Уильям Гибсон - Все вечеринки завтрашнего дня
Бар тем временем начал заполняться народом, судя по виду, как местным — завсегдатаями, так и не местным; последние явно пришли специально, чтобы послушать группу. Местные отличались обилием татуировок, пирсингов на лице и асимметричных причесок, гости — головными уборами (по большей части сетчатыми кепочками и ковбойским шляпами), джинсами и свисающими (у мужиков, во всяком случае) брюшками. Брюшки выглядели так, будто переехали к своим обладателям как-то незаметно для последних и прописались на их, в общем и целом, обезжиренных телах. Подобное брюшко свисает над джинсами с достаточно узкой талией и распирает фланелевую рубашку, но ниже талии загоняется в штаны при помощи здоровенной пряжки.
Она уже пригубила, от скуки, присланное Кридмором пиво, когда увидела, что певец двинул в их сторону. Он одолжил у кого-то сетчатую кепочку и натянул ее задом наперед на свои противные, мокрые с виду, явно выбеленные волосы. Он был одет в ковбойскую рубашку цвета "электрик", на которой все еще виднелись горизонтальные, поперек грудной клетки, магазинные складки; белые, в виде жемчужин, пуговицы рубашки были расстегнуты на бледной впалой груди, совсем не похожей цветом на лицо, которое, как решила Шеветта, было загримировано. В каждой руке у певца было что-то вроде томатного сока в высоком бокале со льдом.
– Как оно? — сказал он. — Я тут только что видел эту… Мэри-Элис. Думал, вот принесу старушке чего-нибудь выпить. Я Бьюэлл Кридмор. Вам нравится пиво, дамы?
– Да, спасибо, — сказала Тесса и уставилась в противоположную сторону.
Кридмор, видимо, быстро, так, во всяком случае, показалось Шеветте, пораскинул мозгами и решил, что есть шанс получить благосклонность Шеветты.
– Слышали про нас в городе или там, в Окленде?
– Мы зашли сюда исключительно за копчеными крылышками, — сказала Шеветта, показывая на стоящую перед ней тарелку с куриными костями.
– И как они?
– Нормально, — сказала Шеветта, — мы как раз уходим.
– Уходите? — Кридмор сделал добрый глоток томатного сока. — Дьявол, мы же в десять начнем. Вам надо остаться и послушать. — Шеветта заметила странный налет на краях бокалов, похожий на зеленый песок, и теперь часть "песка" прилипла к верхней губе певца.
– Что ты там делаешь с этими "цезарями" 25, Бьюэлл? — это был верзила-гитарист. — Ты же мне обещал перед концертом не пить.
– Это для Мэри-Элис, — ответил Кридмор, жестикулируя одним из бокалов, — а это — для прелестной дамы. — Он поставил бокал, из которого отхлебнул, прямо перед Шеветтой.
– Тогда почему у тебя на губах эта чертова чесночная соль? — спросил верзила.
Кридмор оскалился и вытер губы тыльной стороной ладони.
– Нервы, Рэнди. Важная ночь. Все будет тип-топ…
– Да, Бьюэлл, должно быть. Если я вдруг увижу хотя бы намек на то, что тебя тошнит, для тебя это будет последний со мной концерт. — Гитарист отобрал у Кридмора бокал, осторожно хлебнул, с отвращением сморщился и куда-то пошел, унося с собой выпивку.
– Сукин сын, — констатировал Кридмор.
Именно в этот момент Шеветта увидела Карсона, входящего в бар.
Узнавание — с ее стороны — было мгновенным и стопроцентным. Это не был Карсон, одетый для посещения светских лож, пахнущих ароматерапией, — это был Карсон, экипированный для экспедиции в адские угодья.
Шеветта была вместе с ним, когда он покупал эту "экипировку", из-за чего ей пришлось выслушивать, что куртка сшита из аляскской воловьей шкуры (у аляскских волов, дескать, шкура толще, потому что зимы там холоднее) и является музейного качества воспроизводством оригинала, сшитого в тысяча девятьсот сороковых годах. Джинсы были чуть ли не дороже, и история их была более сложная. Деним для них ткали в Японии — древние американские станки бережно ремонтировались, — а уже, собственно, шили их не где-нибудь, а в Тунисе, по выкройкам группы голландских дизайнеров и историков моды. С подобной чушью Карсон носился как с писаной торбой — со всей этой "абсолютно аутентичной" поддельной чушью, так что, когда Шеветта увидела, как он переступил порог забегаловки, у нее не возникло и тени сомнения, что это он.
А еще, хотя и сама не знала, как, она поняла, что попала в беду. Возможно, подумалось позже, так вышло из-за того, что Карсон не знал, что она здесь, и поэтому был не сильно озабочен выглядеть рубахой-парнем, каким всегда притворялся рядом с ней, когда знал, что она смотрит.
