Роберт Джордан - Великая охота
Свет, а мне-то что делать? Свет!
Внезапно Мурддраал остановился, улыбка пропала.
– Этот – мой, Ранд. – Юноша вздрогнул, когда рядом с ним, шагнув сзади, встал Ингтар – смуглый и коренастый, в праздничной желтой куртке, держа меч обеими руками. Темные глаза Ингтара неотрывно смотрели в лицо Исчезающему; если шайнарец и чувствовал страх от этого взгляда, то ничем не выдавал его. – Попробуй свои силы на троллоке-другом, – тихо произнес Ингтар, – прежде чем сразиться с одним из этих.
– Я шел вниз, проверить, все ли в порядке с Эгвейн.
Она собиралась в подземелье, навестить Фейна, и…
– Тогда иди и проверь. Ранд сглотнул комок в горле:
– Мы займемся им вместе, Ингтар.
– Ты не готов для этого. Иди займись девушкой. Иди! Или ты хочешь, чтобы на нее, беззащитную, наткнулись троллоки?
Мгновение Ранд еще стоял в нерешительности. Исчезающий поднял меч – на Ингтара. Рот Ингтара скривился в бессловесном рычании, но Ранд понимал – это не страх. А Эгвейн, может, осталась в темнице наедине с Фейном, или еще с чем хуже. Но когда он бежал к ведущей в подземелье лестнице, ему все равно было стыдно. Ранд знал, что от взгляда Исчезающего страх проберет до печенок всякого, но Ингтар победил свой страх, преодолел его. А у Ранда до сих пор внутри цепко держался холодок ужаса.
Коридоры под крепостью были тихи и бледно освещены мигающим пламенем настенных ламп, далеко отстоящих одна от другой. Оказавшись неподалеку от подземных темниц, Ранд сбавил шаг, стараясь красться как можно тише, на цыпочках. Поскрипывание подошв по голому камню било по ушам. Дверь в темницы предстала сломанной и приоткрытой на ширину ладони, а должна была быть закрытой и запертой на засов.
Уставясь на дверь. Ранд попытался сглотнуть комок в горле, но не смог. Он открыл было рот, чтобы позвать девушку, но тут же прикусил язык. Если Эгвейн там, внутри, и в беде, то, позвав ее, он лишь насторожит любого, кто бы ни угрожал ей. Или то, что ей угрожает. Сделав глубокий вдох. Ранд решился.
Одним движением он широко распахнул дверь, толкнув створку ножнами, зажатыми в левой руке, и бросился внутрь, перекатившись через плечо по устланному соломой полу, и тут же вскочил на ноги, быстро крутанувшись на месте, чтобы окинуть взором помещение, в отчаянии высматривая возможного врага и ища взглядом Эгвейн. Никого.
Взор Ранда упал на стол, и он замер не дыша, и даже мысли будто оледенели. По обе стороны от все еще горящей лампы, будто какое-то украшение, в лужах крови лежали головы стражников. Выпученные от ужаса глаза уставились на Ранда, рты раскрыты в последнем, не слышном никому, вопле. Ранда затошнило, и он согнулся вдвое; желудок выворачивало наизнанку. Наконец юноша кое-как сумел выпрямиться, утирая рот рукавом, – в горле будто наждаком провели.
Мало-помалу Ранд стал воспринимать в караульной и все остальное, до того лишь замеченное мельком и не осознанное в те мгновения, когда он торопливо выискивал нападающего. По соломе раскиданы кровоточащие обрубки плоти. Ничего нельзя было признать за останки человека, кроме этих двух голов. Кое-какие из кровавых ошметков выглядели так, словно их жевали. Так вот что случилось с телами. Ранд подивился спокойствию своих мыслей, почти такому же, будто он, не прилагая усилий, достиг ощущения пустоты. Это от потрясения, отсутствующе отметил он про себя.
Ни одну голову юноша не узнал; после того как он здесь побывал, охранники сменились. Ранд этому даже обрадовался. Хуже было бы узнать их, даже Чангу. Кровь покрывала стены, разбрызгавшись во все стороны буквами-каракулями, отдельными словами и целыми предложениями. Некоторые буквы были угловатыми и неровными, на языке, которого Ранд не знал, хотя и узнал троллоков почерк. Другие слова он сумел прочитать, о чем сразу же пожалел. От таких непристойностей и ругательств побледнели бы самый распоследний конюх или купеческий охранник.
– Эгвейн. – Спокойствие исчезло. Засунув ножны за пояс. Ранд схватил со стола лампу, вряд ли заметив, как опрокинулись головы. – Эгвейн! Где ты?
Он устремился к внутренней двери и, едва сделав два шага, замер, широко раскрыв глаза. На двери, темные и влажно поблескивающие в свете лампы, были ясно видны слова: МЫ ВСТРЕТИМСЯ ВНОВЬ НА МЫСЕ ТОМАН.
ЭТО НИКОГДА НЕ КОНЧИТСЯ, АЛ'ТОР. Меч выпал из разом похолодевшей руки. Не отрывая взора от двери. Ранд нагнулся подобрать оружие. Вместо этого он схватил пучок соломы и принялся яростно стирать слова с двери. Тяжело дыша, он тер до тех пор, пока не размазал надпись в одно кровавое пятно, но никак не мог остановиться.
