Дэвид Линдсей - Путешествие к Арктуру
На полуострове стояла прохлада. Он представлял собой большие заросли, площадью около двух акров. Посреди сплетения небольших деревьев и подлеска открывалось более свободное пространство – видимо, корни гигантского дерева, растущего в центре, погубили всю меньшую растительность вокруг себя. Возле самого дерева искрился небольшой бьющий ключом источник с красно-бурой водой. Обрывы, со всех сторон заросшие колючими кустарниками, цветами и ползучими растениями, создавали в этом месте атмосферу дикой и очаровательной уединенности – тут мог бы жить мифологический горный бог.
Но беспокойный взгляд Маскалла остановился на двух мужчинах.
Один из них полулежал в манере пирующих древних греков на высоком ложе из мха, усеянном цветами; опираясь на руку, он со спокойным наслаждением ел что-то наподобие сливы. Куча таких слив лежала на ложе возле него. Широко раскинутые ветви дерева полностью укрывали его от солнца. Его маленькую мальчишескую фигуру покрывала грубая шкура, оставлявшая обнаженными руки и ноги. По лицу Маскалл не мог определить, был ли он мальчиком или взрослым. Гладкие мягкие детские черты лица хранили выражение ангельского спокойствия; но фиолетовый верхний глаз смотрел зрело и мрачно. Кожа его имела цвет желтой слоновой кости. Длинные вьющиеся волосы гармонировали с сорбом – они были фиолетовыми. Перед ним, в нескольких футах, стоял второй человек. Он был невысоким, мускулистым, с широким бородатым и довольно обычным лицом, но в его внешности было нечто, внушающее страх. Черты его лица искажало выражение затаенной боли, отчаяния и ужаса.
Ошикс, не останавливаясь, легко и лениво вошла в тень дерева и остановилась на некотором расстоянии от ложа.
– Мы наткнулись на поднятие, – заметила она небрежно, глядя на юношу.
Он взглянул на нее, но ничего не сказал.
– Как поживает твой человек-саженец? – спросила она деланным, но очень красивым тоном. В ожидании ответа она уселась на землю, изящно подвернув под себя ноги, и одернула подол. Маскалл продолжал стоять возле нее, скрестив руки.
Мгновение стояла тишина.
– Почему ты не отвечаешь свой повелительнице, Сейтур? – спокойным дискантом произнес мальчик, возлежавший на ложе.
Не меняя выражения лица, человек, к которому обращались, сдавленным голосом ответил:
– Я хорошо поживаю, Ошикс. На моих ногах уже почки. Завтра я надеюсь пустить корни.
Маскалл почувствовал, как внутри него поднимается буря. Он был абсолютно уверен, что, хотя произносил эти слова Сейтур, но диктовал их мальчик.
– Он говорит сущую правду, – заметил последний. – Завтра корни достигнут земли и через несколько дней должны хорошо укорениться. Затем я примусь за то, чтобы превратить его руки в ветви, а пальцы в листья. Дольше займет превращение его головы в верхушку, но я все же надеюсь – на самом деле я могу почти пообещать – что через месяц ты и я, Ошикс, будем наслаждаться плодами, сорванными с этого нового замечательного дерева. Я люблю эти природные эксперименты, – заключил он, протягивая руку за следующей сливой. – Они меня захватывают.
– Должно быть, это шутка, – сказал Маскалл, делая шаг вперед.
Юноша невозмутимо взглянул на него и ничего не ответил, но Маскалл почувствовал, как будто железная рука, упершись в горло, отбросила его назад.
– Утренняя работа уже завершена, Сейтур. Приходи вновь после блодсомбра. С завтрашнего дня ты, я думаю, останешься здесь навсегда, так что тебе пора приниматься за работу, чтобы расчистить участок земли для своих корней. И не забывай – какими бы свежими и очаровательными ни казались тебе сейчас эти растения, в будущем они станут твоими смертельными соперниками и врагами. Теперь можешь идти.
Человек болезненно заковылял прочь через перешеек и исчез из вида. Ошикс зевнула.
Маскалл пробивался вперед, как сквозь стену.
– Ты шутишь или ты дьявол?
– Я Кримтифон. Я никогда не шучу. А за то, что ты меня обозвал, я придумаю для тебя новое наказание.