Она смотрела и видела другого человека — очень страшного, очень холодного, озлобленного человека, — смотрела и знала, что это Карсон. Карсон медленно повернулся, чтобы просканировать бар…
Номер, который она исполнила, сильно удивил ее саму. А еще сильнее, наверно, этот номер удивил Кридмора. Верхушка огромной серебряной пряжки вдруг показалась ей удобным поручнем. Она схватилась за нее, потянула вниз, и Кридмор от неожиданности упал на колени, а она обняла его руками за шею и поцеловала взасос, полагаясь на то, что его затылок в перевернутой сетчатой кепочке закроет ее от Карсона.
Радостный энтузиазм Кридмора, к сожалению, примерно соответствовал тому, что она вполне могла ожидать, если бы было время подумать.
33. ДАРИУС
Райделл был на полпути назад, пробираясь через хруст и скрежет нижнего уровня, когда зазвонили очки. Он прислонился спиной к ближайшей стене, достал очки из кармана, раскрыл и надел.
– Райделл?
– Я.
– Приятель, это Дариус. Как ты?
– Сносно, — ответил Райделл. Очки почему-то чудили; странно растянутые фрагменты карт Рио неслись сверху вниз в поле его зрения. — Сам-то ты как? — он слышал визг электродрели, а может, электроотвертки — там, где-то в Эл-Эй. — Ты в "Драконе"?
– Да, — сказал Дариус, — у нас тут, похоже, большое строительство.
– Строительство чего?
– Не знаю, — ответил Дариус, — они тут монтируют новый узел, сразу за банкоматом. Где раньше у них продавалось детское питание и всякие там подгузники, помнишь? Парк не желает говорить, что за спешка; наверное, сам не знает. Но чем бы их чертов узел не был, ставят его во всех филиалах… Да, как добрался? И как там этот, как его, Кридмор?
– Думаю, он алкоголик, Дариус.
– Базара нет, — сказал Дариус. — Как новая работа?
– Ну, — сказал Райделл, — кажется, я пока в ней мало что понимаю, но становится все интересней.
– Что ж, это здорово, — сказал Дариус. — Я, кстати, просто так позвонил, узнать, как твои дела. Вот Хвалагосподу тут, привет тебе от нее… Хочет знать, по душе ли тебе очки.
Карты Рио задергались, съежились, вновь понеслись сверху вниз.
– Скажи ей, очки великолепны, — ответил Райделл. — Скажи ей "спасибо".
– Скажу, — сказал Дариус. — Давай там, смотри в оба.
– И ты не зевай, — сказал Райделл.
Дариус дал отбой, и карты потухли.
Райделл снял очки и убрал их подальше.
Кусок говядины. Может, зайти по пути и съесть немного говядины у "Шеф-повара гетто"?
Но тут он подумал про Клауса с Петухом и тут же решил, что сперва проведает "термос".
34. РАЗРЫВЫ В РЫНОЧНОМ КОНТИНУУМЕ
– На что это, по-твоему, похоже, Маршалл? — спросил Фонтейн своего адвоката, Маршалла Матитсе из фирмы "Матитсе, Рапелего и Ньембо", чья собственность состояла из трех ноутбуков и антикварного китайского велосипеда.
Маршалл на другом конце линии поцокал языком, и Фонтейн догадался, что адвокат как раз смотрит на списки, которые где-то нарыл мальчишка.
– Кажется, это описи содержимого депозитных сейфов, согласно требованиям государственного закона во всех штатах. Антитеррористическое законодательство. Не дает кому попало скапливать сырье для производства наркотиков, ядерные боеголовки и все в таком духе. Еще предполагалось, что оно поможет борьбе с отмыванием денег, но это было давно, когда деньги еще были большими пачками зеленой бумаги. Но на твоем месте, Фонтейн, я задал бы своему адвокату другой вопрос. Например: не нарушаю ли я закон, храня у себя подобные документы?
– А я нарушаю? — спросил Фонтейн. Маршалл несколько секунд хранил в телефоне молчание.
– Да, — наконец сказал он, — нарушаешь. Но это зависит от того, каким образом ты их получил. И я только что выяснил, что действительных владельцев собственности, указанной в каждой описи, уже нет в живых.
– Нет в живых?
– Абсолютно. Эти документы прилагались к завещаниям. Они все еще охраняются законом, но я вижу, что некоторые предметы являются собственностью, которая автоматически пошла с молотка, когда завещания вступили в силу.
Фонтейн оглянулся через плечо и увидел мальчика, по-прежнему сидящего на полу и сосущего через соломинку третий по счету стакан гуавы со льдом.
– Как ты это добыл? — спросил Маршалл.
– Не уверен, что знаю, — ответил Фонтейн.
– По умолчанию предполагается, что эти файлы нельзя взломать, — сказал Маршалл, — если ты, конечно, не федерал, Фонтейн. Если взлом произведен не тобой, то ты всего лишь нарушаешь закон о частной информации, не более того. Но если это сделал ты или если ты являешься сообщником взломщика, то ты виновен во владении запрещенной технологией, за каковое преступление ты можешь сесть в одну из тех на редкость эффективных тюрем, которые так заботливо обустроены.
