он стоял на коленях над безвольным телом Роланда, и нож уже почти касался уязвимой кожи горла… впрочем, сказать по правде, воспользоваться им Эдди все равно бы не сумел, во всяком случае, в тот момент: загипнотизированный, он не сводил глаз с дверного проема – там, в универмаге Мэйси, полки по обе стороны прохода стремительно помчались вперед. Это опять напомнило Эдди «Сияние», где зритель видел то же, что и маленький мальчик, который ехал на трехколесном велосипеде по коридорам населенного призраками отеля. Он вспомнил, как в одном из коридоров мальчуган увидел страшную парочку – мертвых двойняшек. Проход, на который Эдди смотрел сейчас, заканчивался куда более по-земному – белой дверью. На ней скромными печатными буквами было написано: «Просим брать для примерки не больше двух вещей одновременно». Да, это, несомненно, был универмаг Мэйси. Точно, Мэйси.
Метнувшаяся вперед черная рука распахнула дверь. Позади мужской голос (голос фараона, если Эдди хоть раз слышал, как орут менты… а в своем времени он их переслушал немало) надрывался: «брось, там нет выхода, только хуже будет, напрочь все себе изгадишь»; слева, в зеркале, Эдди мельком увидел негритянку в инвалидном кресле и, как ему потом вспоминалось, подумал: «Господи Иисусе, он ее догнал, факт, вот только вид у нее по этому случаю не больно-то радостный».
Тут все завертелось, помчалось по кругу, и в следующую секунду оказалось, что Эдди смотрит на себя самого. Открывшаяся взору Эдди картина стремительно помчалась на него, и молодому человеку захотелось вскинуть руку с ножом, закрыться – ощущение, что он смотрит двумя парами глаз, внезапно сделалось непереносимым, бредовым, чересчур противоречащим здравому смыслу, и, не загородись Эдди, непременно свело бы его с ума – но все происходило слишком быстро, чтобы что-то успеть.
Инвалидное кресло проехало в дверь. Оно прошло впритык; Эдди услышал, как пронзительно скрипнули о косяки ступицы. В тот же миг он услышал еще один звук, густой, чмокающий, точно что-то рвалось; звук этот вызвал в памяти какое-то слово
(плацентарный),
которое Эдди не вполне мог припомнить, поскольку не знал, что знает его. Потом женщина покатила по плотно слежавшемуся песку в его сторону. Она уже не казалась злой, как черт, – честно говоря, она вообще мало походила на ту бабу, которую Эдди мельком увидел в зеркале, но он полагал, что это не удивительно: когда ни с того, ни с сего выезжаешь из примерочной Мэйси на берег моря в каком-то Богом забытом захолустье, где попадаются омары величиной с маленькую колли, то слегка захватывает дух. Это, сознавал Эдди Дийн, он может лично засвидетельствовать.
Проехав около четырех футов (впрочем, и это расстояние она одолела лишь благодаря уклону и плотному шершавому песку), женщина остановилась. Руки, должно быть, работавшие рычагами, приводившими в движение колеса, выпустили их ("Когда завтра утром вы проснетесь с болью в плечах, можете возложить вину на Сэра Роланда, мадам", – угрюмо подумал Эдди) и взамен крепко стиснули подлокотники: женщина внимательно разглядывала мужчин.
Дверной проем за ее спиной уже исчез. Исчез? Это было не вполне верно. Дверь словно бы свернулась, сложилась гармошкой, как на пущенной задом наперед пленке. Это началось в тот миг, когда магазинный шпик с грохотом вломился в другую, более земную дверь – ту, что отделяла примерочную от торгового зала. Полагая, что воровка запрется, детектив разогнался сильнее, чем следовало, и Эдди подумал, что, пролетев через кабинку, малый здорово звезданется о дальнюю стену, но увидеть, произойдет это или нет, юноше было не суждено. Перед тем, как ужимающееся пространство на месте двери между мирами окончательно исчезло, Эдди увидел, что на той стороне все застыло без движения.
Фильм превратился в неподвижный фотоснимок.
Остался только двойной след инвалидной коляски. Он начинался из песчаного ниоткуда и через четыре фута обрывался там, где сейчас стояло кресло со своей пассажиркой.
– Может, кто-нибудь объяснит мне, где я и как сюда попала? Пожалуйста, – попросила (почти взмолилась) женщина в инвалидном кресле.
– Я тебе одно скажу, Элли, – отозвался Эдди. – Ты больше не в Канзасе.
Глаза женщины наполнились слезами. Эдди видел, что она старается сдержаться, но ее усилия не увенчались успехом, и она расплакалась.