Поединок воль начался без церемоний. Ошикс встала, потянулась, демонстрируя свои красивые руки, улыбнулась и приготовилась наблюдать за битвой между своим старым любовником и новым. Кримтифон тоже улыбнулся, протянул руку за следующим плодом, но съесть его не успел. Маскалл потерял самообладание и кинулся на мальчика, задыхаясь от бешенства – борода его тряслась, лицо побагровело. Сообразив, с кем он имеет дело, Кримтифон перестал улыбаться, соскользнул с ложа, и сорб его сверкнул злобно и ужасно. Маскалл пошатнулся. Собрав всю силу воли, он продолжал двигаться вперед лишь за счет своего веса. Мальчик пронзительно завопил и забежал за ложе, пытаясь ускользнуть... Его сопротивление неожиданно прекратилось. Маскалл качнулся вперед, удержал равновесие, а затем перепрыгнул прямо через большую кучу мха, чтобы настичь своего противника. Он повалился на юношу всем своим весом. Схватив его за горло, Маскалл повернул его голову на полный оборот, сломав шею. Кримтифон умер мгновенно.
Труп лежал под деревом лицом вверх. Маскалл внимательно смотрел на него, с ужасом и изумлением. В момент смерти в лице Кримтифона произошла пугающая и даже шокирующая перемена. Его собственные черты полностью исчезли, уступив место вульгарной ухмыляющейся ничего не выражающей маске.
Маскаллу не пришлось долго рыться в памяти, чтобы вспомнить, где он видел аналогичное выражение. Оно полностью совпадало с выражением на лице призрака на сеансе, после того как над ним потрудился Крэг.
10. ТАЙДОМИН
Ошикс беззаботно уселась на кучу мха и начала есть сливы.
– Вот видишь, Маскалл, тебе пришлось его убить, – сказала она весьма насмешливо.
Он отошел от трупа и взглянул на нее – он еще тяжело дышал и лицо его было красным.
– Это не предмет для шуток. А тебе в первую очередь следовало бы помолчать.
– Почему?
– Потому что он был твоим мужем.
– Ты думаешь, я должна проявлять скорбь – тогда как я ее не чувствую.
– Не притворяйся, женщина!
Ошикс улыбнулась.
– По тебе можно подумать, что ты обвиняешь меня в каком-то преступлении.
Маскалл буквально запыхтел при этих словах.
– Что ты живешь с мерзавцем – ты живешь в объятиях отвратительного чудовища – а потом...
– О, теперь я поняла, – сказала она абсолютно отрешенным тоном.
– Я рад.
– Но, Маскалл, – продолжала она после паузы, – а кто тебе дал право командовать мной? Разве я себе не хозяйка?
Он посмотрел на нее с отвращением, но ничего не сказал. Вновь наступило долгое молчание.
– Я его никогда не любила, – наконец сказала Ошикс, гладя в землю.
– Тогда все еще хуже.
– Что все это значит – чего ты хочешь?
– От тебя ничего – абсолютно ничего – слава Богу!
Она грубо рассмеялась.
– Ты приходишь сюда со своими чуждыми предрассудками и хочешь, чтобы мы все перед ними преклонялись.
– Какими предрассудками?
– Лишь потому, что развлечения Кримтифона для тебя чужды, ты его убиваешь – и ты хотел бы убить меня.
– Развлечения! Это дьявольская жестокость.
– О, ты сентиментален! – презрительно бросила Ошикс. – К чему создавать столько шума из-за того человека? Жизнь во всем мире есть жизнь, и одна ее форма столь же хороша, как другая. Из него всего лишь сделали бы дерево, такое же, как миллионы других деревьев. Раз их устраивает такая жизнь, почему бы она не устроила его?
– И это мораль Ифдона?
Ошикс начала злиться.
– Это у тебя какие-то странные представления. Ты восторгаешься красотой цветов и деревьев – считаешь их божественными. Но едва речь заходит о том, чтобы вместить в себя эту божественность, свежесть, чистоту, очаровательную прелесть, как это немедленно становится жестокой и безнравственной деградацией. По-моему, здесь какая-то странная загадка.
– Ошикс, ты прекрасное, бессердечное дикое животное – и ничего больше. Если бы ты не была женщиной...
– Ну, давай послушаем, что случилось бы, если бы я не была женщиной.
Маскалл кусал ногти.
– Неважно. Я не могу до тебя дотронуться – хотя, несомненно, ты ни на волос не отличаешься от своего мальчика-мужа. Можешь поблагодарить за это мои «чуждые предрассудки»... Прощай!
Он повернулся, чтобы уйти.
Глаза Ошикс косо взглянули на него из-под длинных ресниц.
– Куда ты направляешься, Маскалл?
– Это неважно, куда бы я ни пошел, везде будет лучше. Ты ходячая пучина преступлений!
– Подожди минутку. Я хочу сказать лишь слово. Как раз начинается блодсомбр, и тебе лучше переждать его здесь. Мы можем быстренько убрать это тело из вида, а раз ты так меня ненавидишь, мы можем не разговаривать и даже не видеть друг друга – места тут достаточно много.
– Я не хочу даже дышать тем же воздухом.
– Странный человек! – Она сидела прямо и недвижно, как прекрасная статуя. – А как насчет твоей беседы с Суртуром и всех тех несделанных вещей, которые ты намеревался сделать?