– Что ты делаешь?
От резкого голоса за спиной Ранд развернулся, пригибаясь и хватая с пола свой меч.
В дверях, ведущих во внешний коридор, стояла женщина, всем видом своим выражающая возмущение и негодование. Волосы, заплетенные в дюжину или больше косичек, отливали тусклым золотом, по темные глаза пронзительно смотрели прямо Ранду в лицо. С виду она была не старше, чем Ранд, и по-своему красива в своей угрюмости, но такие поджатые губы Ранду никогда не нравились. Потом он разглядел шаль, в которую женщина плотно закуталась, – с длинной красной бахромой.
Айз Седай. И да поможет мне Свет, она – из Красной Айя.
– Я… я только… Это – разные непристойности. Всякая мерзость.
– Все должно быть оставлено в точности как есть, чтобы мы осмотрели здесь все досконально. Ничего не трогай. – Глядя на Ранда, она сделала шаг вперед, а он попятился. – Да. Так, как я и думала. Один из тех, что с Морейн. Какое ты имеешь отношение к этому? – Она широким жестом указала на головы на столе и кровавые каракули на стенах.
С минуту он таращился на нее:
– Я? Да никакого! Я спустился сюда, чтобы отыскать… Эгвейн!
Ранд повернулся, намереваясь открыть внутреннюю дверь, но Айз Седай крикнула:
– Нет! Отвечай мне!
Все, что он сумел сделать, это – встать прямо, продолжая держать лампу и меч. Ледяной холод сжал его со всех сторон. Голова будто очутилась в морозных тисках; он едва мог дышать – что-то словно давило на грудь.
– Отвечай мне, мальчишка. Скажи мне свое имя. Невольно Ранд хрюкнул, пытаясь ответить и борясь с холодом, который вминал лицо в череп, стягивая грудь заиндевелыми железными обручами. Он сцепил зубы, стараясь не произнести ни звука. Борясь с болью, он сдвинул глаза, устремив сквозь пелену слез яростный взгляд на женщину. Сожги тебя Свет, Айз Седай! Я ни слова не скажу, побери тебя Тень!
– Отвечай мне, мальчишка! Ну!
Морозные иглы болезненно вонзились в мозг Ранда, вгрызаясь ему в кости. Пустота сформировалась внутри Ранда – еще до того, как он сообразил, что подумал о ней, но и она не могла сдержать боль. Смутно где-то вдалеке он ощутил свет и тепло. От мерцания света накатывала дурнота, но свет значил тепло, а ему было холодно. Свет был далеко, вне поддающихся осознанию пределов, но тем не менее дотянуться до него можно. О Свет, так холодно. Я должен дотянуться… до чего? Она убивает меня. Я должен дотянуться до него, иначе она убьет меня. Отчаянным усилием он потянулся к свету.
– Что здесь происходит?
Вдруг холод, тяжесть, тиски, иглы исчезли. Колени у Ранда подогнулись, но он усилием воли выпрямил их. Ему нельзя упасть на колени; он не доставит ей такого удовольствия. Пустота тоже исчезла так же внезапно, как и появилась. Она и в самом деле хотела убить меня. Тяжело дыша, Ранд поднял голову. В дверях стояла Морейн.
– Я спросила, что здесь происходит, Лиандрин, – сказала она.
– Я нашла здесь этого мальчишку, – спокойным тономо тветила Красная Айз Седай. – Стража – перебита, а он тут. Один из твоих. А что тут делаешь ты, Морейн? Сражение идет наверху, а не здесь.
– Я могла бы то же самое спросить у тебя, Лиандрин. – Морейн оглядела помещение, лишь едва заметно поджав губы при виде страшной картины. – Почему же ты здесь?
Ранд отвернулся от Айз Седай, неловкими движениями отодвинул засовы и потянул дверь на себя.
– Эгвейн спустилась сюда, – заявил он – кому это было интересно? – и шагнул через порог, высоко подняв лампу. Колени у него дрожали; он вообще не был уверен в том, как ухитряется держаться на ногах, разве только из-за того, что ему нужно отыскать Эгвейн. – Эгвейн!
По правую руку раздались сдавленное горловое бульканье и удары, и Ранд протянул лампу туда. Узник в нарядной куртке повис на железной решетке своей камеры, один конец его пояса стягивал шею, другой был захлестнут вокруг перекладин. Когда Ранд посмотрел на арестанта, тот в последний раз взбрыкнул ногой, шаркнул по полу, разметав солому, и затих; язык вывалился изо рта, глаза выкатились из орбит, лицо стало почти черным. Колени едва не касались пола – если б он захотел, то мог бы в любой момент встать на ноги.
Содрогнувшись, Ранд всмотрелся в соседнюю камеру. Забившись в самый дальний угол, съежившись, сидел тот здоровяк с выбитыми костяшками, обезумевшие глаза раскрыты дальше некуда. При виде Ранда он завопил, извернулся и принялся неистово скрести по каменной стене.