Охваченный яростью (а также отвращением к себе), Эдди накинулся на стрелка, который уже успел, пошатываясь, подняться на ноги и теперь пошел, но не к всхлипывающей Владычице. Вместо этого Роланд отправился за ножом.
– Объясни ей! – заорал Эдди. – Ты притащил ее сюда, ну так валяй, объясни ей, в чем дело! – И через секунду, сбавив тон, добавил: – А потом объясни мне, как получается, что она не помнит себя.
Роланд не ответил. Не сразу. Он нагнулся, зажал рукоятку ножа между двумя уцелевшими пальцами правой руки, осторожно перенес в левую руку и сунул в ножны, висевшие сбоку на ремне. Он все еще пытался разрешить загадку, с которой столкнулся в сознании Владычицы. В отличие от Эдди Владычица Теней отбивалась, дралась как кошка, начав отчаянное сопротивление в ту минуту, когда Роланд выступил вперед, и прекратив его уже за порогом магической двери. Схватка началась сразу, как женщина почувствовала присутствие стрелка, незамедлительно, ведь она ничуть не удивилась. Пережив это вместе с ней, испытав лично, Роланд ничего не понимал. Вторгшийся в сознание этой женщины чужак не застал ее врасплох – ни капли удивления, лишь мгновенно вспыхнувшая ярость, ужас и с ходу начатая битва: стряхнуть, вырваться, освободиться от чужака. Она даже не приблизилась к победе – не могла, как подозревал Роланд, – но это не удержало ее от неистовых попыток одержать верх. Стрелок почувствовал: от злобы, ненависти и страха эта женщина обезумела.
В ней он ощущал только тьму – сознание, погребенное под обвалом.
Вот только…
Вот только в ту минуту, когда они вихрем промчались в дверной проем и разделились, он пожалел – отчаянно, безрассудно пожалел, – что не может замешкаться еще на мгновенье. Одно мгновение столько могло бы объяснить! Ведь женщина, сидевшая сейчас перед ними, не была той, в чьем сознании побывал Роланд. Находиться в сознании Эдди было все равно, что находиться в комнате с нервно трепещущими, потеющими стенами. Находиться в сознании Владычицы – все равно, что лежать нагишом в темноте, где по тебе ползают ядовитые змеи.
До последнего момента.
Под конец она переменилась.
Было что-то еще, по убеждению Роланда, жизненно важное – но он не мог не то понять, не то вспомнить, что именно. Что-то вроде
(беглый взгляд)
дверного проема, только в ее сознании. Какое-то
(ты разбила «напамять» это была ты)
внезапное, короткое озарение. Как на занятиях, когда наконец поймешь…
– Иди ты на хуй, – с отвращением проговорил Эдди. – Робот ты гадский, и больше никто.
Он решительно прошел мимо Роланда к женщине, опустился рядом с ней на колени и, когда она, точно утопающая, в панике крепко обхватила его обеими руками, не отстранился и сам обнял ее.
– Все путем, – сказал он. – То есть не то, чтоб высший класс, но ничего. Порядок.
– Где мы? – всхлипывала она. – Я сидела дома и смотрела телевизор, чтобы узнать, выбрались ли мои друзья из Оксфорда живыми, а теперь я здесь И ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ, ГДЕ ЭТО – ЗДЕСЬ!
– Ну и я не знаю, – сказал Эдди, обнимая ее покрепче и начиная легонько баюкать, – но догадываюсь, что мы товарищи по несчастью. Я тоже из ваших краев, из старичка Нью-Йорка, и пережил то же самое… ну, чуть по-другому, но принцип тот же… с вами все будет отлично. – Словно поразмыслив, он прибавил: – До тех пор, пока омары будут вам по вкусу.
Она с плачем прильнула к Эдди. Тот держал ее в объятиях, укачивая, и Роланд подумал: «Теперь с Эдди все будет в порядке. Его брат погиб, но теперь у парня есть о ком заботиться, так что с ним все будет в порядке».
Тем не менее стрелок почувствовал угрызения совести, постыдную и недостойную боль в сердце: он был способен стрелять (пусть левой рукой), убивать, упорно идти вперед, в поисках Башни жестоко и беспощадно проламываясь сквозь годы и расстояния – даже, кажется, измерения. Он умел выжить, порой даже защитить – спас же он мальчика Джейка от медленной смерти на постоялом дворе и от домогательств прорицательницы, обитающей у подножия гор… Впрочем, в конце концов он позволил Джейку умереть. И не случайно, нет. Роланд совершил тогда сознательный акт отречения. Сейчас он смотрел на своих спутников. Обняв женщину, Эдди уверял ее, что все обойдется. Он сам так не смог бы, и к наполнявшему сердце стрелка раскаянию присоединился тайный страх.
